Дарья Кузнецова - Абсолютное оружие
Я никак не могла понять своей странной реакции на капитана. Мне было приятно на него смотреть; причём не только когда он дрался, а когда просто… был? Горячий обладал удивительно выразительной мимикой, и все его эмоции всегда отражались на лице и в жестах. И я часто ловила себя на том, что эмоции его каким-то непостижимым образом передавались мне. Когда он улыбался, тянуло улыбаться в ответ, когда тихонько что-то недовольно рычал себе под нос, — я ловила себя на стиснутых челюстях и желании кого-нибудь ударить. Наверное, именно так действовала на меня его «воля», о которой говорила Тамми.
Корабль ожил через двенадцать дней. В одно прекрасное утро я открыла дверь собственной каюты, намереваясь по сложившейся традиции добраться до покоев капитана за новой порцией задач к изучению, и нос к носу столкнулась с каким-то незнакомым типом. То есть, не к носу, а к пузу; этот явный представитель нейтральной боевой ветви был выше меня на три головы и в три раза шире.
— Опа! — оторопело сообщил он. — А ты что здесь делаешь?
— На корабле? — на всякий случай уточнила я, с интересом разглядывая боевого. Это был мужчина уже в возрасте, явно старше капитана; наполовину седой, с сеточками морщин в уголках глаз и губ. Правда, до стадии дряхлости ему ещё было ой как далеко.
— На корабле ладно, не моё дело. Мне интересно, почему тебя в наш сектор поселили?
— Ваш — это, в смысле, штурмовиков? — снова уточнила я. Он только кивнул, продолжая внимательно изучать меня. — Наверное, потому, что меня назначили вместо погибшего бойца. У меня приказ есть, — на всякий случай сообщила я.
— Тебя?! — глаза мужчины приобрели форму правильного круга. На лице отразилось явное сомнение в здравости рассудка всех, начиная с самого штурмовика и капитана, и заканчивая Советом Старших и окружающим миром. — Ларговы яйца, — тихо буркнул себе под нос боевой. Но, к чести штурмовика стоит отметить, справился с удивлением он невероятно быстро. И ни единой претензии не высказал вслух; вот это я понимаю, дисциплина. — Ладно. После завтрака, в десять по корабельному времени, приходи в тренировочный зал; не общий, а нашего сектора. Будем знакомить тебя с твоим напарником, с твоей группой и со всеми остальными, — вздохнул он. — И — да, в полном снаряжении и с оружием. Тебе же их выдали?
— Да, конечно, — кивнула я. При этих словах мужчина несколько расслабился. Понятная логика: если просто назначили, то могли и перепутать. А если ещё и вооружение выдали, значит, ошибка практически исключена, за это можно не волноваться.
— Значит, приходи, — кивнул он и двинулся дальше по коридору по своим делам.
Капитана я застала в его комнате в компании сразу трёх фантомов, молча открывавших рты. Я уже начала немного разбираться в местной системе общения, и поняла, что капитан разговаривает со всеми тремя одновременно, просто на телепатическом уровне. При этом он ещё пытался одеться и заплести волосы.
Глядя на эту эпическую картину, я поняла: ничего я ему про штурмовиков говорить не буду, сама как-нибудь всё выясню и разберусь. Бросив на меня взгляд, капитан коротко кивнул в сторону кресла и продолжил свою эквилибристику.
Два фантома исчезли, но на их месте возник ещё один. В это время Райш успел закончить с причёской, и дело с одеванием пошло легче. Третьего фантома сменили сразу трое…
У меня кружилась голова от одного только взгляда на этот рыбий хор; как мозги капитана ещё не завязались узлом, я понять не могла. А самым пугающим было то, что горячий был совершенно невозмутим. На его лице отражалась только лёгкая досада и общее раздражение, но видно было, что ему далеко не впервой функционировать в таком режиме.
Выкроив паузу (мне кажется, он просто временно запретил себя вызывать), капитан переключился на меня.
— Хотел, чтобы ты потренировалась сегодня в общении на расстоянии, но, пожалуй, лучше отложить до более спокойного момента, — хмыкнул он. — Поэтому я набросал тебе информации по общим принципам такой связи, теорию и кое-что из практических тренировок для расширения восприятия психополя, — сообщил он, вручая мне стопку листов. Меня подмывало спросить, когда он успел, но я решила не отнимать у занятого капитана время на всякие глупости. — Давно надо было, да я никак найти не мог. Постарайся выбрать одну-две, вечером я посмотрю, насколько они тебе подходят. И будешь в дальнейшем по крайней мере пару раз в день их выполнять. Завтра вылетим в квадрат патрулирования, дел станет меньше, будешь уже заниматься под моим чутким руководством.
— Я поняла. Можно идти?
Он почему-то недовольно поморщился, но кивнул и тут же окружил себя кучкой фантомов.
Штурмовики при ближайшем рассмотрении оказались вполне мирными ребятами. Тот, с кем я встретилась в коридоре, был командиром штурмовиков на этом корабле, и звали его знающий Нирташ. Систему воинских званий я выучила едва ли не в первую очередь, поэтому очень порадовалась, что умудрилась ничем не оскорбить этого боевого. В пересчёте на привычные мне чины, знающий соответствовал полковнику.
Всего офицерских званий было восемь — наблюдающий, видящий, следящий, помнящий, знающий, ведущий, направляющий и управляющий, причём последние три составляли генералитет. Ну, и три звания рядового состава: рядовой, на местном языке именуемый «единицей», звеньевой и замыкающий.
То есть, оказалось, наш капитан не то что «не прост», он был чем-то близким к понятию «главнокомандующий», а корабль, в который меня угораздило врезаться, вполне можно было назвать флагманом всего космического флота местного человечества. От таких масштабов, стоило вспомнить об этом, мне становилось здорово не по себе.
На меня в силовой броне и с плазменным излучателем (устройство которого мы с капитаном рассмотрели ещё на планете) смотрели сначала с искренним недоумением. Но отношение переменилось после первого же тренировочного боя, а уж когда выяснилось, что именно меня они пытались схватить после аварии, и именно я обеспечила одному из штурмовиков долгий больничный с переломом позвоночника, и вовсе начали поглядывать с уважением. Особенно тот, поломанный, назвавшийся Крайсом; он легко отмахнулся от моих вежливых извинений, и потом до самого обеда восхищался, как здорово я его отделала.
А я же благодаря нескольким боям с нейтральными боевыми наконец-то осознала, сколь огромная пропасть лежит между носителями горячей крови и всеми остальными. Создавалось впечатление, что это не иная раса, а какой-то иной вид, причём искусственно сконструированный. Мне, по словам Райша, почти дотягивающей до нижней планки горячей ветви, эти огромные сильные мужчины почти ничего не могли противопоставить. Силы же капитана на этом фоне казались чем-то запредельным и фантастическим.
В общем, с моим новым напарником, Алиресом, и с остальной группой мы довольно быстро нашли общий язык, но исключительно на бытовом уровне. Действиям в команде меня никогда не обучали, — не для этого создавали, — но я наивно полагала, что научиться будет просто. Вечно я забываю про это их психополе…
В команде они действовали с ловкостью и слаженностью единого хорошо тренированного организма, поддерживая постоянный мысленный контакт. Пределом же моих умений в этой области было отдельное сосредоточенное сообщение, которое я могла отправить нужному адресату. Причём, по словам знающего Нирташа, я никак не могла рассчитать «громкость» этого посыла — то меня было почти «не слышно», то я буквально «оглушала» своим мысленным воплем. И то эта малость получалась исключительно благодаря тому, что в нашем мире существовали технологии «мысленного» управления, основанные на восприятии специальными датчиками излучений мозга.
Поскольку никаких тренировок в команде без этого важного умения быть не могло, мне отдали на растерзание Алиреса и усадили в уголке отрабатывать диалог.
Постепенно у меня начала проявляться очень странная реакция на некоторые слова и действия штурмовиков. Щекотало в носу, слегка першило в горле и сводило скулы, в груди будто застрял маленький шарик, а с трудом сдерживаемая улыбка, проявляясь, силилась выбраться за пределы лица. Сообразила, в чём дело, я далеко не сразу; а когда догадалась, с негодованием обозвала себя дурой.
Это был всего лишь смех, рвущийся на волю. Не та нервная истерическая реакция, что накрыла меня за компанию с Райшем после встречи с его родителями, а нормальный, человеческий, искренний и живой смех. Не потому, что нужно сбросить нервное напряжение, а просто потому, что хорошо. Легко, уютно, тепло и светло, и улыбка не способна вместить это маленькое, но удивительно ёмкое «хорошо».
Я попробовала выпустить его наружу — тихо, робко, неуверенно, — и вдруг почувствовала себя невесомо-лёгкой и почему-то пушистой. Будто тот шарик, который давил на грудину изнутри, выскочил и теперь, — большой-большой, наполненный каким-то лёгким газом, — тянет меня вверх.
