Зеркала и галактики (СИ) - Ворон Елена

– Лисовин, – выдохнул Мэй, а мистер Смоллет оттолкнул его и Хэндса прочь и сам отпрыгнул далеко в сторону.

Хэндс отчаянно замахал рукой, запрещая нам с Сильвером двигаться. Космолетчики кинулись от стены, словно та готовилась их сожрать.

Из тлеющего студня выдвинулся короткий бледный стерженек. Нет – луч. Это же карманный лучемет в действии. Луч пробежал по кругу, затем вырезанный шмат студня с чмоканьем выдернули с той стороны. В дыру мне ничего не было видно – лишь тлела толстая стена.

Он нашел нас! Хитроумный пронырливый лисовин, оставленный на свободе со всем снаряжением. Умница, друг, молодчага…

– Гад-деныш, – со злобой прошипел кто-то, и в дыру головой вперед втолкнули Тома.

Лисовин плашмя упал на хрустнувший тростник, а дыру в стене заткнули только что вырезанным куском. Разрез в студне тут же затянулся.

Мы бросились к Тому. Он лежал ничком, такой же полуголый, как и мы. Прямые светлые волосы были мокрые, словно его окатили водой.

Мистер Смоллет удрученно покачал головой.

– Ну что ж, юнга лисовин, с прибытием.

Том застонал.

– Ты цел?

– Да…

Мистер Смоллет просунул руки ему под грудь, чтобы переложить на спину. Том вскрикнул.

Наш капитан осторожно перевернул его – и застыл, удерживая Тома на руках. Сильвер охнул, Мэй выругался. Похоже, лисовина полосовали тем же лучом, каким резали стену. Умело и хладнокровно – не выжгли глаза, не повредили кости, не затронули сердце. На его биопластовой маске чернел выжженный иероглиф, второй иероглиф расползся по груди: длинные отметины шли от горла, сплетались над сердцем и затем сбегали на живот. Тонкие черные линии, окантованные красной воспаленной кожей. Вот отчего Том мокрый – его облили водой, когда потерял сознание.

Том сполз с ладоней мистера Смоллета и снова растянулся на полу, ткнулся лицом в жесткий тростник. Мэй положил ладонь ему на затылок, капитан – обе руки на спину. Я пошарил по карманам штанов в поисках завалявшейся обеззараживающей салфетки. Пусто.

Хэндс поискал у себя и тоже не нашел; Сильвер расстегнул ремень и сунул руку во внутренний потайной кармашек. Вытащил крошечную упаковку; ее и раскрыть было трудно. Особенно когда дрожат пальцы. Я забрал у «бывшего навигатора» салфетку и вынул ее из упаковки.

Лисовин снова застонал, и мне хотелось застонать вместе с ним. Отыскать-то он нас сумел – а толку?

– Цыц! – с деланной суровостью прикрикнул на него капитан и уложил Тома на спину.

Выжженный иероглиф на груди показался мне еще страшнее, чем на первый взгляд. Я принялся обрабатывать его салфеткой; Том дернулся у меня под руками.

– Тихо, – велел Мэй. – Уже ни черта не больно.

Лисовина дергало не от физической боли – ее он умел терпеть.

– Израэль, – вымолвил он хрипло, – простите. Я… я струсил. Назвал вас. Первым.

– Первым – где? – сдержанно спросил Хэндс.

– В очереди на смерть.

Глава 10

Космолетчики дождались, пока я закончил обрабатывать ожоги. На лице они были не такие глубокие, как на груди, но ведь это лицо – отметины останутся на всю жизнь… если выживем.

Хэндс увел лисовина в тот обжитой нами угол, где мы очнулись. Устроились на полу: пилот привалился к теплой стене, Мэй и мистер Смоллет уселись перед Томом, я – рядом с ним, Сильвер – чуть поодаль.

– Рассказывай, – велел Хэндс. – Какого рожна ты попер в город?

– Мне был нужен глайдер, – заявил Том. Ему полегчало, и он почувствовал себя куда уверенней.

Мэй выразительно хмыкнул: дескать, верим тебе, как же!

– Нашел? – осведомился капитан Смоллет.

– А то. Стоит брошенный, никому не нужный. Рядом с первым… то есть вторым бортом.

– Рея не тронули?

– Не видел, – признался Том виновато. – Я только сунулся – а там этот… перьевщик.

– Перьевик, – поправил Сильвер. – И что он?

– Сволочь он, вот что. У него бортовые станнеры, а у меня ни хрена.

– Сколько времени прошло с рассвета? – спросил мистер Смоллет, озабоченный какими-то своими мыслями.

– Около трех часов. Пока я до города добрался… потом с час полз до глайдера.

– Полз?

– Защитный костюм натянул – и полегоньку, сливаясь с домами и землей. Меня и не заметили. Представьте: лежу посреди дороги, а они ходят, будто мимо кочки. Одна тетка даже наступила… Мистер Смоллет, почему костюм от станнера не защищает?

– Он так задуман, – ответил за капитана Хэндс. – Считается, прав тот, кто в глайдере, а не кто подбирается снаружи. Мало ли, какой пират разведчика ограбит и влезет в его костюм. Что было дальше?

– Этот перщик, – продолжал Том, нарочно коверкая данное франту в перьях название, – поснимал с меня все и поволок куда-то… в дом, который я даже не знаю, где. Сюда, в общем. И стал допрашивать.

– Что поснимал? – заинтересовался Мэй.

– Передатчик, по которому я с Крисом общался, «глаз», костюм…

Средства наблюдения и связи были в вещмешках, что Мэй собирал для Хэндса с Сильвером. Вот и пригодились; жаль, недолго лисовин ими пользовался.

– Он допрашивал тебя с лучеметом? – нахмурился мистер Смоллет. – Зачем?

– Затем, что сволочь. Он и без меня все знал. Кто мы, откуда, как корабль называется.

– Сквайр рассказал?

Лисовин дернулся.

– Да… сквайр… – мне показалось, он лжет.

– Что такое? – Капитан подался ближе. – Том, не темни.

– Я не темню. Гад перщик соврал. Мистер Смоллет, не спрашивайте, – на одном дыхании выпалил наш лисовин.

– Ты определись: либо соврал, либо не спрашивайте, – посоветовал Мэй. – Слушай, юнга, некогда сантименты разводить. Не дай бог, за Израэлем скоро придут.

Том сухо сглотнул.

– Израэль, простите. Я должен был первым назвать себя…

– Какой от тебя прок – от первого? – отозвался пилот. – Все правильно сделал. Так что тебе гад наврал?

Том посмотрел на меня, словно просил помощи. Чем я мог помочь?

– Он сказал, – начал лисовин, – что сквайр отдал ему охрану и доктора Ливси, чтоб вы… вытро… выторговать, – удалось ему наконец это слово, – себе жизнь.

– Брехня, – покривился Сильвер. – Мы и так у него в руках. О чем торговаться?

– Сквайр… он будто бы нарочно гнал глайдер в город… – запинался Том, – чтобы предложить местным охранников и доктора Ливси… и за это устроиться здесь с удобствами.

– Чушь, – повторил «бывший навигатор». – Выбрось из головы.

По-моему, он сказал так из жалости. Лично я готов был поверить, что именно ради выгодной сделки мистер Трелони сюда и стремился.

Лисовин коснулся ожога на груди, отдернул руку. Я протянул ему салфетку:

– Приложи.

Маленькой салфетки не хватило на весь выжженный иероглиф. К тому же она быстро выдыхалась.

– Что хотел от тебя перьевик? – спросил мистер Смоллет.

– Просто изгалялся. Ему нравилось, что мне больно.

«И страшно», – подумал я, вообразив себя на месте Тома. Очень живо представил, как двигается ствол лучемета, как жгучий луч гуляет по щекам и груди, и остается гадать, не даванет ли мерзавец в следующий миг на спуск посильней, не разрежет ли лучом на части.

– А что насчет очереди? – осведомился Хэндс. – Почему он заставил тебя составлять списки?

– Ему так взбрендило. Спросил, хочу ли я первым в театр. Я сказал, что не рвусь. Тогда он спросил, кого я назначу первым.

– Ясно. Кого ты назначил вторым?

– Не скажу.

– Том!

– Оставьте, – приказал Хэндсу мистер Смоллет. – Придет время – узнаем.

– Себя поставил третьим, – добавил Том.

Догадаться нетрудно: вторым он поставил Сильвера. Юну-Вэл. Третьим – себя; значит, следующий – я. Или Мэй. Последним будет мистер Смоллет. Неизвестно, как часто здесь отправляют в «театр» – но хоть лишний день, хоть полдня Юна-Вэл могла бы прожить. Вместо меня, Тома, вместо нашего капитана. «Бывший навигатор» усмехнулся.

– Юнга лисовин, ты мудр не по годам. Как верно рассчитал! И откуда узнал, что счастье не в том, чтобы жить, а в том, чтобы не видеть смерть тех, кого любишь?