Михаил Костин - Земля – Паладос
Хрипло дыша, священник-следователь привалился к двери и надавил. Тяжелая створка поддавалась медленно. От натуги ребра пронзило такой болью, что Габриель до крови закусил губу, чтобы не заорать.
Снизу снова что-то мелькнуло. Теперь подходили осторожно. Продолжая давить спиной на дверь, он поднял руку, вскидывая кверху ствол. Дважды нажал на спуск, руку дернуло отдачей. В горле пересохло, спина стала мокрой от напряжения. Щель между створкой и стеной увеличилась. Теперь Габриель мог бы протиснуться туда, хоть и с трудом. Надавив из последних сил, он рванул с пояса гранату, швырнул к подножью лестницы и шмыгнул в приоткрытую дверь.
Здесь снова был коридор, причем похожий как две капли воды на тот, по которому священник шел раньше, только уровнем выше. Габриель кинулся в известном направлении и, свернув в ближайший карман, рухнул на пол. Упал неудачно, жестко, но думать об этом сейчас было ни к чему. Старинное, как рассказывал спут, слово «граната» когда-то употреблялось для обозначения мелкой ручной бомбы. Во всяком случае, именно так понял Габриель из путаного объяснения. Теперешние гранаты действовали по иным принципам, и эффект от них был посерьезнее, чем жалкие рваные раны. После использования такой гранаты в зоне поражения не оставалось ничего, поэтому доступ к этому оружию имел очень ограниченный круг лиц, и пользовались священники Церкви Света подобными штуками крайне неохотно. Сейчас у Габриеля не было выбора.
Внизу загудело, заставляя сотрястись балки и перегородки ближайших отсеков. По коридору пронеслась жаркая волна, заложило уши. На мгновение потемнело в глазах. Когда Габриель пришел в себя, вокруг было тихо.
Он поднялся на ноги. В голове гудело. Ребра жгло нещадно. Габриель скосил взгляд и сердито сплюнул. Рана была поверхностная. Из тех, которые не слишком серьезны, но болят долго и занудно.
Звуки, как и возможность нормально двигаться, вернулись не сразу. То, что снова слышит, он понял сразу по истошному ору, идущему из коридора. Габриель вышел из кармана, шагнул к двери. Рядом с ней лежал дарзини. Вернее, половинка его. От левого плеча вниз по туловищу словно отрезали по линейке. Причем отрезанного куска нигде не было. Габриель подошел поближе. Судя по всему, в момент активации гранаты бывший зэк подошел к дверному проему, а отсутствующий кусок тела попал в щель между створкой и косяком. Лицо несчастного корежило болью.
— Ты меня слышишь? — холодно спросил священник.
— Что со мной? — застонало существо с типичным для дарзини акцентом.
— Слышишь, — по-своему понял Габриель. — Ты умираешь. И умрешь. Обязательно. Но сейчас у тебя есть два варианта: или ты отвечаешь на пару вопросов и умираешь быстро, или я оставляю тебя здесь мучиться. Поверь, мучения будут долгими, потому как ты враг Церкви, а врагам Света покой не полагается.
Ополовиненный скулил, но не произнес ни слова.
— Сколько вас здесь? — сухо продолжил священник.
— Несколько сотен, — прохрипел несчастный.
— Все вооружены?
— Да.
— Где начальник тюрьмы?
Несчастный закатил глаза к потолку и тихо произнес:
— Там… на верху… на самом…
Габриель поднялся на ноги. Кинул последний взгляд на тело, выглядевшее жертвой безумного мясника. Рука, нога и кусок туловища ровно срезаны. От плеча до паха наружу вывернуто сырое мясо. Но он живет еще какие-то минуты. Бесконечные минуты. Руку дернуло отдачей. Выстрел, подаривший покой, был тихим.
Габриель прекрасно знал, где искать это «там на самом верху». Не знал даже, а чувствовал. У священников-следователей есть способности, отличающие их от простых людей. «Вырабатывались» эти особенности десятки лет путем многочисленных генетических модификаций и тренинга — это все, что ему полагалось знать, подробности Габриелю были недоступны. Не его уровень. Хотя уровень доступа к информации у него был не самый низкий, Исааку Лимору Фрэнсису Брауну наверняка не известно и этого. Оно и понятно. Посвящать в глубинные тайны Церкви такого разгильдяя — беды не оберешься.
Габриель тряхнул головой, отгоняя посторонние мысли. Думать сейчас стоило о Призраке, а не о позоре Церкви Света.
Добравшись до верхнего сектора, он окончательно уверился в том, что Призрак обжил для себя тело бывшего начальника тюрьмы. Его присутствие ощущалось во всем. Священник-следователь прикрыл глаза и попытался настроиться на поиск. Среди следов в голове кровавой дорожкой возник самый свежий.
— Я вышел на след, зверь, — прошептал он. — Да не убоюсь тебя.
Не убоюсь, мелькнуло в голове. Но кровь отчего-то застучала в ушах и с каждым шагом все сильнее приливала к голове.
— Спокойно, — одернул себя Габриель.
Спокойно, без нервов. Без азарта, без охотничьего возбуждения. Он не безмозглый пес, чтобы, позабыв обо всем, ломиться вперед. Это с глупыми преступниками, выпущенными из тюрьмы, можно было играть в идеального солдата-уничтожителя, переть напролом. С Призраком такое не пройдет. С ним надо тоньше, умнее, осторожнее.
Интересно, Призрак чувствует его так же или он до сих пор в неведении? Хотя о каком неведении речь после того светопреставления, что он устроил внизу…
Подал голос сканер. Габриель скосил глаза на дисплей. За поворотом замерли две точки. Противники стояли, не двигаясь, застыв, словно чучела. Охрана? Неужели Призрак настолько наивен, что полагается на двух охранников? Полагается, не полагается, а без шума их не убрать.
Что делать? Стрелять, бить? Так или иначе, будет шум. И в любом случае, даже если его еще не почувствовали рядом, сразу станет ясно, что он уже здесь. Его будут ждать. Его уже ждут. Нет, Призрак не наивен. А с охраной надо разобраться побыстрее. Если уж все равно шуметь, так…
Он вскинул теплое, уже почти сросшееся с ладонью ружье и выступил из-за угла. Их действительно было двое. Оба дарзини. Чертовы ящерицы. Руку привычно дернуло, и первый из дарзини кулем повалился на пол. Второй раз Габриель выстрелить не успел. Реакция у рептилий всегда была молниеносная.
Между тем моментом, как священник отшатнулся обратно, и тем, когда угол украсила выщерблина аккурат в районе его головы, прошла, казалось, сотая доля мгновения.
Священник снова посмотрел на дисплей. Одна точка сменила цвет, вторая замерла на месте. Ящер не стреляет и не бежит догонять. Он сидит и ждет. Смотрит немигающим взглядом на угол и в ту секунду, когда Габриель соберется высунуться и выстрелить, рептилия уже спустит курок. Соревноваться в скорости с ней бесполезно.
— Чертова ящерица, — тихо пробормотал под нос священник.
Быстро огляделся. Коридор здесь был чист и опрятен. Никакого хлама, никаких посторонних предметов. Ничего лишнего. Габриель с сожалением посмотрел на второй ствол, сдернул с плеча ремень и, взяв на изготовку любимое ружье, подошел к щербатому краю стены.
На счет три, мысленно приказал себе. Раз, два… в груди предательски екнуло. Три.
Коротко размахнувшись, он выбросил вперед руку с трофейным оружием. Ствол вырвался из пальцев и полетел вперед. В то же мгновение Габриель вынырнул из-за угла. Два выстрела слились в один. Противник повалился на пол, задергался в конвульсиях. Габриель выдохнул и перевел взгляд на трофейное ружье, улетевшее в качестве отвлекающего маневра. Металл изогнулся и оплавился. У рептилии была не только прекрасная реакция, но и качественное плазменное оружие.
Священник-следователь подошел ближе, и «качественное плазменное оружие» перекочевало из лап мертвого дарзини в руки человека, заняв место потерянного трофея. С двумя стволами на изготовку Габриель толкнул дверь.
Огромный зал поразил не только и не столько своими размерами, сколько обстановкой. Он сплошь был уставлен зеркалами. Отражения отражали друг друга, и понять, где реальность, а где зазеркалье, казалось невозможным. Замешательство длилось секунду. Но этого хватило. Увидев легкое движение, Габриель дернулся в сторону. Выстрел не догнал, но расцветил дверь, что мгновение назад находилась за спиной священника.
Вперед, в зеркала. Раствориться, затеряться, стать на равных. Зеркальный лабиринт запестрел десятками синхронно двигающихся отражений. Он вскинул ружье, и вереница Габриелей повторила движение.
Мелькнуло много раз отраженное обрюзгшее лицо с крупными чертами и нечеловеческими глазами. Кто-то хихикнул довольно тонко и противно.
— Что смеешься, дружок? Рожу свою в зеркале увидел?
Голос снова захихикал где-то совсем рядом, и Габриель двинулся, пытаясь найти если не отраженного, то хоть отражение.
— Это забава того, в чью шкуру я одет, инквизитор. Он отчего-то любил зеркала. А я не стал убирать. Так забавно, правда?
— Сейчас я тебя еще больше рассмешу, — пообещал Габриель.
Снова возник обрюзгший лик. Священник дернулся, но отражения распались, оставив его наедине с собой.
