Инженер 2.2 - Эд Нерский
Расставив вокруг неё какие-то кубики и разложив шарики, он закрыл ей глаза и она забылась долгим и беззаботным сном. Сколько продолжался этот сон она не знала. А затем, когда она очнулась, оказалось, что хозяина очень давно нет в этом мире, а она снова ощущала себя собакой, но, увы, не была ей. Хозяин даровал ей бессмертие и… больше ничего. Всё что она могла — это постепенно расти, всё увеличивая и увеличивая размер своего каменного тела, иногда пуская по нему волны-землетрясения.
Землетрясения. Время от времени она создавала их и теперь, однако бессмысленность этих действий привела к тому, что кроме грёз об избавлении она давно ничем не занималась. Умереть или забыться, перестать слышать собственные мысли — вот главная мечта, которая жила и живёт в ней всё это время.
— Хгм, — проговорила Сома, разглядывая ауру того старичка, который недавно посещал её в тюрьме. — кажется я поняла твою проблему. Однако, я всё ещё думаю, что смерть — это наихудший выход. Знаешь, я считаю, что убивать того, кто не сделал тебе ничего плохого — это очень нехорошая история. Мой Учитель внушал мне это, и я пытаюсь следовать его наставлениям.
Проговаривая эту мысль, Сома вырастила сосульку, которая вскрыла внутренности её тюремщика от паха до головы, — Я конечно могу тебя убить, и, если ты просишь, сделаю это, однако давай сперва попробуем другой путь. Кажется я поняла каким образом можно дать тебе свободу: твоя несвобода связана не с тем, что они забирают у тебя ману, а с тем, что ты ничего не можешь делать, кроме как ждать.
Поднявшись над городом, Сома разглядывала бегающих туда-сюда гномов, встревожившихся из-за смерти её тюремщика.
— Что такое свобода? — снова спросило существо.
— Я не буду объяснять тебе, я сперва всё сделаю, а потом мы поговорим. Обещаю, если тебе не понравится и ты захочешь, то я убью тебя.
— Хорошо.
Для того чтобы осуществить задуманное, нужно было ещё сильнее увеличить размеры вороны, поэтому расправив крылья, кружа внутри ауры собаки, она забирала всё больше и больше энергии из окружающего пространства и росла.
В какой-то момент Сома вдруг поняла, что дальше увеличить Ворону она не сможет, но для задуманного ей это было необходимо. Взглянув в линии будущего, она снова обратилась к существу.
— А как звали тебя, когда ты была собакой?
— Аида.
— Аида, раз уж ты собралась умереть, то могу я воспользоваться твоей синевой?
— Да.
Вынырнув на поверхность, ворона присоединила ауру Сомы к себе. Такой эксперимент она проводила впервые. Раньше она действовала всегда наоборот: ворона растворялась в ней, а теперь оказалось, что и обратное слияние тоже возможно.
Вернувшись в ауру существа, ворона принялась поглощать синеву и ману, разлитую вокруг. Рост вороны возобновился. Вырастив себя до размеров города на поверхности, она, наконец достигла того результата, к которому стремилась: увидела всю ауру Аиды целиком. Перед ней был огромный дух, похожий на огромный пузырь, располагавшийся под землёй. Но самое главное: Ворона увидела где у духа голова. Спикировав, она, привычным движением, оторвала духу голову.
Как и в прошлые разы, тело существа, у которого отняли дух, немедленно умерло. Камень, недавно бывший Аидой, потерял прочность, а частью просто перестал существовать. Дома, постройки, улицы — всё ухнуло и полетело вниз, в огромную продолговатую яму.
Удерживая духа в клюве, она взлетела и не обращая внимания на происходящее полетела в степь, домой. Избыток маны и синевы Сома решила взять себе, поэтому ещё только встав на крыло, она сразу принялась переливать их в себя. Поскольку энергии было огромное количество, то забрать всё сразу было невозможно. Заглядывая в будущее, Сома удерживала поток на таком уровне, чтобы не потерять сознание и при этом не затягивать этот процесс надолго: да, Аида ничего не чувствует, однако кто знает, вдруг это не так?
Чтобы разыскать родные юрты, вороне потребовалось несколько часов. К тому моменту как это произошло аура Аиды всё ещё была огромной поэтому, опустившись неподалёку от своего стада, она продолжила пить синеву и ману до тех пор, пока аура Аиды не уменьшилась до размера собаки. Когда процесс подходил к концу, она отправила Второго на поиски и он быстро нашёл, то что ей требовалось…
Скаф
Я сидел на месте, которое когда-то было центром ствола Косма и пытался разобраться с тем, что произошло. Все попытки видения сводила на нет разлитая повсюду злость, через которую иногда прорывалось упоение от того, что ему иногда удавалось пробить защиту и убить кого-нибудь из нападающих.
— Мне теперь кажется, что он знал о том, что всё так получится.
— Почему? — спросила Эт.
— Он очень хотел попрощаться с нами. А я ему ответил, что и слышать не желаю о прощаниях.
— Хм. И я это помню. Думаешь, он понимал, что станет другим?
— У меня есть версия о том, что произошло. Думаю дело было так: после того как росток прорастёт, он должен был слиться в единое сознание с Рохой. Однако мы, развивая ему дополнительные сознания, и вообще, занимаясь его обучением, перевели его на качественно новый уровень. Вероятно, Роха не смогла просто так задвинуть его на второй план и что-то сломалось в этом механизме.
В результате получился кмэл, который сошёл с ума. Примерно такой же, как эльфы размножают в процессе этих своих чисток.
Думаю, такой результат был неожиданным и для Рохи. Она ведь знала, что мы развиваем Косма и ничего не сказала о том, что этого делать не стоит.
— А зачем эльфы его убили?
— Это как раз очень просто объяснить. Они убили его для того, чтобы заключить союз с демонами. Мы ведь посадили кмэл, а кмэлы — основной инструмент чистки. Думаю, эльфы как-то убедили демонов в том, что чистка — это наша с тобой цель. А ещё в том, что Косм — её важная составляющая.
— Но ведь видящие должны были это проверить!
— Вероятно, они нашли способ обманывать видящих. Ты рассказывала, что у них есть какие-то суперартефакты, влияющие на астрал. В общем, это загадка. Думаю, мы ещё разберёмся с ней. А пока давай решать что делаем дальше. Куда двинемся: на север или на юг?
— А почему только эти варианты?
— Объекты, расположенные на полюсах, очевидно, имеют только стратегическое значение. Такой дворец, как мы недавно посетили, в очень холодном
