Лоис Буджолд - Барраяр
У газа- противоядия был привкус зелени, холодный, но почти такой же тошнотворный, как у самого яда. Желудок снова пополз к горлу, но в нем уже ничего не оставалось. Она поглядела поверх маски на Форкосигана, не сводящего с нее глаз, и попыталась ободряюще улыбнуться. Должно быть, сейчас и для него начался эффект отравления: с каждым ее вдохом он серел буквально на глазах и страдал все сильнее. Наверняка он схватил дозу большую, чем она сама, подумала Корделия и, отведя маску от лица, спросила: — Не твоя очередь?
Врач прижал маску к ее лицу со словами: — Еще один вдох, миледи, для верности. — Она в последний раз глубоко вдохнула, и врач передал маску Форкосигану. Ему, похоже, инструкций не требовалось.
— Сколько времени прошло с момента воздействия? — обеспокоенно спросил доктор.
— Точно не знаю. Кто-нибудь время заметил? Вы, э-э… — Корделия забыла имя молодого охранника.
— Кажется, от пятнадцати до двадцати минут, миледи.
Врач немного успокоился. — Тогда все должно быть в порядке. Вы оба проведете несколько дней в госпитале. Я сейчас закажу медицинскую машину. Кто-нибудь еще подвергся воздействию? — спросил он у охранника.
— Доктор, погодите! — Врач, забравший свой баллон с маской, уже шел к двери. — Что этот… солтоксин сделает с моим ребенком?
Врач не глядел ей в глаза. — Мы не знаем. Никто не переживал отравления без немедленного применения противоядия.
Корделия ощущала, как отчаянно бьется сердце. — Но при применении… — Жалость в глазах врача ей не понравилась. Она повернулась к Форкосигану: — Он… — заговорила она и осеклась, увидев его лицо: свинцово-бледное, полное боли и растущего гнева, лицо незнакомца, глядевшее на нее глазами любимого. Наконец он встретился с ней взглядом.
— Расскажите ей, — прошептал он врачу. — Я не могу.
— Но надо ли мучить…
— Сейчас. Покончим с этим. — Голос его был хриплым и хрустел как стекло.
— Проблема как раз в противоядии, миледи, — неохотно объяснил доктор. — Это вещество — сильнейший тератоген. Нарушает развитие костной системы у растущего плода. Ваши кости уже сформировались, поэтому вам оно не повредит, разве что разовьется склонность к артритным заболеваниям, которые можно лечить… если и когда они возникнут… — Он смолк, когда она остановила поток его слов, прикрыв глаза.
— Я должен осмотреть охранника в коридоре, — прибавил врач.
— Идите, идите, — отпустил его Форкосиган. Врач проскользнул к двери мимо охранника, принесшего одежду.
Корделия открыла глаза, и они с Форкосиганом впились друг в друга взглядами.
— Это твое лицо… — прошептал он. — Не… Плачь. Ругайся. Сделай хоть что-то! — Его голос сорвался на хрип. — Возненавидь меня, в конце концов!
— Не могу, — шепнула она в ответ, — я пока ничего не чувствую. Может, завтра. — Каждый вдох обжигал огнем.
С приглушенным проклятием он принялся натягивать зеленую форму. — Зато я могу сделать кое-что.
Незнакомец, чье лицо только что видела Корделия, завладел им. «Если бы смерть носила мундир, их было бы не отличить», — эхом прозвучали в ее памяти слова.
— Куда ты?
— Посмотреть, что поймал Куделка. — Корделия последовала за ним в коридор. — Оставайся здесь, — приказал он.
— Нет.
Он свирепо на нее уставился; Корделия парировала этот взгляд столь же яростным жестом, словно отводя фехтовальный выпад. — Я иду с тобой.
— Тогда идем. — Форкосиган резко повернулся и зашагал по лестнице на первый этаж, с закаменевшей от ярости спиной.
— Ты не станешь, — пробормотала она яростно, так, чтобы слышал один Форкосиган, — убивать никого у меня на глазах.
— Не стану? — прошипел он в ответ. — Я — не — стану? — Он шагал медленно, тяжело, словно впечатывая босые пятки в каменные ступени.
В большом вестибюле у входа царил хаос; туда набились охранники, графские слуги, врачи. Человек — или уже труп, Корделия не поняла, — в черной форме ночной охраны лежал на мозаичном полу, к его голове склонился медик. Оба были мокры от дождя и перемазаны грязью; вокруг лежащего подтекла окрашенная кровью лужа, в которой хлюпали сапоги врача.
Коммандер Иллиан, на волосах которого капельками осела ночная туманная сырость, как раз в этот момент входил в дверь в сопровождении адъютанта. — Сообщите мне, как только техники с биоэнергетическим детектором будут здесь! Тем временем не пускайте никого к стене и в переулок… Милорд! — воскликнул он, увидев Форкосигана. — Благодарение богу, вы целы!
Форкосиган издал бессловесный горловой рык. Группа людей обступила пленника: тот стоял лицом к стене, одна его рука была заведена за голову, другая — напряженно свисала вдоль тела, вывернутая под странным углом. Поблизости стояла Друшнякова в мокрой ночной сорочке. В руке ее поблескивал, раскачиваясь, зловещего вида металлический арбалет: явно именно из этого оружия метнули газовую гранату в окно спальни. На лице у нее была багровая ссадина, другой рукой она зажимала кровоточащий нос. Пятна крови виднелись тут и там на ее ночной сорочке. Здесь же был Куделка, который опирался на клинок и приволакивал ногу. Он был в мокром и грязном мундире и в шлепанцах, а лицо у него было кислым.
— Я бы его сделал, — отрезал он, явно продолжая спор, — если бы ты не примчалась и не заорала…
— О, да! — ответно огрызнулась Дру, — ты уж извини, но мне по-другому кажется. По-моему, это он тебя сделал и свалил на землю. Если бы я не заметила его ноги, когда он лез на стену…
— Тихо все! Лорд Форкосиган здесь, — прошипел кто-то из СБшников. Вся группа повернулась — и попятилась, как один человек, увидев его лицо.
— Как он проник… — начал Форкосиган и смолк. На пленнике была черная армейская полевая форма. — Надеюсь, это не один из твоих людей, Иллиан? — Его голос скрежетал, точно металл по камню.
— Милорд, он нам нужен живым для допроса, — неуверенно произнес за плечом лорда-Регента Иллиан, почти загипнотизированный тем же взглядом, от какого только что отшатнулся охранник. — Это может быть частью заговора. Вы не…
Тут пленник обернулся. Охранник дернулся было впечатать его снова лицом в стену, но Форкосиган жестом остановил его. В эту секунду Корделия стояла у мужа за спиной и не видела его лица, но смертоносное напряжение отпустило закаменевшую спину, и ярость словно утекла, оставив за собой грязный илистый осадок боли. Над черным воротником без знаков различия она увидела искаженное яростью лицо Ивона Форхаласа.
— Ох, ну не оба же! — выдохнула Корделия.
Дыхание Форхаласа участилось от ненависти, когда он воззрился на свою предполагаемую жертву.
— Ублюдок. Хладнокровный ублюдок. Сидел там, равнодушный, как камень, когда ему голову рубили. Ты почувствовал хоть что-то? Или наслаждался, милорд Регент? Я поклялся, что до тебя доберусь!
Форкосиган долго молчал, потом подался ближе, опершись ладонью о стену рядом с головой Форхаласа, и хриплым шепотом произнес: — Ты не попал в меня, Ивон.
Форхалас плюнул ему в лицо; слюна окрасилась кровью из разбитых губ. Но Форкосиган даже не шевельнулся, чтобы стереть плевок. — Ни в меня, ни в мою жену, — продолжил он ровным и мягким тоном, — а вот в моего сына — да. Ты мечтал о сладости мести? Ты ее получил. Посмотри в ее глаза, Ивон. Можно утонуть в этих серых, как море, глазах. Мне предстоит смотреть в них ежедневно до конца моих дней. Так упивайся этим мщением, Ивон. Ешь. Пей. Лелей его. Закутывайся в него на ночь. Оно все твое. Пусть оно будет твоим. А я им наглотался досыта, и меня уже вывернуло.
Лишь тогда Форхалас впервые посмотрел поверх его плеча на Корделию. Она подумала про ребенка в своем животе, про то, что тонкие хрящики между его хрупкими костями, возможно, уже начали разрушаться и гнить — но не смогла возненавидеть Форхаласа, как ни пыталась. Она даже не могла сказать, что не понимает его поступка. У Корделии возникло чувство, словно она способна сейчас увидеть его раненую душу так же, как врач видит телесные дефекты с помощью диагностического сканера. Каждый ее вывих, разрыв, ссадину эмоций, каждую зарождающуюся раковую опухоль обиды, а поверх всего этого — зияющую рану от смерти брата, точно подсвеченную красным перед ее внутренним взором. — Он не наслаждался, Ивон, — произнесла Корделия. — Чего ты от него ждал? Ты сам-то знаешь?
— Каплю человеческой жалости — огрызнулся тот. — Он мог спасти Карла. Даже тогда мог. Это было первым, о чем я подумал, когда его увидел.
— Боже, — выдохнул Форкосиган. Ему подурнело при этих словах от мгновенного видения пробудившейся и разбитой надежды. — Я не устраиваю спектаклей вокруг человеческой жизни, Ивон!
Форхалас выставил перед собою ненависть, точно щит. — Пошел к черту.
Форкосиган вздохнул и оттолкнулся от стены. Доктор все медлил загнать их с Корделией в машину, ожидающую поездки в Имперский Госпиталь. — Забирай его, Иллиан, — сказал он устало.
