Йен Уотсон - Черный поток. Сборник

Как хорошо, что в мои обязанности входило кормить волкодава доктора Эдрика. Теперь эта зверюга считала меня своим другом. Или, по крайней мере, хорошо меня знала.

Иначе, когда я через несколько дней в полночь выскользнула из дома, она своим лаем подняла бы всю улицу, прежде чем разорвать меня в клочья…

Доктор Эдрик больше не возвращался к теме своего грандиозного плана. Но он начал приходить позже обычного. Дважды он надолго запирался в кабинете с Андри и Джотаном. Во второй раз Джотан вышел из дома через несколько часов, снаряженный в дальнюю дорогу. Я не знала, куда он направлялся — на юг или на север, в качестве курьера в Ка-Теобор Мужского Дома Север. (Ка-Теобор, так формально называлось это здание; «ка» — это. какое-то старинное слово, которое обозначало сущность, которая управляла «психической связью» с Раем, когда умирал какой-нибудь человек.) Куда бы ни направлялся Рыжий, он был далеко.

В ту же ночь я тихонько спустилась по ступенькам и отперла дверь кухни.

Я бросила кусок мяса собаке, которая появилась как по волшебству. Не успела я пройти и половину пути, как пес уже проглотил мясо и потащился за мной. Всю дорогу до калитки мне пришлось успокаивать и похлопывать его, что у собак считается проявлением дружеских чувств. Когда я вышла за калитку и захлопнула ее, волкодав начал завывать. Я отломила большую ветку и бросила ее далеко в темный сад. И тихонько пошла на цыпочках прочь, надеясь, что, когда пес вернется, притащив в зубах ветку и виляя хвостом, и не найдет меня, он сразу обо мне забудет.

Должно быть, так и получилось. Волкодав не стал лаять.

Я пробиралась по Мужскому Дому Юг. Я понимала, что ходить по ночным улицам в одиночку могла только «шлюха» или ведьма. Но на мне была одежда цвета тьмы, а улицы города не знали, что такое цивилизованное освещение.

Через три часа, оставив город позади, я пробиралась по лесной тропинке, ведущей из долины.

Выбраться из города, минуя лачуги, было нетрудно. Их четкое расположение оказало мне неоценимую помощь. Даже в этих убогих кварталах дома располагались с севера на юг и с запада на восток.

Спрятаться мне пришлось только один раз; и один раз побежать, когда я всполошила собаку — но она, видимо, была на цепи. Два раза я упала и вывалялась в грязи, когда пробиралась огородами мимо хибар.

За огородами начинались заросли. Найти тропинку среди кустов и деревьев было трудно, и это заняло довольно много времени. Мне пришлось вернуться назад. И сделать круг в северном направлении. Наконец, я нашла изрытую колеями дорогу, ведущую в нужном направлении — на восток, к реке.

Когда небо начало сереть, дорога вывела меня к своей конечной точке: лагерю лесорубов. Впереди виднелись длинные хижины, поваленные деревья, повозки — с хомутами и постромками, предназначенными для людей. (Мужчин. Или женщин.)

Сначала я хотела пробраться прямо через лагерь, но уже начинало светать, и меня могли заметить. Кроме того, в лагере могли быть собаки. И я пошла по склону холма, среди значительно поредевшего леса. Когда встало солнце, я была уже далеко.

В лагере поднялся шум. У меня остановилось сердце — но тут до меня дошло, что это был просто сигнал вставать и браться за работу.

Я прошла еще пол-лиги и решила сделать привал, к этому времени окончательно выбившись из сил. Заросли были густыми, но проходимыми. Тропинок не было, кроме маленьких дорожек, протоптанных какими-то существами. Я спряталась в густом папоротнике, умяла себе подстилку, как делают собаки, и уснула.

Когда я проснулась, надо мной жужжали насекомые, садясь на ссадины и потный лоб. Хотя от них все чесалось, я не сразу их отогнала. Затаив дыхание, я прислушалась, не раздаются ли отдаленные крики, лай собак или еще что. Тишина. Я слышала только шум леса, какое-то бормотание, гогот. Я поела, справила нужду и завалила это камнями. И отправилась дальше. Теперь вниз по склону холма. Прочь от гор, уходящих в глубь страны. Я ориентировалась по солнцу.

Через восемь дней я вышла к водам Сверкающего Потока. Я не слишком торопилась — часто у меня и не было такой возможности. Я избегала широких людных дорог, хотя уже на второй день поняла, что Сыновья меня не преследуют. Должно быть, доктор Эдрик решил, что я побежала на север, в сторону Веррино. Или, что было менее вероятно, направилась прямо на восток, к заколдованной реке, чтобы как можно скорее окунуться в ее воды.

Вместо этого я отправилась на юго-восток, пересекая страну по диагонали.

Это путешествие не было тяжелым. У меня была еда, мне не нужно было пробиваться через густые джунгли, так что иногда мне казалось, что я просто совершаю прогулку.

Наконец, однажды вечером, когда уже начинало темнеть, я в последний раз раздвинула кусты и лианы и оказалась на берегу реки. Я увидела серебряных существ, снующих в воде, и мое сердце заколотилось от радости. Когда стало совсем темно, свечение засияло еще ярче.

Казалось, сон и явь слились воедино. Снова мириады существ устраивали для меня представление, которое я воспринимала как сон наяву, а не всплывшие в памяти воспоминания. Насколько мне было видно, свечение занимало все водное пространство в обоих направлениях. Даже если бы я поплыла вниз по течению, я и там была бы в безопасности.

Один из языков белого огня подходил к самому берегу. Он был достаточно широк: триста или четыреста пядей. Острым углом он показывал на юго-восток. Вдалеке, на северо-востоке, мерцали крошечные огоньки, видимо, это была гавань Сверкающего Потока.

Я сбросила свою черную одежду — теперь она была мне не нужна. Сняла нижнее белье. Отбросила в сторону стоптанные веревочные сандалии. Я очистилась от запада. Я решила погрузиться в поток обнаженной. Если бы меня увидел какой-нибудь Сын Адама, он узнал бы, что ведьма отправляется домой, и закрыл бы глаза. А может, и не закрыл, а пялился бы и сгорал от желания.

Я нашла место, где ил отходил подальше от берега — и вошла в воду по светящейся дорожке.

Когда на такой широкой реке дует даже легкий ветерок, волны полностью заслоняют от вас противоположный берег. Звезды сияли надо мной, как вторая река; они были словно серебряная россыпь, среди которой попадались сапфиры и рубины. Я ориентировалась по созвездию Секиры, помня, как оно перемещается со временем вокруг полюса.

Жалоносцев не было. Если большие стаи рыб-попугаев, аджилов и хоков и кормились в этих водах, я не почувствовала ни укусов, ни их прикосновения. Мои руки светились теплым белым огнем. Голова, наверное, тоже, хотя я не погружала ее в воду.

Не знаю, сколько раз я сменила стиль — брасс, баттерфляй, кроль — или сколько прошло времени, час или больше, когда впереди показалась черная полоса. Яркое серебряное свечение и сияющие звезды Секиры уже начали слепить меня; эта чернота вернула зрение.

Я не замедлила движение и не остановилась.

Но я отчаянно взывала про себя:

— Червь Мира, это я: Йалин! Пропусти меня!

Если я надеялась, что, как и в прошлый раз, какая-нибудь гигантская рыба вынесет меня, бесчувственную, на восточный берег, то напрасно.

Я медленно пересекала течение, рассекая грудью что-то похожее на мягкое масло. Пока я плыла, оно исследовало меня. Снова в моем мозгу рождались сны, снова их кто-то просматривал, раскладывая, словно на витрине. Я не ушла под воду и не потеряла сознания. Даже переживая свои «галлюцинации», я полностью сознавала, где нахожусь. Вот я пробираюсь по южным джунглям, а потом шагаю по дороге вместе с Андри и Джо-таном. Вот я в доме доктора Эдрика. Здесь течение, казалось, задрожало, заколыхалось…

Как и раньше, оно опустошало меня. Хотя и не разговаривало. Может быть, оно было слишком занято изучением информации о западном береге, и ему было не до меня. Меня, такой маленькой и жалкой, затерянной посреди реки. А может, послав мне тот сон, оно сочло, что больше общение ему не требуется. Возможно, мне нужно было по-настоящему впасть в бессознательное состояние, чтобы начать с ним общаться.

Или оно все-таки говорило со мной? Только не словами?

Каким-то образом я почувствовала, что оно довольно мной. Я почувствовала, что теперь смогу пересекать его, когда мне захочется или будет нужно. Оно не сказало мне об этом прямо; это была всего лишь моя интуиция.

Конечно, мое второе плавание проходило куда спокойнее, чем первое, когда я задыхалась и сходила с ума.

И тут течение осталось позади.

Я снова барахталась в чистой речной воде. Опять ослепительно засверкало свечение. Невидимый берег находился где-то в трех четвертях лиги. Я по-прежнему была далеко от земли. И очень устала.

Я чувствовала жуткую, полную опустошенность и одиночество. Внезапно радость от того, что я прошла течение, сменилась яростью. Я думаю, это была необходимая ярость, ибо, как и тогда, в джунглях, она помогла мне собраться с силами.