Артур Кларк - Рассказы
На мгновение ярость заглушила отчаяние. Он был уверен в успехе, когда космокар заскользил над безжизненной поверхностью Икара. И вот — полный крах из-за секундной физической слабости… Космос не делает человеку никаких скидок, кто об этом забывает, тому лучше сидеть дома.
Что ж, догоняя корабль, он выиграл у восхода драгоценное время, минут десять, если не больше. Десять минут. Что они ему принесут: продление мучительной агонии — или спасительную отсрочку, которая позволит товарищам найти его?
Скоро он узнает ответ.
Кстати, где они? Наверно, розыски уже начались! Шеррард устремил пристальный взгляд на яркую звезду корабля, надеясь увидеть на фоне медленно вращающегося небосвода огоньки идущих к нему на выручку космокаров. Увы, никого…
Значит, надо взвесить свои собственные скромные возможности. Через несколько минут «Прометей» уйдёт за край астероида, исчезнут прожектора, будет полный мрак. Ненадолго. Но, может быть, он ещё успеет укрыться от наступающего дня? Вот эта глыба, на которую он налетел, — не годится?
Что ж, в её тени и впрямь можно отсидеться до полудня. А там?.. Если Солнце пройдёт как раз над Шеррардом, его ничто не спасёт. Но ведь может оказаться, что он находится на такой широте, где Солнце в это время икарийского года, длящегося четыреста девять дней, не поднимается высоко над горизонтом. Тогда есть надежда выдержать несколько дневных часов. Больше надеяться не на что — конечно, если товарищи не разыщут его до рассвета.
Ушёл за край света «Прометей», и тотчас сильнее засверкали звёзды. Но всего ярче, такая прекрасная, что при одном взгляде на неё перехватывало горло, сияла Земля; вот и Луна рядом. На Земле Шеррард родился, по Луне ступал не раз — доведётся ли ему когда-либо ещё побывать на них?
Странно, до этой секунды ему не приходила в голову мысль о жене и детях, обо всём том, чем он дорожил в такой далёкой теперь земной жизни. Даже как-то стыдно. Впрочем, чувство вины тотчас прошло. Ведь, несмотря на сто миллионов космических миль, разделивших его и семью, узы любви не ослабли, просто сейчас было не до этого. Он превратился в примитивное существо, всецело поглощённое битвой за свою жизнь. Мозг был его единственным оружием в этом поединке, сердце могло только помешать, затуманить рассудок, подорвать решимость.
То, что Шеррард увидел в следующий миг, окончательно вытеснило все мысли о далёком доме. Над горизонтом позади него, словно обволакивая звёзды молочным туманом, всплыл конус призрачного света — глашатай Солнца, его прекрасная жемчужная корона, видимая на Земле лишь во время полных солнечных затмений. Теперь совсем близка минута, когда Солнце поразит своим гневом этот маленький мир.
Предупреждение было кстати. Тетерь Шеррард мог довольно точно определить, в какой точке появится Солнце: и астронавт медленно, неуклюже перебирая обломками металлических рук, отполз туда, где глыба сулила ему лучшую тень. Едва он спрятался, как Солнце зверем набросилось на скалу, всё вокруг словно взорвалось светом.
Шеррард поспешил перекрыть смотровое окошко тёмными фильтрами, чтобы защитить глаза. За пределами широкой тени, которую глыба отбрасывала на поверхность астероида, будто разверзлась раскалённая топка. Беспощадное сияние высветило каждую мелочь в окружающей пустыне. Никаких полутонов — слепящая белизна и кромешный мрак. Ямы и трещины напоминали чернильные лужи, а выступы точно объяло пламя, хотя с начала восхода прошла всего одна минута.
Неудивительно, что палящий зной миллиарды раз повторявшегося лета выжег из камня весь газ до последнего пузырька, превратив Икар в космическую головешку. «Что заставляет человека, — горько спросил себя Шеррард, — ценой таких затрат и риска пересекать межзвёздные пучины ради того, чтобы попасть во вращающуюся гору шлака?» Он знал ответ: то самое, что некогда побуждало людей отправляться к полюсам, штурмовать Эверест, проникать в самые глухие уголки Земли. Приключения заставляли сердце биться чаще, открытая окрыляли душу. Эх, много ли радости в этом сознании теперь, когда он вот-вот будет, точно окорок, поджарен на вертеле Икара.
Первое дыхание зноя коснулось его лица. Глыба, подле которой лежал Колин Шеррард, заслоняла его от прямых солнечных лучей, но прозрачный пластик шлема пропускал тепло, отражаемое скалами. Чем выше Солнце, тем сильнее будет жар… И выходит, у него в запасе меньше времени, чем он думал.
Тупое отчаяние вытеснило страх; Шеррард решил — если хватит выдержки, — дождаться, корда солнечный свет падёт на него. Как только термоизоляция космокара сдаст в неравном поединке — пробить отверстие в корпусе, выпустить воздух в межзвёздный вакуум…
А пока можно ещё поразмышлять несколько минут, прежде чем тень от глыбы растает под натиском света. Астронавт не стал насиловать мысли, дал им полную волю. Странно, он сейчас умрёт лишь потому, что в сороковых годах, задолго до его рождения, кто-то из сотрудников Паломарской обсерватории высмотрел на фотопластинке пятнышко света; открыл и метко назвал астероид именем юноши, который взлетел слишком близко к Солнцу…
Быть может, вот тут, на вздувшейся волдырями равнине, когда-нибудь воздвигнут памятник. Интересно, что они напишут? «Здесь погиб во имя науки инженер- астронавт Колин Шеррард». Это про него-то, который не понимал и половины того, над чем корпели учёные!
А впрочем, они и его заразили своей страстью. Шеррард вспомнил случай, когда геологи, очистив обугленную корку астероида, обнажили и отполировали металлическую поверхность. И глазам их предстал странный узор, линии и чёрточки, вроде абстрактной живописи декадентов, которые вошли в моду после Пикассо. Но это были осмысленные линии: они запечатлели историю Икара, и геологи сумели её прочесть. От учёных Шеррард узнал, что железокаменная глыба астероида не всегда одиноко парила в космосе. Некогда, в очень далёком прошлом, она испытала чудовищное давление, а это могло означать лишь одно: миллиарды лет назад Икар был частью огромного космического тела, быть может, планеты, подобной Земле. Почему-то планета взорвалась; Икар и тысячи других астероидов — осколки этого космического взрыва.
Даже сейчас, когда к нему подползала раскалённая полоса, Шеррард с волнением думал о том, что лежит на ядре погибшего мира, в котором, возможно, существовала органическая жизнь. Следовательно, его дух не один будет витать над Икаром; всё-таки утешение.
Шлем затуманился. Ясно: охлаждение сдаёт. А честно послужило — даже сейчас, когда камни в нескольких метрах от него накалены докрасна, температура внутри капсулы вполне терпима. Конец охлаждающей установки будет и его концом.
Шеррард протянул руку к красному рычагу, который должен был лишить Солнце добычи. Но прежде чем нажать рычаг, хотелось в последний раз посмотреть на Землю. Он осторожно сдвинул фильтры так, чтобы они, по-прежнему защищая глаза от слепящих скал, не мешали глядеть на небо.
Звёзды заметно поблекли, бессильные состязаться с сиянием короны. А как раз над глыбой — его ненадёжным щитом — вздымался язык алого пламени, грозно указующий перст самого Солнца.
Последние секунды на исходе…
Вон Земля, вон Луна… Прощайте… Прощайте, друзья и близкие.
Солнечные лучи лизнули край космокара, и первое прикосновение огня заставило Шеррарда непроизвольно поджать ноги. Нелепое и бесполезное движение.
Но что это? В небе над ним, затмевая звёзды, вспыхнул яркий свет. На огромной высоте парило, отражая солнечные лучи, исполинское зеркало. Вздор, этого не может быть. Галлюцинация, только и всего, пора кончать. Пот катил с него градом, через несколько секунд космокар превратится в печь, больше ждать невозможно.
Напрягая последние силы, Шеррард нажал рычаг аварийного люка, готовый встретить смерть.
Рычаг не поддался. Астронавт снова и снова нажимал рукоятку, но её безнадёжно заело. А он-то надеялся на лёгкую смерть, мгновенный милосердный конец…
Вдруг, осознав весь ужас своего положения, Колин Шеррард потерял власть над собой и закричал, словно зверь в западне.
Услышав тихий, но вполне отчётливый голос капитана Маклеллана, Шеррард сразу понял, что это новая галлюцинация. Всё-таки чувство дисциплины и остатки самообладания заставили его взять себя в руки; стиснув зубы, астронавт слушал знакомый строгий голос.
— Шеррард! Держитесь! Мы вас запеленговали, только продолжайте кричать!
— Слышу! — завопил он. — Ради бога, поторопитесь! Я горю!
Рассудок ещё не совсем покинул его, и он понял, что произошло. Пеньки обломанных антенн, излучали в эфир слабенький сигнал, и спасатели услышали его крик, а раз он слышит их, значит, они совсем близко! Эта мысль придала ему сил.
Колин Шеррард напряг зрение, пытаясь сквозь туманный пластик разглядеть странное зеркало в небесах. Вот оно! И тут он сообразил, что обманчивость перспективы в космосе сбила его с толку. Зеркало не было исполинским и не парило на огромной высоте. Оно висело как раз над ним, быстро снижаясь.
