Йон Колфер - А вот еще...

— Какой еще зеленый свет? Зачем тебе зеленый свет?

— Это расхожее выражение. «Зеленый свет» означает разрешение идти.

— Куда идти?

— Никуда. Я никуда не иду.

— Тогда зачем тебе зеленый свет?

Хеймдалль сморщил нос.

— И шагал Сигурд все дальше и дальше, пока не пришел к дверям великого вождя по имени Хеймир; женой его была сестра Брюнхильды, и имя ей было Беккхильда, ибо оставалась она дома, занимаясь женскою работой, тогда как Брюнхильда преуспела в труде ратном на поле брани, и за то назвали ее Брюнхильдой.

— Ясно, — кивнул Зафод, прикидывая, не сможет ли он воспользоваться безумием привратника, чтобы прошмыгнуть по мосту.

Словно прочитав его мысли, Хеймдалль загородил ему путь своим огромным лыжным башмаком.

— Я сказал Одину, что это ты.

Зафоду вдруг разом сделалось заметно менее уютно.

— И что он сказал?

— Он сказал, что ты довольно известная личность, поэтому твою смерть надо замаскировать запутанными обстоятельствами.

— Запутанными?

Хеймдалль пригнулся и встряхнул Гьяллархорн, вернув ему изначальную длину.

— Ты вернул рогу изначальную длину, — заметил Зафод.

— Я собираюсь кликнуть драконов.

— Чтобы они могли убить меня при запутанных обстоятельствах, — догадался Зафод.

Улыбка Хеймдалля сделалась едва ли не шире полумесяца.

— Именно так, Библброкс. Я собираюсь приказать им убить тебя по чистой случайности, но так, чтобы это выглядело намеренным убийством.

— Ох, — выдохнул Зафод. — А как насчет задач? Должен же лежать где-нибудь золотой топор, который мне полагается для вас, ребята, отыскать?

— Ты хотел одну задачу, — хмыкнул Хеймдалль. — Вот именно ее ты и получишь.

Зафод поплевал на руки.

— Отлично. Круто. Может, тогда приступим, не откладывая? А то я тут мерзну. Обрубок шеи от запасной головы, понимаешь ли, очень чувствителен к холоду. Пожалуй, кстати, стоит упомянуть об этом в следующем томе моих мемуаров.

— Задача проще пареной репы, — с невинным видом сообщил Хеймдалль. — От тебя только и требуется пересечь этот мост.

Пересечь мост, подумал Зафод. Где-то мы это уже слышали. Но, конечно, «мост» — слово распространенное и часто используется в переносном смысле.

— Какой еще мост?

— Этот мост! — взревел Хеймдалль, тряся бородой. — Этот самый чертов мост, на котором ты стоишь!

— Ладно, ладно. Я просто хочу полной ясности. Значит, пересечь этот мост, на котором я стою. Что-нибудь еще?

— Над ним цилиндр искусственной атмосферы, так что не уклоняйся в сторону. Если тебе удастся добраться до первой стены, тебе придется на нее залезть.

Залезть на стену… Опять что-то знакомое. Однако же слово «стена» распространено еще больше, чем даже «мост»…

— Значит, перейти и залезть. Ясно. И никаких подвохов?

— Если не считать драконов, которые будут пытаться столкнуть тебя в пропасть — никаких.

Зафод нахмурился.

— То есть не тех милых, добрых драконов, которые поют песенки, как в сказках?

— Почему? Они поют. Поют погребальные песни.

— Правда? Какое слово, кстати, рифмуется со словом «сдирать»? — Скажем честно, с этой репликой Зафод припозднился. Да и вообще момент для нее выбрал самый что ни на есть неудачный.

— Ха! Отлично. Ты только что урезал десять секунд от предельного срока.

Хеймдалль принял пафосную позу — что нелегко, будучи одетым в попугайский лыжный костюм. Потом поднес рог к губам и протрубил протяжную переливчатую музыкальную фразу, подозрительно напоминающую старинную детскую песенку с Бетельгейзе «Аркль-Шмаркль сидел на Шмердли», однако в тональности, недвусмысленно намекающей на близкую драматическую развязку.

Зафод вдруг ощутил неприятный холодок в том месте, где сравнительно недавно находилась его вторая шея. Он повернулся на пятках, на которых всего несколько минут назад красовались серебряные каблуки, и очертя голову бросился по узкому коридору искусственной атмосферы, протянувшемуся вдоль так называемого Моста-Радуги.

Борт вогонского гиперпространственного бюрокрейсера «БЮРОКРАТИЧЕСКИЙ ТУПИК»

Рядовой Туп Непрроходим сидел в гиперзвуковом амортизаторе своей конторы (как на бюрокрейсере называются каюты). Его слегка трясло: «Бюрократический тупик» вынырнул из гиперпространства примерно так, как пьяный репортер с Бетельгейзе выныривает из-за куста с опорожненным мочевым пузырем (имеется в виду пузырь, принадлежащий репортеру, а не кусту, если только этот куст по чистой случайности не относится к породе кустов Какэтоон, семена которого выбрасываются в струе едкой жидкости в момент, когда рецепторы на листьях ощущают повышенную влажность, — можно сказать, вы мочитесь на этот куст, а он мочится на вас).

Еще восемь прыжков, подумал Туп. И мы сможем стереть с лица Вселенной еще одну разумную расу.

Честно говоря, эта мысль не доставила ему того удовольствия, как полагалось бы. Конечно, для вогона нет большего счастья, чем закрыть дело и поставить папку с заполненными формулярами на полку, однако, возможно, Туп Непрроходим все-таки не стал еще таким законченным ублюдком, как надеялся его родитель. Более того, в последние месяцы Туп, заглядывая внутрь себя в поисках настоящей вогонской твердости, необходимой при выполнении наиболее отвратительных поручений, находил там не сталь и хрюмпст, но чувственность и сострадание. Это было ужасно, просто чудовищно. Можно ли стать настоящим Простатником, если у тебя в голове бултыхаются подобные эмоции?

Я не хочу становиться Простатником. Я даже простым бюрократом-правоохранителем не хочу становиться.

Ну, конечно, на мостике Туп изображал из себя хорошего вогона: всплескивал похожими на спагетти ручонками, салютуя папочке, выказывал возбуждение при упоминании о Возмутительно медленных, но неотвратимых торпедах — однако орган, перекачивавший его кровь, к этому не лежал.

Я не хочу никого убивать — даже имея на то надлежащим образом выправленные документы.

Тупу пришлось несколько раз вдохнуть и выдохнуть, чтобы сформулировать последнюю мысль:

Есть вещи важнее, чем документы.

Он произнес это вслух:

— Есть вещи важнее, чем документы!

В горле у Тупа вдруг застрял комок желчи, но маленький вогон так разволновался, что даже не получил от этого ни малейшего удовольствия. Туп выбрался из гиперпространственного амортизатора и засеменил вокруг кровати, пока не нашел плевательницу.

Вот так-то лучше.

Неужели он произнес это вслух? Что же такое с ним происходит?

Туп осторожно присел на краешек койки, что само по себе уже могло бы чуть не до смерти потрясти его однополчан. Вогоны, как правило, не дают себе труда опускать свое седалище на что-либо с какой-либо осторожностью. Обыкновенно раса вогонов предпочитает плюхаться на что-либо без оглядки, чтобы не сказать — с размаху. Довольно часто это сопряжено с телесными повреждениями; впрочем, процесс вставания у вогонов едва ли не опаснее. Хорошо, если поднимаясь с любого сиденья ниже барной тумбы, вогон отделается лишь ушибом копчика, да и это требовало отменного равновесия и сплевывания нескольких пинт слюны. Однако Туп обладал неслыханным для вогона качеством: крупицей изящества.

Пошарив пальцами под матрасом, Туп извлек оттуда маленький розовый кусочек контрабандного пластика. Сунув этот предмет под мягкое бедро, он некоторое время нервно трепетал, набираясь хрюмпста для того, чтобы вытащить его на свет.

— В самый последний раз, — пообещал он себе. — Вот посмотрюсь разок — и выброшу. Совсем выброшу, да. Последний-распоследний раз.

Посмотри на меня, говорила розовая штуковина, грея его сквозь ткань форменных штанов. Посмотри на меня — и увидишь себя.

Туп побарабанил пальчиками по рамке, потом, разом исполнившись храбрости, схватился за пластиковую ручку и выдернул штуковину.

Штуковина представляла собой пластиковое зеркальце Барби, купленное на дешевом блошином рынке в Порт-Брасте. Настоящий антиквариат с Земли. Зеркала на борту бюрокрейсера запрещались как класс, поскольку поводов для депрессии у вогонов хватало и без того, чтобы смотреть на отражения своих ряшек.

Необходимое пояснение. Вогоны как раса выжили только благодаря сознательной нацеленности вовне. Помимо отвратительного пристрастия вогонов к отвратительной поэзии, большинство их старается концентрировать внимание на представителях других рас — это позволяет им отвлечься от собственных физических и психологических недостатков. Вогоны редко проводят досуг в плавательных резервуарах и совсем никогда не медитируют в парных, не говоря уже о созерцании своих незадачливых угреватых физиономий в зеркалах. Единственной цивилизацией, благополучно избежавшей намеченного вогонами уничтожения своей планеты, до сих пор остаются тубавиксы с Синнустры — они переслали на суда вогонского флота вирус, превративший все их мониторы в зеркала. Спустя пять минут после внедрения вируса вогонские корабли открыли огонь из всех торпедных аппаратов друг по другу.