Мишель Демют - Гамма-южная
— Сейчас я сделаю вам укол. Скоро они должны появиться здесь. Пожалуй, наша посадка была не слишком удачной, но мы находимся не дальше десяти километров от намеченной точки. Хотите сигарету?
Вместо ответа Чиагги еще плотнее стиснул зубы. Непонятно, о какой намеченной точке говорил Хансен? Он проклинал Хансена и непонятную роль, которую тот заставлял его играть. Затем он подумал о станции. Были ли жертвы на ней? Во время катастрофы в секторе «Зенит» кто-то мог погибнуть. Хансен и его друзья явно не из тех, кого могут остановить подобные соображения.
И насколько серьезно ранен он сам? Хотелось спросить об этом Хансена, но, когда он попытался сделать это, сквозь онемевшие губы раздалось только невнятное бормотание. Хансен уже отошел в сторону. Было слышно, как он гремел чем-то среди обломков ракеты. Потом Хансен вернулся и проворчал:
— Неизвестно, куда пропал шприц! Попробуйте вот это!
Хансен включил, фонарь и протянул ему таблетку.
— Если вы ничего не примете, боль вернется. Вы должны знать, что дела у вас неважные. По меньшей мере, пять переломов. Но надежды терять не стоит: наши врачи — асы своего дела.
Чиагги поколебался, затем открыл рот, раскусил таблетку и удивился ее приятному вкусу, пробудившему в нем смутные воспоминания детства. Откинувшись назад, он расслабился и внезапно почувствовал сильную усталость. Затем закрыл глаза. Перед тем как забыться, он уловил шум, похожий на шум двигателя…
Солнце ушло из его поля зрения, из его мозга. Он снова был в настоящем. Хотя смысл этого понятия он улавливал с трудом. Небо продолжало уходить назад между фасадами.
Очевидно, к месту их посадки прибыла транспортная ракета и их с Хансеном нашли. Но кто? Те, кто устроил диверсию на станции и организовал его похищение? Или же на место падения ракеты прибыл военный вертолет? И что произошло затем?
Теперь ему было ясно: его везли по городу. Он видел и чувствовал это, но по-прежнему почти ничего не слышал. Он не мог пошевелиться, словно все еще находился под воздействием наркотика. Да, его куда-то везли, это было очевидно. Может быть, в госпиталь… Значит, он находился в санитарной машине, которая приехала за ним и Хансеном? Но ведь санитарная машина закрыта и передвигается гораздо быстрее. Он же находился сейчас под открытым небом. И перемещался между домами-скалами медленно, словно во сне.
Снова через поле зрения прошло солнце, вернулось назад, остановилось и захлестнуло все мысли, пробудив во второй раз прилив воспоминаний.
Сон. С самого начала он знал, что это был сон. Множество образов, которые долго хранились в глубинах его подсознания, где-то на самой грани между памятью и мраком. Образы детства… Речка, пересекавшая чистый луг, казалось, несла столько же солнечных дисков, сколько было камешков на ее дне. Круглых камешков, зеленых и розовых; солнечных дисков, которые дробились струйками воды, гасли в тени кустов, теснившихся на берегах и укрывавших в своих корнях стайки бойких форелей.
Образ маленькой рыжеволосой девчонки, которую он знал когда-то, но почти забыл. Теперь она была рядом, живая, настоящая. Он сидел под яблоней, росшей посреди луга, и сосал огромный леденец. Девчонка уселась возле него и сказала:
— У тебя на лице солнечные зайчики…
Это рассмешило его, и он дотронулся до своей правой щеки, словно хотел схватить этого удивительного зайчика. Множество их было и на траве под яблоней, и девочка сказала:
— Это тени яблок. — Потом она вскочила и пересела ближе.
— Я сосчитаю их,- решила она и протянула руку. Легкий пальчик украдкой коснулся его щеки. Еще одно прикосновение, уже более уверенное.
— Один, два, три,- считала она. Ее пальчик бегал по щеке, словно муравей.
— Перестань,- сказал он,- ты меня щекочешь.- Но даже не пошевелился, чтобы отвести ее руку, потому что блики солнца на лице были такие теплые, а ручей сверкал так ослепительно.
— Я счетчик солнечных зайчиков,- заявила девочка.- Когда ты узнаешь, сколько их у тебя на лице, ты станешь богатым.
Он засмеялся.
— Это сказка для маленьких детей. Если я пошевелюсь, зайчики убегут прочь.
Он хотел встать, но вокруг него все мгновенно изменилось. Солнечный свет исчез, все почернело. Он осознал, что лежит на чем-то твердом посреди темной комнаты. Над ним находился ослепительный диск, вокруг диска виднелись наклонившиеся к нему лица. Пять лиц, каждое из которых было закрыто снизу белой повязкой. Пять лиц с напряженно-внимательным взглядом. Одного, крайнего справа, он узнал — это был Хансен. Совсем близко от его лица проплыла рука, державшая блестящий инструмент.
— Черт возьми! — произнес голос Хансена.- Он просыпается.
— Это невозможно! Доза была около…
— Он видит нас! Кастэн, удвойте дозу, быстрее!
Лица над ним заколебались; внезапно появилась боль, невыносимая, невероятная, охватившая его голову. Он попытался крикнуть, но, похоже, у него не было рта. Он чувствовал навалившуюся на него тяжесть и боль, его охватило возмущение, которое он хотел выразить криком, но слышал только слабое позвякивание невидимых инструментов.
— А они? Как они себя чувствуют?
— Хорошо. Ими сейчас занимается Вармон.
В его тело где-то вонзилась игла, и он сразу же вернулся на луг, к ручью, к ласковым прикосновениям солнечных лучей и пальчиков рыжей девочки, к трескотне насекомых. Все это, вместе с сухой травой и блестящими камешками на дне ручья, и было летом.
— Подожди, не уходи,- сказала девочка.- Я уже сосчитала до сорока шести. Я еще не кончила.
— Считай быстрее,- сказал он.- А потом мы пойдем купаться.
— Хорошо. И я поймаю тебе руками форель. Вот увидишь. Стоит только погладить ее по животу…
— Я слышал, что так можно поймать форель.- Он посмотрел вверх, на листву, и увидел яблоки, еще маленькие и зеленые.- Но я никогда не видел, чтобы кому-нибудь удалось сделать это.
— А я это умею,- сказала девочка.- Пятьдесят семь, пятьдесят восемь… пятьдесят девять.
— Много еще осталось?
— Шестьдесят один, шестьдесят два… Все! Да, еще один на ухе. У тебя большие уши.
— Я знаю,- сказал он.
Она встала и взяла его за руку.
— Пойдем теперь купаться.
И они пошли к ручью.
— Венерианские черепахи,- сказал Жан Бомон де Серв,- близки к своим земным аналогам, в особенности к большой галапагосской черепахе, но имеют гораздо более развитой мозг. Они живут группами от восьми до двенадцати особей на огромных глубинах, но могут в течение многих часов жить и на воздухе. Я думаю, что вы знакомы с их повадками; о них много писали после их открытия восемь лет назад. Черепахи обитают главным образом в Большом южном море, у побережья, где был построен Дорис… Нам пришлось затратить много усилий и времени, чтобы обнаружить одну стаю, и еще более — чтобы поймать ее целиком и доставить на Землю в обход официальных контролирую щих органов.
— Доставить венерианских черепах на Землю? — воскликнул журналист, лицо которого виднелось на нижнем левом экране. — Но как удалось сохранить им жизнь?
Бомон снисходительно улыбнулся, одновременно прислушиваясь к легким звукам шагов в соседней комнате. Похоже, что те, кого он ждал, уже пришли. Но момент выхода на сцену для них еще не наступил.
— Единственное существенное различие между Южным морем Венеры и Средиземным морем Земли заключается в их разной солености,- сказал он.- Оказалось, что венерианские черепахи очень любят соль, а поэтому жизнь в Средиземном море для них можно сравнить с затянувшимся пребыванием гурмана в ресторане.
На экранах появились вежливые улыбки, но Бомон, трезво оценивавший свои способности к юмору, продолжал:
— В этом ресторане черепахи выбрали подвал… Это значит, что глубину в 800 метров, на которой находится нижний уровень станции Гамма-южная, для них можно оценить как в высшей степени приятную обстановку.
На мгновение наступила тишина. Бомон спокойно сидел перед двенадцатью уставившимися на него журналистами.
— Это ваши черепахи разрушили Гамму-южную? — спросил наконец журналист с правого верхнего экрана.
Бомон кивнул. Его исключительно тонкий слух позволял уловить тихие голоса в соседней комнате.
— Венерианские черепахи и еще кое-что,- сказал он. Бомон положил руки на стол и наклонился вперед.- Хотя мозг черепах и сильно развит, все же они не способны усвоить, как следует передвигаться в контролируемом периметре, где нужно разместить взрывчатку и многие другие детали… Нет, стая черепах — я имею в виду нормальных черепах — не смогла бы… пошатнуть историю.
На этот раз заинтригованные журналисты промолчали. Их пригласили для того, чтобы сообщить важные сведения о победе Бомона, но то, что им говорили сейчас, превосходило их понимание.
— Если вы не возражаете, я не буду продолжать разговор о шестидесяти процентах удачи, обеспечивших успех. Оставим эти подсчеты большим калькуляторам. Я не думаю, что вас устроит перечисление массы разнообразных, часто противоречивых элементов, входящих в эти шестьдесят процентов. Вернемся к самой операции.- Бомон выпрямился, постучал пальцами по только что вышедшей в свет пропагандистской брошюре и сказал: — Сегодня народ узнает имя полковника Поля Чиагги. Ну а вы, информированные и бдительные представители прессы, что вы можете сказать о нем?
