Джеймс Уайт - Космический госпиталь. Том 1
Существо никак не отреагировало на его приближение, и Конвей уже начал беспокоиться, не опоздали ли спасатели. Он все ещё не видел ни глаз, ни рта, но разглядел нечто вроде жаберных щелей и ушных отверстий.
Протянув руку, он осторожно дотронулся до одного из щупалец.
Существо словно взорвалось.
Конвей отлетел в сторону. Правая рука онемела от удара, который, не будь на нем тяжелого скафандра, размозжил бы кисть. Он поспешно включил гравитационный пояс, чтобы не взлететь к потолку, и отступил к двери.
Из града вопросов, посыпавшихся из наушников наконец удалось выделить два: почему он вскрикнул и что за шум в отсеке?
Голос Конвея дрожал:
— Я… я установил, что пациент жив… — проговорил он.
Гендрикс, наблюдавший за происходящим через люк, поперхнулся от смеха.
— Клянусь, в жизни не видел более живого пациента! — восторженно воскликнул он.
— Можете вы объяснить, что произошло?! — взревел О'Мара.
Ответить было непросто, глядя, как пострадавший катается по отсеку.
Физический контакт с Конвеем привел пациента в паническое состояние, а теперь столкновения с полом, стенами, предметами, что плавали в воздухе, вызвали цепную реакцию. Пять пар сильных, гибких конечностей взмывали вверх на два фута, какой бы частью тела существо ни касалось предметов.
Улучив благоприятный момент, Конвей успел юркнуть в переходную камеру. Существо, беспомощно взлетев в воздух посреди отсека, медленно вертелось вокруг оси, напоминая одну из старинных космических станций. Оно постепенно приближалось к стене, и надо было принять меры, прежде чем оно снова начнет метаться по помещeнию.
— Нам нужна тонкая крепкая сеть номер пять, — быстро произнес Конвей, — пластиковый мешок, в который он может поместиться, и несколько насосов.
В настоящий момент не исключено содействие пациента. Поймав его в сеть и спрятав в мешок, мы накачаем туда насосами воздух и в таком виде доставим пострадавшего на катер. Давайте скорее сеть!
Конвей не мог понять, как существо, живущее при такой силе тяжести, могло столь бурно двигаться в разряженном воздухе.
— Курседд, есть ли результаты анализа? — неожиданно спросил он.
Сестра медлила с ответом, и Конвей уже было решил, что она не расслышала его, но тут раздался её бесцветный спокойный голос:
— Анализ закончен. Состав воздуха в отсеке позволяет вам, доктор, спокойно снять шлем и дышать полной грудью.
Вот оно, самое главное противоречие, подумал Конвей. Наверняка Курседд так же растеряна, как и он сам. И тут он рассмеялся, представив, что сейчас творится с медсестрой…
Глава 3
Несмотря на отчаянное сопротивление, спустя шесть часов пациент был доставлен в палату 310-Б, небольшое помещeние неподалеку от Главной операционной ДБЛФ. К тому времени Конвей уже не знал, чего он больше хочет: вылечить пациента или не медля, прикончить его на месте. Судя по всему, спасатели и Курседд, транспортировавшая пациента, испытывали те же чувства. Конвей провел предварительный осмотр, насколько это позволяли сеть и прозрачный мешок, и взял для анализа кровь и соскреб с наружного покрытия пострадавшего. Образцы он отправил в Лабораторию патологии, наклеив на них красные этикетки «Крайне срочно». Курседд сама отнесла их в лабораторию, не доверив пневматической трубе: когда дело касалось цвета этикетки, работники лаборатории вдруг обретали удивительную слепоту.
Наконец, Конвей приказал сделать рентгеновские снимки и, оставив пациента под наблюдением Курседд, отправился к О'Маре.
Когда Конвей закончил свой рассказ, О'Мара с облегчением заключил:
— Ну, самое трудное позади. Полагаю, вам хочется довести это дело до конца? — спросил он.
— Н… н… не думаю, — отозвался старший терапевт.
О'Мара нахмурился.
— Если вы отказываетесь от пациента, так прямо и скажите. Не терплю уверток.
Конвей втянул носом воздух, а затем медленно и раздельно проговорил:
— Я хочу продолжать это дело. Мои сомнения относятся к вашему ошибочному утверждению, будто самое трудное позади. Самое трудное впереди.
Я провел предварительный осмотр больного и, как только будут готовы результаты анализов, проведу более подробное исследование. Завтра при осмотре больного я хотел бы, если возможно, видеть докторов Маннона, Приликлу, Скемптона и вас.
О'Мара поднял брови.
— Странный набор талантов, — сказал он. — Не могли бы вы уточнить, доктор, зачем мы все вам понадобились?
Конвей покачал головой.
— Мне пока не хотелось бы говорить об этом.
— Хорошо, мы придем. — О'Мара явно заставлял себя быть вежливым. — И я прошу прощения, что не так истолковал ваше невнятное бормотание, когда не мог разобрать более одного слова из каждых трех. Идите, доктор, и выспитесь, прежде чем я снова наброшусь на вас.
Только тут Конвей понял, как устал. Кое-как доплелся до своей комнаты, и его походка напоминала стариковское шарканье, а вовсе не спешную, уверенную поступь старшего терапевта.
* * *На следующее утро Конвей два часа провел возле своего пациента, прежде чем собрался консилиум, о котором он накануне просил О'Мару. Нового выяснить ему почти не удалось, он только лишний раз убедился, что ничего не сможет сделать без специалистов.
Первым появился доктор Приликла. О'Мара и Скемптон, главный инженер Госпиталя, пришли вместе. Последним появился доктор Маннон, задержавшийся в операционной ДБЛФ. Ворвавшись в палату, он притормозил, а затем медленно дважды обошел вокруг пациента.
— Похоже на баранку с маком, — сказал он.
Все поглядели на него.
— Увы, это не мак, — вздохнул Конвей. — Совсем не так просто и безвредно. — Он подкатил к пациенту рентгеновскую установку. — Парни из Лаборатории патологии считают, что это злокачественные образования. А сам пациент, если вы присмотритесь внимательней, не имеет ничего общего с баранкой. Физиология, характерная для ДБЛФ, — цилиндрическое тело со слабо выраженным скелетом и сильной мускулатурой. Ложное впечатление создается тем, что по одному ему известной причине он старается проглотить собственный хвост.
Маннон внимательно вгляделся в изображение на экране рентгеновской установки и, выпрямившись, развел руками.
— Типичный заколдованный круг, — произнес он и добавил:
— Поэтому-то вы и пригласили О'Мару? Подозреваете, что у пациента не все дома?
Конвей пропустил вопрос мимо ушей и продолжил:
— Поражение наиболее значительно там, где смыкаются рот и хвост пациента. В сущности, эти области настолько поражены, что трудно разглядеть границу между ними. Очевидно, опухоли весьма болезненны или по меньшей степени вызывают неодолимый зуд — вот почему он буквально вгрызается в свой собственный хвост. С другой стороны, такое положение тела может объясняться непроизвольным сокращением мышц, которое вызвано либо поражением, либо чем-то вроде эпилептической судороги…
— Второе мне кажется реальней, — вмешался Маннон. — Чтобы поражение успело перейти с хвоста на ротовую часть, или наоборот, нужно, чтобы челюсти были сомкнуты длительное время.
И на этот раз Конвей, казалось, не слышал замечания.
— На погибшем корабле существовала искусственная гравитация, продолжал он, — но я установил, что условия жизни пациента близки к нашим.
Жаберные щели по обе стороны головы, не затянутые ещё опухолью, служат для дыхания. Отверстия меньшего размера, частично прикрытые мышечными выростами, служат ушами. Пациент может слышать и дышать, но не может есть.
Надеюсь, вы согласны, что сначала следует освободить рот?
Маннон и О'Мара согласно кивнули. Приликла развел четырьмя манипуляторами, что означало примерно то же самое, а Скемптон глазел в потолок, размышляя, наверно, о том, не напрасно ли его пригласили. Однако именно к нему и обратился Конвей. Пока они с Манноном будут согласовывать код операции, Приликле и главному инженеру придется взять на себя вопросы связи. В то время как Приликла будет изучать эмоциональную реакцию пациента, Скемптон с помощниками проведут ряд звуковых опытов. Как только будет установлен слуховой барьер пациента, следует модифицировать транслятор, и сам больной поможет врачам установить диагноз, а это упростит лечение.
— Здесь и так многовато народу, — деловито сказал Скемптон. — Я и один справлюсь. — Он подошел к интеркому, чтобы заказать необходимое оборудование.
Конвей обернулся к О'Маре.
— Молчите, я хочу сам догадаться, — сказал старший психолог, прежде чем Конвей раскрыл рот. — Мне достанется самая легкая работа: как только мы найдем способ общения с пациентом, убедить его, что эти мясники — я имею в виду вас с доктором Маннон — не причинят ему вреда.
