Роберт Силверберг - Другие тени Земли
Однако ничего не вышло.
Я видел, как она подходила к телескопу. Я видел, как ее телеса заполняют кресло. Мысленно я слышал мягкий шепоток гипноизлучателя: я ведь знал, что он должен был ей нашептывать. Он уговаривал ее расслабиться, подчиниться.
— Капсула… войди в капсулу… ты будешь управлять краулером… ты… ты… ты это сделаешь…
Я ждал. Она поднялась и, словно лунатик, двинулась к поджидающей ее капсуле. Ее коричневатое тело не сделало ни одного протестующего движения. Лишь только слегка подрагивали мускулы под этой непристойно обнаженной плотью. Излучатель сработал! Точно! Он уломал ее!
Нет.
Она вцепилась в телескоп, словно он был стальным осиным жалом, буравящим ее мозг. Тубус спружинил, и она покатилась по полу. В глазах ее вспыхнула ярость. Она вскочила. Точнее, поднялась на дыбы. Она походила на берсерка. Излучатель оказал на нее некоторое действие. Я видел ее заплетающуюся походку и понимал, что она одурманена. Но одурманена недостаточно сильно. Что-то внутри ее отяжелевшего мозга все же дало ей силу сорвать с себя мрачный саван гипноза.
— Это ты! — взревела она. — Это ты колдовал с телескопом?
— Не понимаю, о чем это ты, Миранда?
— Лжец! Трус! Шакал!
— Успокойся. Ты раскачаешь корабль.
— Я еще не то раскачаю! Что это за пакость копошилась у меня в мозгу? Ты присоединил ее к телескопу? Что это было? Гипноизлучатель?
— Точно, — холодно согласился я. — А что это ты подсунула мне в пищу? Что за галлюциноген?
— Он не подействовал.
— Как и мой гипноизлучатель. Миранда, кто-то же должен сесть в капсулу. Через несколько часов создастся критическое положение. Мы не рискнем вернуться, не сделав самых важных наблюдений. Согласись на эту жертву.
— Ради тебя?
— Ради науки, — сказал я, апеллируя к этой благородной абстракции.
В ответ я совершенно заслуженно услышал лошадиное ржание. Потом Миранда шагнула ко мне. Она уже могла полностью координировать свои действия и, похоже, собиралась затолкать меня в капсулу силком. Она обхватила меня своими ручищами. Мне стало дурно от вони ее толстенной шкуры. Я почувствовал, как затрещали мои ребра. Я принялся колошматить ее, надеясь попасть в какой-нибудь болевой центр и свалить ее на пол, словно подрубленное дерево. Мы ворочались в рубке, стараясь причинить друг другу как можно больше боли. Грубая сила схлестнулась с ловкостью. Она не падала, я не поддавался.
Над нами прожужжал лишенный выражения голос микроцефала:
— Отпустите друг друга. Коллапсирующая звезда приближается к радиусу Шварцшильда. Пора действовать.
Руки Миранды соскользнули с моих плеч. Я поспешно шагнул назад, хмуро окинув ее взглядом, и сделал осторожный вдох. Больно. Тело Миранды было разукрашено красноречивыми фиолетовыми синяками. Теперь мы знали силу друг друга: но капсула оставалась пустой. Ненависть витала между нами подобно шаровой молнии. Совсем рядом стояло серое инопланетное существо с сальной кожей.
Не могу даже сказать, кому первому пришла в голову мысль об этом, Миранде или мне. Но действовали мы быстро. Испуганный микроцефал только слабо протестовал, пока мы волокли его по коридору в помещение, где находилась капсула. Миранда улыбнулась. У меня на душе тоже полегчало. Она крепко держала инопланетянина, пока я открывал люк, а потом мы забросили его внутрь. Задраивали люк мы вместе.
— Запускай краулер, — сказала она.
Я кивнул и пошел к пульту. Словно колючка из духовой трубки, из нашего корабля вылетел носитель с краулером и с огромным ускорением помчался к гаснущей звезде. Внутри носителя была небольшая машина с поджатыми лапами, дистанционно управляемая наблюдателем в капсуле. Когда наблюдатель, охваченный датчиками, шевелил рукой или ногой, сервореле приводили в действие поршни краулера в восьми световых днях отсюда. Он реагировал на все движения оператора, взбираясь на горы шлака, там, где невозможно даже кратковременное пребывание ничего органического.
Микроцефал управлял краулером с большим искусством. Мы прильнули к экранам видеодатчиков, демонстрирующих изображение этого ада в несколько ослабленных тонах. Даже остывшая звезда намного жарче любой обитаемой планеты.
Изображение менялось каждое мгновение: увеличивающееся красное пятно постепенно заполняло весь экран. Происходило что-то совершенно непонятное. Все внимание нашего микроцефала было приковано к невиданному зрелищу. Разбушевавшиеся силы гравитации хлестали извивающуюся звезду. Краулер поднимался, вытягивался, сжимался, подчиняясь силам, медленно растаскивающим его в стороны. Микроцефал тем не менее диктовал все, что он видел и чувствовал: медленно, методично, без малейшего признака страха.
Критический момент приближался. Гравитационные силы увеличились до бесконечности. Микроцефал наконец-то смутился, не в силах описать невиданные топологические явления. Возросшая до бесконечности плотность, нулевой объем — как мог разум воспринять такое? Краулер был расплющен в нечто, не имеющее названия. Все же его датчики продолжали передавать сведения, проходящие через мозг микроцефала, в памятные блоки наших компьютеров.
Затем наступило молчание. Экраны погасли. Немыслимое наконец-то свершилось, радиус черной звезды достиг критической величины. Она сжалась в ничто, и краулер вместе с ней. Инопланетянин в капсуле тоже исчез в мешке гиперпространства, стоящего за пределами человеческого понимания.
Я поднял глаза на экран. Черной звезды не было. Наши детекторы улавливали потоки энергии, оставшейся после ее исчезновения. Нас тряхнула волна, распространяющаяся из того места, где только что была звезда, и все успокоилось.
Мы с Мирандой обменялись взглядами.
— Выпусти его, — сказал я.
Она открыла люк. Микроцефал совершенно спокойно сидел за пультом. Мы не услышали от него ни слова. Миранда вытащила его из капсулы. Глаза его были лишены какого бы то ни было выражения; впрочем, они и раньше ничего не выражали.
* * *Мы на подходе к планетам нашей системы. Наша миссия выполнена. Мы несем бесценные, уникальные сведения.
Микроцефал так и не произнес ни слова с тех пор, как мы вытащили его из капсулы. Не думаю, чтобы он вообще когда-нибудь заговорил.
Наши с Мирандой отношения достигли полной гармонии. Вражды как не бывало. Мы теперь соучастники преступления, спаянные общей виной, в которой не хотим признаться даже самим себе. Каждый относится к другому с любовью и заботой.
В конце концов, кто-то же должен был вести наблюдения. Добровольцев не оказалось. Ситуация потребовала вмешательства грубой силы, иначе роковой круг никогда не был бы разорван.
Хотите понять, почему мы с Мирандой сначала выступали друг против друга, а потом объединились?
Мы оба люди, и Миранда, и я. Микроцефал — нет. Вот в этом-то и дело. Позднее мы с Мирандой решили, что люди должны держаться друг друга. Это связь, которая не рвется.
Такими мы возвращаемся к цивилизации.
Миранда улыбается мне. У меня не осталось больше причин ненавидеть ее. Микроцефал молчит.
КЛЫКИ ДЕРЕВЬЕВ
Из домика, в котором на вершине серого, острого, словно игла, холма Долана Зену, жил Холбрук, была видна вся округа: рощи джутовых деревьев в широкой долине, стремительно несущийся ручей, в котором любила купаться его племянница Наоми, большое неподвижное озеро поодаль. Видно было и зону предполагаемого заражения в северном конце долины в секторе С, где — или это была всего лишь игра воображения? — глянцевитые синие листья джутовых деревьев начинали слегка отливать оранжевым — верный признак ржавения.
Если этот мир должен погибнуть, то начало гибели — здесь.
Он стоял наверху, у прозрачного, слегка вогнутого окна инфоцентра. Было раннее утро. Две бледные луны все еще висели на исполосованном зарей небе, но солнце уже поднималось из-за холмов. Наоми была уже на ногах и плескалась в ручье далеко от дома. До того, как выйти из дома, Холбрук всегда исследовал свою плантацию. Сканнеры и сенсоры приносили ему сведения о состоянии дел во всех ключевых точках участка. Холбрук, сгорбившись, пробежался толстыми пальцами по клавишам управления, заставив зажечься экраны сбоку от окна. Он владел сорока тысячами акров джутовых деревьев — повезло ему с урожайностью, хотя акций у него было маловато, а расписок — хоть отбавляй. Его королевство. Его империя. Он осматривал сектор Д, свой любимый. Так. Экран показывал длинные ряды деревьев футов пятидесяти высотой, беспрестанно шевелящие своими похожими на веревки конечностями. Это была опасная зона, сектор, от которого исходила угроза. Холбрук внимательно всмотрелся в листья. Уже ржавеют? Анализы из лаборатории поступят позднее. Он осматривал деревья, обращая внимание на блеск их глаз, чистоту клыков. Хорошие у него здесь, деревья. Живые, сильные, производительные.
