Билл Болдуин - Приз
Громкова — Священная Громкова — существовала в том или ином виде с самых истоков содескийской истории. Город, как дерево, наращивал концентрические круги вокруг древнего стержня — Зимнего Дворца, где теперь жил Николае Август, нынешний князь ФСШ и самый значительный вельможа в империи Грейффина IV. Рост этот, конечно, происходил не столь гладко. Пожары, войны и революции оставляли свои следы, так что каждый круг города представлял собой смесь старинного, современного и промежуточного. Чудо заключалось в том, что все это соединялось в эстетическое целое.
Космопорт имени Томошенко располагался на огромном подогреваемом озере за городской чертой. Озеро питала широкая река Громкова, которая выше по течению пересекала южную часть старого центра и протекала по территории Зимнего Дворца.
Громадное ярко освещенное здание космопорта было богато отделано мрамором и мозаикой — подобная роскошь не часто встречалась в галактике. Брим, разинув рот, шел через эти великолепные чертоги, но их величие почему-то не подавляло его в отличие от тарротского. Посмеиваясь над узостью своих взглядов, он сел вместе с медведями в огромный лимузин с эмблемой Большой Имперской Печати. Двое массивных улыбающихся водителей ждали, чтобы отвезти их в исследовательский центр на другом конце города.
Дорога до Громковы преподнесла Бриму целый ряд приятных неожиданностей. Сначала лимузин скользил по холмистой сельской местности, через снежные поля и голые леса, мимо уютных бревенчатых домиков, украшенных затейливой резьбой, — и вдруг дорогу обступили стройные многоэтажные дома, вокруг которых играли в снегу медвежата. Этот внезапный переход застал его врасплох.
Через несколько кварталов машина свернула в узкие улицы, запруженные пешеходами и всякого рода транспортом. Дома в этом квартале были современные, из сверкающего стекла и металла, с угловатыми башнями и колоннами, соединенные сетью висячих прозрачных переходов. Между домами простирались парки, где стояли статуи — как медведей, так и людей всех рас, населяющих галактику. Здесь же помещались и посольства. Прохожие то и дело расступались, чтобы дать дорогу молодым медведям обоего пола, которые шли по улице колонной, с флагами и громким пением. Пестрые трамваи скользили по заснеженным площадям, звонками распугивая перебегающих рельсы пешеходов. Встречались даже архаичные колесные экипажи, запряженные содескийскими дрошкатами — бескрылыми грифонами особой породы. Они грохотали по булыжнику, запросто совмещаясь с прочими средствами передвижения.
Когда лимузин добрался до внутреннего кольца, толпа на улицах превратилась в сплошное море платков, шапок и мохнатых башен вроде тех, что носили Урсис с Бородовым. Все здесь говорило о продолжительном золотом веке содескийского искусства, музыки и литературы. Здесь располагались картинные галереи, прославленные медвежьи театры, знаменитая на всю галактику консерватория и бесчисленные памятники титанам медвежьей литературы. Там, где улицы сужались, что было нередким в этой самой древней части города, пешеходы валили прямо по мостовой. Очарованный Брим различал в толпе деревенских жителей в подпоясанных тулупах и элегантных чиновников с кейсами в руках. В просветах мелькали витрины, наполненные товарами со всей галактики. На каждом столбе висели яркие плакаты с портретами медвежьих маршалов в парадных шинелях. На Содеске не было КМГС — ФСШ были одной из немногих областей Империи, где не признавали Гаракского договора, несмотря на все приказы Имперского Адмиралтейства. Содескийское командование просто заменило эмблемы на головных уборах, переименовало все военные части в «милицию» и продолжало укреплять свою оборону как ни в чем не бывало. Это было еще одним примером весьма непрочных уз между князем Никола-сом и так называемым верховным правителем в Авалоне — впрочем, поговаривали, будто Грейффин IV тайно одобряет независимую политику медведей.
Только в старом городе Брим понял, почему чувствует себя как дома в этой толчее, в то время как строгий порядок Таррота вселял в него беспокойство. Все потому, что Громкова, при всей своей безалаберности, была городом живых существ, а Таррот в конечном счете был приспособлен для машин, и люди в нем являлись скорее винтиками большого механизма, чем хозяевами.
Между тем ландшафт, как и при въезде в город, вновь переменился. Людные улицы уступили место жилым кварталам, потом началась зона легкой промышленности, а после снова потянулись малонаселенные поля и перелески. Еще несколько веков назад задыхающаяся от смога Громкова приняла решение вынести все предприятия тяжелой индустрии в города-спутники, чтобы хоть немного уменьшить загрязнение воздуха, неизбежное при интенсивной индустриализации.
По-прежнему густо падал снег, но на шоссе, размеченном светящимися подвесными шарами, транспорт двигался без проблем, словно летом. Внезапно за снегопадом замаячили заводские здания, и шофер свернул на широкую аллею между рядами вечнозеленых деревьев. Они остановились на широкой площадке перед тремя массивными воротами, которые, очевидно, служили главным въездом на завод. Над первыми воротами содескийскими буквами значилось:
КРАСНЫ-ПЕЙЧ
Ворота охранялись целой бригадой солдат с лучевыми пиками «Халодны Н-37» через плечо. Два лейтенанта в высоких черных сапогах, оливковых шинелях с голубыми погонами и военных шапках с голубым околышем тут же направились к лимузину, солдаты же стояли наготове, держа шестипалые лапы поближе к оружию. Урсис, открыв окно, поговорил по-содескийски с одним из офицеров и протянул ему конверт с большой княжеской печатью. Лейтенант, почтительно отдав честь, вскрыл конверт и достал оттуда шесть голозначков, два из которых передал водителям. Разглядев как следует пассажиров, он с улыбкой поклонился, раздал им значки и махнул в сторону ворот. Скоро лимузин уже ехал по заводу. Со всех сторон его окружали корпуса с массивными дверьми; круглые гравитронные башни высотой в несколько сотен иралов, увенчанные гранеными прозрачными шарами и соединенные мостами на разных уровнях, воронкообразные сооружения в оплетке толстых прозрачных труб, которые светились и пульсировали разными красками; конторские здания, за ярко освещенными окнами которых виднелись лаборатории, библиотеки и кабинеты. Машина зависла над другой заснеженной площадкой перед выступом длинной гравитационной трубы Бектонова типа — такие обычно используются для посадки звездолетов в безводной местности. Над охладительными ребрами источника ее энергии парил звездный катер НЖХ-26 — содескийский служебный транспорт, ценимый во всей галактике за изящество и быстроту. Брим и медведи вышли и направились, хрустя сапогами по снегу, к застекленному трапу маленького корабля. По обе стороны от трубы стояли темно-зеленые ели, и голые деревья тянули белые ветви к ненастному небу. Брим, с новым значком на отвороте пальто, сразу перенял зимнюю походку громковита — он шел, почти не поднимая ног, скорее скользя ими, балансируя на каждом шагу и твердо ставя ступню. «Наверное, такое количество снега и льда влияет на походку всех обитателей города», — праздно подумал он в снежной круговерти.
В салоне, обшитом темным деревом, было тепло, а по стенам тянулись мягкие диваны с креслами медвежьего размера в каждом углу. Мягкий рассеянный свет падал на низкий, обильно накрытый столик с аппаратом «экспресс», откуда шел аромат свежезаваренного кф'кесса.
— Располагайтесь, господа, — сказал пилот в синей акроханской форме из переднего люка, ведущего на мостик. — До «Ивана Иванова» лететь недолго — только-только успеете закусить.
— Спасибо, Ковончино, — ответил Урсис. — Будем стараться. Мы тут собрали кое-что, — со смущенной улыбкой сказал он Бриму.
— На тот случай, если ты проголодаешься с дороги, — добавил Бородов.
— И если мы проголодаемся, — с хитрецой завершил Урсис.
Брим не успел ответить — люк с шипением закрылся, и пилот объявил:
— Переключаюсь на внутреннюю гравитацию! Брим в панике попытался не думать о еде: желудок свело в комок, он сжал зубы и затаил дыхание. Сколько бы тысяч раз Брим ни испытывал переход от внешней гравитации к внутренней и наоборот, его всегда одолевала тошнота, а вот невесомость его нисколько не беспокоила. Переборов свою слабость, он сглотнул и втянул в себя воздух.
— Приступайте, — простонал он, падая в одно из кормовых кресел. — Я присоединюсь к вам, как только обрету космические ноги.
Несколько циклов спустя они уже неслись по Бектоновой трубе, а Бородов дожевывал вторую сардельку.
* * *«Иван Иванов» оказался совсем не таким, как ожидал Брим, — этот корабль состоял, собственно, из двух звездолетов, старых содескийских торговых судов «Совака Дойнец» и «Надя Гордо веки», соединенных посередине сетью металлических ферм. На мостике «Гордовски» Бородов показал Бриму через левый гиперэкран висящий в переплетении этих ферм большой продолговатый корпус — он походил на чудовищное насекомое, опутанное паутиной.
