Александр Зорич - Повести о космосе (сборник)
Пес, тоже понемногу успокоившийся, встал на краю плота, чтобы справить малую нужду.
Тоненькая золотистая струйка, чертя баллистическую параболу, безмятежно соединялась с дрожащим аквамарином морской ряби.
Вдруг журчание как бы удвоилось, упятерилось, удесятерилось.
Пес поднял глаза.
Ближайший к нему капюшон – возможно, тот самый, которого он спас, а может и не тот, – приподнявшись над поверхностью, исторгал, при помощи одной из многочисленных складок своего тела, длинную тонкую струйку, узнаваемую копию струйки инженерской.
То же делали и другие капюшоны.
«Солидарность?!»
Пес в голос загоготал.
Настало утро – второе утро пана Станислава на Фелиции.
Первым делом он бросил взгляд на запад – не подошла ли флотилия капюшонов вплотную к берегу? (Пес по–прежнему не оставлял надежд сбежать от своих спасителей – теперь он предпочитал называть их так – при первой же возможности.)
Ничего подобного. Берег виднелся едва различимой серо–желтой фата–морганой, до него было километров восемь.
«Ну что же, – подумал Пес. – Позабочусь–ка о дне сегодняшнем, а завтрашний – пусть огнем горит!»
Он открыл ящик с продуктами и обстоятельно наметил меню грядущего завтрака. Минеральная вода «Белозеро». Саморазогревающийся печеный картофель с салом по–деревенски. Салат из маринованной репы с изюмом. Рулеты «Вальдшнеп», как уверяла этикетка, из мяса болотной дичи.
Пес никогда не жаловал русскую еду. И ставил вездесущие русские рестораны где–то наравне с китайскими – набившая оскомину экзотика, да еще и для пищеварения нелегкая. Но аппетит у него разыгрался зверский. Стоило ли перебирать харчами?
В общем, он съел всё. И не отказался бы от добавки… если бы не вполне естественные соображения экономии. Сколько им еще плыть? Неделю? Две?
Пес сыто поглаживал покрытый густой порослью живот, по–курортному развалившись в геометрическом центре плавучего острова, когда его слух уловил зарождение какого–то неясного, тревожащего звука.
Повертев головой, Пес определил, что звук доносится с северо–запада.
Там, в накаленном солнцем полуденном мареве, что вуалью висело над далеким берегом, чернела теперь маленькая оспина.
«Вертолет!» – обрадовался Пес.
Но сразу же одернул себя.
Чему было радоваться, если любой бороздящий воздушные просторы Фелиции летательный аппарат был потенциально опасен? В лучшем случае он мог бы принадлежать ученым, в среднем – дипломатам Объединенных Наций. Ну а в худшем – корпоративной охране концерна «Дитерхази и Родригес», брошенной на поиски «Дюрандаля» и двух ценных беглецов.
Но даже ученым и дипломатам попадаться на глаза было крайне нежелательно. Стоит ему, Песу, позволить спасти себя от капюшонов, и всё, пиши пропало, он станет частью их сложного учено–дипломатического сюжета. Его куда–то повезут, начнут расспрашивать, лечить, устраивать, конечно, придется им что–то объяснять, а значит юлить и врать. Он справится, ведь он опытный, тренированный старый лис. Неисправимо лишь одно: так или иначе, это будет их сюжет, сюжет ученых или дипломатов. А у него, пана Станислава, был свой.
Вертолет шел прямо на них. Пес забеспокоился.
Хорошо бы спрятаться. Но куда?
Единственным решением было схорониться под островом–гнездом и переждать.
Пес поморщился – как же не хотелось ему, обгорелому, измученному, лезть в прохладную воду! Опять вся одежда будет мокрой, суши ее потом! А если воспаление легких?
Но вертолет приближался.
Пес решился на компромисс. Он споро скинул брюки, стянул свитер и ботинки. Уложил всё это в ящик с едой и замаскировал его под особенно густой кочкой. И в одних трусах – на случай, если его всё–таки обнаружат (вот она – старомодная польская стыдливость!) – спустился в воду, держась за край плота.
Остров–гнездо оказался многослойным.
Восседая на нем сверху, заметить это было нельзя. Но от уровня воды при дневном свете открывался вид на несколько полостей–пещерок, укрытых под свесами из хвощевидных гирлянд.
В одну из таких пещерок он и забрался, не без труда подтянувшись на руках. Едва успели его пятки скрыться, как вертолет с грохотом промчался прямо над гнездом.
Пересилив детское желание съежиться и зажмуриться, Пес осторожно выглянул в просвет между плетением стеблей.
Это был новехонький вертолет H–112 южноамериканского производства. Его винты, выполненные по соосной схеме, казалось, работают нехотя, с ленцой. На самом же деле они гнали воздух с такой силой, что плот ощутимо раскачало на поднятой ими волне.
Пес хорошо знал эту машину. Одно из конструкторских бюро, принадлежащих «Дитерхази и Родригес», проектировало для него электронную начинку. На основании договоренности между родным концерном Песа и фирмой–производителем вертолета, «Дитерхази и Родригес» покупал его почти по себестоимости…
Вертолет, что было свойственно его винтокрылому племени, развернул фюзеляж на девяносто градусов и продолжил лететь левым бортом вперед. В его правом борту, повернутом теперь к Песу, чернел проем раскрытой грузовой двери – там вертел головой летный наблюдатель. Поблескивали рачьими глазами нашлемные очки всережимного видения.
HERMANDAD – кричала огромная белая надпись на хвостовой балке вертолета.
«Эрмандадой» называлась корпоративная охрана нескольких крупнейших южноамериканских концернов.
Пес когда–то слышал, что слово это древнее. В испанских городах времен Реконкисты так звали стражу, отличавшуюся бескомпромиссностью и особенной жестокостью…
Теперь уже сомнений не было – это посланцы «Дитерхази и Родригес». Оперативность их появления на Фелиции можно было понять – за один день лишиться двух ведущих инженеров! Пес знал себе цену. И она была достаточно высока. Но цену гению Эстерсона он знал и подавно… Нет, так просто концерн «Дитерхази и Родригес» с создателем «Дюрандаля» не расстанется…
«Ну давай, метла поганая. Покрутилась – и лети отсюда. Ничего интересного тут нет. Только дикие твари–капюшоны. Мигрируют со своими гнездами, набитыми безмозглыми личинками. Что с капюшонов взять? Они «Дюрандалей“ не строят…» – бормотал Пес.
Но вертолет заклинаний шаманствующего инженера не слушался.
Он продолжал кружить над флотилией, опустив остекленный нос. Словно бы принюхивался.
Вдруг вертолет снизился так решительно, будто собрался сесть на одно из плавучих гнезд. В какой–то момент Песу показалось, и впрямь собирается.
«Но это же идиотизм!» – недоумевал инженер.
Вскоре экипаж вертолета продемонстрировал–таки настоящий идиотизм.
Нет, они не сели на плот. Но…
В дверном проеме недобро блеснуло оружие. Наблюдатель передернул затвор, опустил ствол автомата вниз и выпустил в воду длинную очередь.
Зачем он это сделал? Насмотрелся запрещенных фильмов про морское сафари? Или просто от скуки?
Последствия были самые катастрофические.
Вода забурлила. В воздух взмыли десятки желтых щупалец.
Некоторые из них промахнулись. Но тех четырех, что сумели вцепиться в правое шасси и костыль на хвостовой балке вертолета, было более чем достаточно.
Спустя секунду накренившийся вертолет уже рубил лопастями воду. Еще мгновение – и он провалился вниз, почти не задержавшись на поверхности.
Негромко ухнула смыкающаяся воронка. И всё. Никаких больше звуков – вертолет сгинул как–то совершенно буднично, без громких эффектов.
Пес живо представил себе дальнейшую судьбу вертолета. К первому капюшону–охотнику присоединяются его друзья, они волокут несчастных эрмандадских дуроломов всё глубже и глубже… И в самом деле, если они с такой скоростью тащили упавший «Дюрандаль», то уж с вертолетом H–112, который легче истребителя раз в двадцать, они расправятся играючи…
Вдруг Пес осознал, насколько же сильно он продрог.
«Сейчас бы на солнышко…» – с тоской подумал он.
Однако выбираться из укрытия ему было боязно.
А вдруг вертолетчики что–то заметили?
Вдруг успели передать товарищам координаты подозрительной с их точки зрения флотилии? И – Вэртрагна, охрани! – с минуты на минуту сюда нагрянут еще два, три, четыре вертолета, которые расстреляют весь этот плавучий цирк, а вместе с ним и Песа, из гранатометов?
Однако капюшоны соображали не хуже Песа. Возможно, по–другому соображали. Но – не хуже.
Покончив в вертолетом, они с утроенным усердием поволокли гнезда прочь. Причем, курс их движения изменился – теперь флотилия двигалась на северо–восток, уходя всё дальше от берега.
Спустя час озябший и даже как будто похудевший на пару кило пан Станислав всё–таки отважился выбраться наверх.
Он энергично растер свое мосластое тело колючим свитером, нахлобучил панаму и уселся на самую высокую кочку, подставив грудь и живот солнцу.
