Олег Авраменко - Звёзды в ладонях
– Спрингфилд, остров Джерси.
– Гм, никогда там не был. Однако слышал, что у вас отличный курортный комплекс.
– Ага, – подтвердила девочка без особого энтузиазма. – Это единственное, что есть на Джерси. Если захотите отдохнуть, приезжайте к нам.
– Обязательно приеду.
На этом наш разговор увял. Рашель ещё немного постояла возле моего столика, переминаясь с ноги на ногу, затем как-то неуверенно произнесла:
– Ну, я пошла…
– Счастливо, – ответил я. – Не забудь о карточке.
– Не забуду. Ещё раз спасибо.
Одарив меня на прощанье улыбкой, Рашель направилась к выходу. Я провёл девочку долгим взглядом, с завистью думая о том, как крупно повезло её отцу. Человек, у которого есть такая дочь, должен считать себя счастливчиком…
3
Когда через полчаса, сытно пообедав, я вышел из ресторана, то почему-то совсем не удивился, обнаружив, что в тоннеле меня поджидает Рашель. Нельзя сказать, что я рассчитывал её снова увидеть, но что хотел – да.
– Уже взяла карточку? – спросил я.
Она мотнула головой:
– Нет.
– Почему?
– Я оставила её дома.
Я мысленно обозвал себя недотёпой. Мне следовало сразу догадаться, что Рашель солгала официанту насчёт камеры хранения. Она никак не могла забыть свою соцкарточку в багаже – ведь в противном случае ей нечем было бы заплатить за пользование автоматической ячейкой. Следовательно, багажа у неё совсем не было, она прилетела налегке – лишь с тем, что на ней надето.
– Неприятная история, – сказал я. – Чем я могу помочь? Взять обратный билет? Думаю, тебе лучше вернуться на Джерси.
Девочка явно не рассчитывала на такую щедрость с моей стороны и на секунду даже замерла от изумления.
– Ох, благодарю Вас, не стоит. Я приехала сюда в гости к дяде, он обо мне позаботится. Вот только… – она засмущалась, – всё дело в том, как к нему добраться. Мой джерсийский проездной на метро здесь не действует.
– Понятно. Ну что ж, пошли я куплю тебе жетоны.
Мы направились в другой конец тоннеля, где располагался вход на станцию подземки.
– А дядя хоть знает о твоём приезде? – поинтересовался я.
– Конечно, знает.
– Почему же он не встретил тебя?
– У него лекции в университете. Мы договорились, что я доберусь сама. В конце концов, я уже не маленькая и могу обойтись без няньки.
Я иронично усмехнулся, однако не стал оспаривать её последнее утверждение.
– Твой дядя преподаватель?
– Ага. Профессор физики.
Мы вошли в вестибюль метро, я вставил свою кредитку в ближайший автомат и получил пять проездных жетонов.
– Этого хватит?
– Вообще-то мне достаточно и одного, – ответила Рашель, но тем не менее взяла у меня все жетоны, четыре из них сунула в боковой карман брюк, а последний зажала в руке. Скороговоркой пробормотав слова благодарности, она сделала было шаг в сторону эскалатора, как вдруг замерла и резко повернулась ко мне. Лицо её стало бледным, а в глазах застыл ужас.
– Что с тобой? – озадаченно спросил я. – Тебе плохо?
– Молчите! – напряжённо прошептала девочка. – Не говорите ничего… Не оглядывайтесь.
Мимо нас прошёл высокий чернокожий мужчина в пёстром наряде и остановился возле соседнего автомата. Рашель усиленно старалась не смотреть на него, но всё же, вопреки своей воле, искоса следила за ним.
Мужчина, не обращая на нас никакого внимания, купил жетоны и уверенно направился к турникетам. Когда он отошёл на достаточное расстояние, Рашель встрепенулась, крепко схватила меня за руку и увлекла к выходу из метро.
– Пойдёмте. Быстрее!
Совершенно сбитый с толку, я без возражений последовал за ней.
Оказавшись снаружи, Рашель отпустила мою руку и бессильно прислонилась к стене рядом со стеклянной дверью. Её била мелкая дрожь, а на лбу выступил капли пота. Она была не просто напугана – она была в панике.
– Ты объяснишь мне, что случилось? – строго осведомился я. – Кто был тот человек? Ты его знаешь?
– Это… – Она судорожно сглотнула. – Это не человек. Он – пятидесятник.
Мне понадобилось не менее десяти секунд, чтобы понять, о чём идёт речь. Как и все жители Махаварши, я подсознательно избегал любых мыслей об Иных, поэтому первое, что пришло мне на ум в связи с этим словом, была древняя религиозная секта, упоминание о которой я однажды встречал в какой-то исторической книге. И лишь потом до меня дошло, что Рашель имеет в виду разумную гуманоидную расу, чьи представители были известны своими метаморфными способностями. Нет, конечно, превращаться в лошадей или кроликов они не могли, однако скопировать человеческую внешность было вполне им под силу. Особенно негроидную – поскольку естественный цвет их кожи варьировался от угольно-чёрного до светло-коричневого, и не было необходимости искусственно менять её пигментацию.
Пятидесятниками их прозвали из-за того, что генный набор у них состоял из двадцати пяти пар хромосом против двадцати трёх у людей, и этими четырьмя лишними хромосомами многие биологи объясняли гибкость и изменчивость их облика. Впрочем, официально их раса называлась нереями – по имени мифологического персонажа, способного менять свою внешность; но в просторечии к ним как-то накрепко прилипло прозвище «пятидесятник».
В своё время нереи-пятидесятники, наряду с альвами и дварками, были самыми верными соратниками землян в их космической экспансии, но позже именно они, в союзе с ещё одной гуманоидной расой – габбарами, возглавили античеловеческую коалицию и развязали галактическую войну. Эта война завершилась сокрушительным поражением людей…
– Не говори глупостей, – убеждённо произнёс я. – Ты видела просто чернокожего мужчину. Человека, а не пятидесятника. Никаких Иных на Махаварше нет. Они там, – я кивнул вверх, – а мы здесь. Это предусмотрено договором, который мы строго соблюдаем.
– Нет, – стояла на своём Рашель. – То был пятидесятник. Я узнала его по походке. Они двигаются по-особенному, это нельзя спутать ни с чем.
Я тяжело вздохнул и задумался, что делать дальше. Мимо нас проходили люди, некоторые из них с любопытством поглядывали в нашу сторону, привлечённые странным поведением Рашели. Ещё немного – и какой-нибудь слишком бдительный гражданин заподозрит, что я пристаю к девочке. А тогда хлопот не оберёшься…
– Значит так, – сказал я. – Пойдём со мной. Я отвезу тебя к дяде на флайере.
Вопреки моим опасениям, Рашель не стала возражать и сразу согласилась. Очевидно, родители не предостерегали её от излишней доверчивости при общении с незнакомыми мужчинами. Или, может, в своём теперешнем состоянии она напрочь позабыла об осторожности. Как бы то ни было, в душе я порадовался, что ей встретился порядочный человек (то есть я), а не один из тех извращенцев, о которых часто рассказывают в криминальной хронике.
Мы прошли на служебную стоянку и сели в мой флайер. Рашель расположилась в переднем кресле для пассажиров, стянула с себя курточку и рукавом рубашки вытерла покрытый испариной лоб.
– Извините, я такая дура! Сама не понимаю, что на меня нашло. Даже если это был чужак, какое мне до него дело. Не за мной же он пришёл.
Её слова прозвучали неубедительно. Она явно пыталась обратить случившееся в шутку, однако я видел, что её до сих пор трясёт. Тот человек, кем бы он ни оказался на самом деле, внушал ей панический страх.
Дежурный по стоянке дал мне сигнал, что путь свободен. Я тотчас запустил двигатель флайера, взлетел и направился к ближайшей транспортной развязке.
– Итак, куда летим? Где живёт твой дядя?
– В университетском городке. Бозе-драйв, сто восемнадцать.
Это было почти в противоположном конце города.
– Ясно. Минут через сорок будем на месте.
Достигнув развязки, я поднялся на третий скоростной горизонт и влился в поток машин, следующих в юго-западном направлении. Час пик ещё не настал, воздушная трасса была достаточно свободной, и управлять в таких условиях флайером было сплошным удовольствием. Хотя, конечно, это не сравнить с полётом на суборбитальном лайнере…
– Кстати, – спустя минуту отозвался я. – Как его зовут?
– Кого?.. А-а, дядю? Свами Агаттияр.
– Знакомое имя. Где-то я его слышал. Только не помню, где.
– Несколько лет назад ему присудили Всепланетную премию по физике. А он от неё отказался.
– Ах да, теперь вспомнил. Громкий был скандал. Если не ошибаюсь, он протестовал против недостаточного финансирования своих исследований.
Рашель утвердительно кивнула:
– Совершенно верно. И с тех пор положение не улучшилось. Средств, которые сейчас выделяет ему правительство, едва хватает на содержание лаборатории и заработную плату сотрудников.
– С фундаментальной наукой всегда так, – заметил я. – Она редко даёт немедленный эффект, поэтому обычно ей достаются лишь жалкие крохи. Вся история свидетельствует о том, что важнейшие научные открытия делались скорее на энтузиазме самих учёных, чем благодаря щедрым бюджетным вливаниям.
