Виктор Тарнавский - Время жить. Пенталогия (СИ)
Взгляды всех сидящих у костра были обращены к Билону. Все, как зачарованные, смотрели, как он медленно лезет во внутренний карман, не спеша разворачивает бумажный сверток и достает из него маленький целлофановый пакетик.
В пакетике оказался винтик. Всего-навсего маленький темно-серый винтик длиной около двух сантиметров, с обычной нарезкой, плоской широкой шляпкой с крестообразной прорезью и четырьмя полукруглыми выемками по краям шляпки.
Примерно полминуты все молча рассматривали находку. Наконец тишину нарушил Даг.
— Майди, ты говорил, что нашел его вчера, а почему не показал нам раньше?
— Приберегал секрет для меня, — попробовал пошутить Сентер. — Ждал, когда появится настоящий специалист.
— Понимаешь, — медленно проговорил Билон. — Я просто не знал, что мне с ним делать. Это же опять такая мелочь — ну подумаешь, винтик. Просто смешно принимать его как доказательство деятельности пришельцев. И кто поверит — тут даже нарезка в ту же сторону, что и у нас, и металл, наверно, такой же. А с другой стороны, будь он хоть сто раз обычный, откуда он там взялся? Никто же до меня на этот холм не лазил — помните, я вчера у всех допытывался. А он там лежал себе спокойно между камешков, даже запылиться особенно не успел! Вот куда его теперь заткнуть? Впрочем, кто его знает? Он, вроде бы, нестандартный, я проверял.
— Может, южно-заморский, — предположил Даг. Он, похоже, обиделся на Билона за то, что он не показал ему находку сразу. — У них стандарты, отличные от наших.
— Вряд ли, — авторитетно сказал Собеско. — Я за всю свою жизнь ихней техники понавидался. И винтов всяких тоже. Они такую мелочевку делать не очень любят, и получается у них всегда довольно грубо. Да и не бывает там у них таких прорезей крестом, да еще настолько аккуратных.
— Ты отправь его лучше в Гордану, — посоветовал геолог Кан. — Пусть там металл исследуют. Вдруг какой-нибудь неизвестный сплав или хотя бы нетипичный. Сейчас, говорят, ученые могут даже по пуле определить, на какой фабрике она была отлита и в каком году.
— Так то пуля, — скептически заметил Эргемар. — А тут… какой-то винтик. Его действительно лучше спрятать и не показывать, а то еще за дурака примут.
— Да как это — спрятать? — воспротивился Даг. — Это ведь экспонат! Уникальный.
— Ага, уникальный, — проворчал радист Оки. — Вот приедут ученые, вскроют корабль как консервную банку, таких экспонатов там с полтонны найдется, если не больше.
— Постой, постой, — вдруг спохватился Билон. — Подожди, не смешивай. Ведь если этот винтик действительно потеряли пришельцы, значит, они, выходит, сидят там внутри…
— А по ночам вылазят, — продолжил Сентер. — Вот чему это доказательство.
— А если они вылазят, почему они так не хотят нам показаться? — задумчиво спросил Даг. — Может, имеет смысл выставлять наблюдателей на ночь вместо камер?
Обсуждение новой проблемы грозило затянуться надолго, но было подавлено Хольном в самом зародыше.
— Ребята, хорош спорить. И так засиделись. Завтра с рассветом сворачиваем лагерь и немедленно вылетаем. А то еще опять придется раскладываться в самую жарынь…
Программа Хольна была хороша, но, как выяснилось, не слишком реалистична. Немедленно вылетать, не сделав кораблю пришельцев последнего визита, не захотел никто. И меньше всех — Вилам Сентер.
— Да как я могу просто так улететь отсюда, не повидав хотя бы одним глазком тот самый корабль, который грозит стать наибольшей сенсацией с тех пор, как Борбадур-Мореплаватель открыл Западный континент?! — эмоционально объяснял он изрядно недовольному Хольну. — И что скажут мне мои дети, которых у меня будет, как минимум, трое, когда узнают, что их папа провел целый вечер, ночь и пол-утра в каком-нибудь километре от этого корабля и так и не удосужился его потрогать, понюхать, я уже не говорю, чтобы принести на память кусочек?! Они скажут мне: «Ну и дурак же ты, папочка», и будут правы! Хольн, если ты не хочешь, чтобы мои собственные дети безнаказанно называли меня дураком, ты должен дать нам время!
Хольн не заставил себя долго уговаривать — он хорошо помнил, кто заведует снабжением его группы. Идея «прощального визита» вообще оказалась весьма популярной, и в результате к кораблю в конце концов отправилась целая делегация: Билон, Сентер, Эргемар с Собеско, Даг, Торкас, Кан и даже сам Хольн. В лагере остались только Оки, заявивший, что этого корабля он уже понавидался, и что он у него уже и так в печенках сидит, если не глубже, и зермандец Телшие, относящийся к пришельцам с полнейшим равнодушием.
— …Один, два, три… пять… восемь, — вслух считал начальник штаба. — Прямо настоящая экскурсия. И как нельзя кстати, не так ли?
— Дайте максимальное увеличение, — сухо распорядился Пээл. Вопрос был задан ему, но он не посчитал нужным отреагировать.
Но начальник штаба не унимался.
— Знаете, кажется, я уже начал узнавать их в лицо. Вон те двое, что идут впереди, появляются у нас дважды в сутки, а вот следующий… Что-то не припоминаю.
Командир кивнул. Он тоже научился узнавать филитов в лицо и теперь медленно переводил изображение с одного на другого. Он легко узнал идущего впереди Дага, Билона, нагруженного как обычно, аппаратурой, немного задержался на третьем. Третий — это было хорошо видно — не привык ходить по сильно пересеченной местности. Даже отсюда было заметно, как он тяжело дышит, спотыкается, оступается на камнях. Плоская черная сумка через плечо била его по ноге. Лицо под широкополой шляпой было почти неразличимым.
Зато двое следующих были знакомыми. Невысокий и широкий в темной безрукавке, а за ним — его постоянный спутник с длинными желтыми волосами. Потом еще двое, тоже смутно знакомые и, наконец, последний. Длинное узкое лицо, прямой нос, темные очки, низко надвинутый на глаза козырек — если бы не цвет кожи, его издали можно было бы принять за соотечественника.
Над ухом что-то надоедливо бубнил начальник штаба, и командир почувствовал, как в нем стремительно нарастает раздражение. Он знал, что сейчас должен сделать, и давно не чувствовал себя так отвратительно. В какой-то момент ему даже подумалось, что еще не поздно переиграть, ведь никто не требовал от него личного исполнения приказа, и есть еще время переложить все на кого-то другого… Но нет — командир рассердился на свою слабость, и эта злость позволила ему придти в себя. Какое ему, в конце концов, дело до этих ничтожных недочеловеков с отсталой планеты? Их мир все равно обречен, и если глупая жизнь одного из них должна быть использована в целях Империи и в целях успеха его, суперофицера Пээла, карьеры — тем лучше. Он, не колеблясь, переступит через свои предрассудки и минутные слабости и выполнит свою задачу. Выполнит, как это положено образцовому офицеру Космофлота Империи.
— Связь со штабом, — приказал он и был сам доволен тоном своего приказа — резким, уверенным, непреклонным — настоящим командным тоном. Таким же тоном он кратко доложил обстановку дежурному офицеру.
— Принято, — как всегда невыразительно ответили из штаба. — Ждите. Сейчас с вами будет говорить флаг-маршал Таорз.
Экран связи посреди командирского пульта начал медленно разгораться, и командир на всякий случай еще раз проверил снаряжение. Все было в порядке — проигрыватель на поясе, мощный динамик над правым плечом и, наконец, игломет — фактически пистолет-пулемет, стреляющий оперенными стрелками пятимиллиметрового калибра. Развивая скорость в полтора раза выше звуковой и вибрируя в полете, они просто разрывали любую преграду. Но сейчас это изящное смертоносное оружие было заряжено особыми стрелками с темно-синими головками. Темно-синими как кровь…
— Суперофицер первого ранга Пээл, — в центре экрана появилось, наконец, лицо флаг-маршала. — Идите и выполните возложенную на вас почетную обязанность. Будьте достойны славы Космофлота. Император смотрит на вас!
«Почетную обязанность… — повторил про себя командир. — Скажите лучше, грязную работу…» Ему хотелось сказать что-то очень резкое.
— А, чтоб… — начал он, но осекся, встретившись с холодным и внимательным взглядом тэона.
Вначале корабль действовал на всех одинаково.
— Ну и громадина, — со смесью ужаса и восхищения прошептал Вилам Сентер. — Майди, я никогда… Никогда бы не подумал, что эта штука величиной с чертовый авианосец!..
Майдер Билон сухо кивнул. Стоя на вершине холма рядом с тяжело дышащим после трудного подъема Сентером, он тоже смотрел на корабль со смешанным чувством благоговения перед его мощью и страха, все время навеваемого неясными предчувствиями. Даже отсюда, почти со стометровой высоты, корабль поражал воображение. Он был совершенно, невероятно, неправдоподобно огромен. Казалось, это громадина, действительно чем-то напоминающая авианосец, слишком монументальна и тяжела, чтобы быть способной подняться в воздух. Билон, во всяком случае, не мог представить корабль взлетающим.
