Странный новый мир - Самат Айдосович Сейтимбетов
— Хм-м-м-м, - отозвался Михаил.
Очарование нового мира слегка угасло, как с Таней.
— А если тебе поставить ипу, которая будет ограничивать тебя и Старстена вместе? – предложил он, когда они уже свернули от реки и влились в «поток».
— Вместе?
— Ну да, ты подашь ему пример, что ограничивают вас обоих и вообще.
— Над этим надо подумать, - кивнула Алатея и добавила. – Давай домой, что-то у меня уже рога мерзнут.
— Конечно! – вскричал Михаил. – Не надо было терпеть все это ради меня!
— Оно того стоило, для местных полеты на поясе самое естественное дело, а найти того, кто разделяет мой восторг ими – такое дорогого стоит.
— Пожалуй, - согласился Михаил.
Пока они летали туда и сюда, а потом пытались достать Старстена из кустов малины да так, чтобы Османа Петровича не хватил удар от испорченных растений, появилась и отсутствовавшая пара соседей. Женатая пара, как показывал их сетевой статус, и Михаил понял, что на глаз, без подсказок манопы, не определил бы, к кому относилась жена. Смуглая, но не до черноты негров, ближе к арабам или евреям, носатая, широкоглазая и широкобедрая, мелкая в смысле роста, подвижная и любопытная. Муж, огромный ленивый увалень, больше напоминал сенбернара и словно компенсировал собой подвижность жены.
— Михаил Лошадкин, недавно вышел из криосна и получил гражданство, - представился он.
Молчаливый обмен через сеть статусами и именами прошел в соответствии с современным этикетом, если тут вообще было применимо такое слово. Свобода и естественность, как девизы нового времени, но Михаил все же представился вслух, чтобы сразу закрыть все вопросы и, чего скрывать, посмотреть на реакцию. Семейная пара, ей – двадцать шесть, ему двадцать восемь, то есть они родились уже в новом мире и не знали другого (в космос не летали).
— Цецилия Авансон, специалист по прочности сплавов и выращиванию из них нужных конструкций, - тут же восхищенно отозвалась жена, глядя на него черными, широко раскрытыми, словно в аниме, глазами.
— Димитр Йохабе, - пробасил муж, - сейчас занимаюсь синергическим дизайном.
— А вы были в криосне, но ведь в него давно уже не погружают и надобность в анабиозе для полетов отпала после наступления ээ, - затараторила Цецилия.
Последнее прозвучало с интонациями дворовых гопников, «э, ты слышь» и Михаил едва не заржал. Эпоха Энергония, конечно, и некоторые даже предлагали начать с момента открытия новое летоисчисление, но все же.
— Я случайно оказался заморожен перед самым началом третьей мировой, - признался Михаил.
— О! Я изучала ту эпоху и писала доклад о влиянии культуры блипового восприятия на политику и общественные решения, вы просто обязаны рассказать нам все, ведь у нас есть время, да, дорогой?
— Конечно, - согласился Димитр.
Михаил чуть улыбнулся и начал рассказывать, незаметно поглядывая на Алатею.
Глава 14
— Позабыты хлопоты, остановлен век, вкалывают роботы, а не человек, - мурлыкал под нос Михаил древнейшую песню из совсем другой эпохи.
В то же время, суть она передавала, роботы вкалывали, а человек - то есть сам Михаил - следил за ними, реагируя на полученные сигналы. Правда, полежать пузом кверху на солнышке не удалось, так как всплыли те нюансы, из-за которых здесь и требовался личный присмотр живого. Стоит интересоваться таким заранее, отметил для себя Михаил, реагируя на очередной вызов, выглядевший для него, как всплывающая перед глазами табличка.
Можно было настроить и иначе, разумеется, все равно все обеспечивалось манопой внутри, но Михаилу нравился такой вариант, веяло от него ностальгией, играми и прежними мечтами, особенно на основе книг, как кто-то попал в виртуальность и начал там качаться, аж просто ух, до дыма серверов и управляющих ИИ.
— Оставить, - принял он решение.
"Экспедиция" (в кавычках потому, что таковые у Михаила прочно ассоциировались с лагерями из палаток в жопе мира) работала комплексно, занималась исследованием и нейтрализацией угроз, а также описаниями, сканированием и воссозданием случившегося, истории этого места, облика. Здания, по возможности, не трогали, пытались очищать и отмывать до первозданного вида, словно археологи с кисточками, отсюда и ассоциации с житьем в палатках посреди пустыни.
Роботы, разумеется, могли и сами отмывать или ломать, или еще что, но им специально задали максимально "неуверенную" программу и на каждый условный цифровой чих, где не было стопроцентной гарантии, они слали сигналы Михаилу, а тот принимал решения.
— Можете стирать, художественной ценности это не представляет, - хмыкнул он дальше.
— Но это же аутентичные рисунки, ручные граффити! - донесся изумленный возглас.
Михаил машинально обернулся, хотя и так в общем-то уже увидел сетевую отметку рядом с собой. Помимо общей сети, связывающей всех, экспедиция создала нечто вроде локальной, пометки той территории, на которой они работали и всех участников, обменивались сообщениями, объединяли ресурсы и так далее.
Маркета Сванди при первой встрече понравилась Михаилу, а вот он ей - нет, и ему вспомнилась старая мудрость, что чем мельче собака, тем злее. Маркета напоминала ему мелких собачонок на тоненьких ножках, из числа тех, что разные гламурные фифы в его время любили носить на руках, и Сванди представляла собой сплав облика фиф и злобности собачонок.
— Таких граффити всегда было полно, - вздохнул Михаил, - и уж ценность у них... отрицательная.
— Но они часть здания!
— Да вот, ни..., - Михаил покосился на стену с рисунком полового органа и надписью из трех букв. - Все это дорисовали уже позже, уж поверь мне.
В новом мире царила открытость, легко переходили сразу на ты, и экспедиция дополнительно сплачивала живых внутри себя, но все же, в случае с Маркетой, такое оказалось некстати. Он обернулся и посмотрел на Сванди сверху вниз, на ее обманчиво кукольную и хрупкую внешность, выделяющуюся в этом мире, полном спортивных живых.
— Значит, этот рисунок отражает развитие здания во времени! - топнула ногой Сванди.
Назло Михаилу, в этом он не сомневался. Оставалось только гадать, за что она его невзлюбила, и он даже спросил прямо, но получил в ответ фырканье и обвинения в фантазиях.
— Сюда могут водить детей на экскурсии, - возразил он.
Стоило бы промолчать, но у него возникало старое, почти забытое ощущение, из-за которого
