Александр Зорич - На корабле утро
Маджид тут же оказался рядом. Он был рад возможности оказаться полезным!
– По инструкции – двенадцать минут. Но один из эмиттеров там барахлил еще в мае. Словом, семь минут – самое большее.
– Чудесненько, – вздохнул Бондарович. – Знал бы раньше, приказал бы развернуть линкор кормой вперед… Ну да теперь уже поздно…
Подтверждая правоту Бондаровича, корветы ягну дали первый залп – об этом сообщили операторы систем слежения, которые, как это ни странно звучит, наблюдали его визуально.
По их данным, ближайший поток позитронов пронесся в полукилометре от левого борта линкора, остальные прошли еще дальше.
– Мазилы, – злорадно ухмыльнулся Бондарович. – Приказываю открыть огонь главным калибром!
Все, находящиеся на мостике, включая меня, отчего-то заулыбались. Это мистическая вещь – главный калибр. Огонь главным калибром вселяет в сердца звездолетчиков – не важно, наших или клонских – какую-то невыразимую словами уверенность в том, что победа – она наша, уже почти в кармане.
– Да, кстати, Маджид… – свойским, не командирским каким-то тоном добавил Бондарович, – уберите людей с верхних мостиков и, если есть возможность, лишний техперсонал из кормовых отсеков.
Насколько гуманным был этот совет, стало ясно уже через две минуты. Позитронный лазер ударил в центральную верхнюю надстройку. Ее должен был прикрывать пояс защитного поля литер «Б». Но он был отключен (понятно почему: за счет этого Бондарович высвободил резерв энергии для переброски на носовые щиты!) и тысячи тонн многослойной брони, пластика, коммуникаций, выгородок, электроники и неизменных фравахаров испарились в аннигиляционном вихре за доли мгновения.
Цунами плазменной ударной волны обрушилось на верхнюю палубу линкора.
Находясь в бронированной цитадели масштабы этого катаклизма прочувствовать было трудно. Но оценить – можно.
Освещение несколько раз угрожающе мигнуло, но, слава Богу, не вырубилось.
Ослепла целая плеяда терминалов. Над головой зашипела лопнувшая труба. Хотелось надеяться, не самая важная.
В тот миг я подумал, что было бы правильно отдать свой гермошлем Бондаровичу. Я не гордый, мне сгодится и пожарный противогаз.
Но Бондарович, который и прежде впечатлял своими командирскими качествами, на глазах превращался в эпического героя, до отказа накачанного адреналином. Его волевое лицо было бесстрастно. Он изрыгал команды с такой скоростью и такой всепобеждающей уверенностью, что отвлекать его каким-то гермошлемом было просто страшно. Может ведь и взглядом испепелить!
– Маршевые – стоп! Малая тяга на носовую группу! По корветам ягну – беглый огонь! Прекратить маневр «плоская змейка»! Носовая группа – средняя тяга!
– Есть обратная связь на носовых щитах! – доложил офицер щитовой группы.
Это значит – прямое попадание.
– Скачок температуры на эмиттерах! – продолжал офицер. – Второе попадание!
К нашему линкору вплотную подобрался тот самый пушной зверь…
Если эмиттеры защитного поля сгорят, позитронный лазер пробьет корабль насквозь от носовых антенн до кормовых хризолиновых дюз. Тоннель, по которому можно летать на флуггере, образуется в корпусе корабля за первые же микросекунды, а затем раскаленная плазма рассверлит этот тоннель во все стороны. Накачанный горячим газом линкор едва заметно припухнет на экранах наших соседей по ордеру, а затем лопнет, распыляя наши газообразные останки по всей системе Макран. Какая красивая, космическая смерть! Не каждый может похвастаться тем, что его уход из этого мира сопровождался взрывом карманной сверхновой!
Я бросил меланхолический взгляд на Земского и Черныша. Те лежали на оранжевом плоту, закинув руки за головы. Тоже, видать, философствовали.
– Держать курс! – распорядился Бондарович. – Полная тяга на носовые дюзы!
Бондарович обернулся к Маджиду, стоящему рядом в подобострастной позе официанта.
– Есть возможность улучшить охлаждение носовых эмиттеров щита? – спросил он.
– Не знаю… Я отдам распоряжение инженер-офицерам… А дальше как Ахура-Мазда управит… – сказал Маджид.
– Температура на эмиттерах критическая, – тревожно рокотал клонский офицер-щитовик. – Носовой щит принял третий позитронный лазер! Нет, их уже четыре!
– Спокойно, ашванты. Спокойно! – громовым голосом произнес Маджид. В тот миг он был похож на некое зороастрийское божество. Неумолимое и безмятежное.
– Внимание всем пилотам и операторам движения! – Судя по тону Бондаровича, он решился на что-то важное. – Мы должны сорвать корветам ягну прицеливание. При этом мы ни в коем случае, повторяю, ни в коем случае не должны подставить под их позитронные лазеры незащищенные борта корабля. Я недостаточно хорошо знаком с динамическими характеристиками линкора «Кавад». Поэтому приказывать не считаю возможным. Могу лишь изложить свое видение маневра. Линкор приводится в скольжение одновременно влево и вниз. При этом корма корабля должна равномерно выноситься также влево и вниз пропорционально смещению линкора.
Настал час того самого клона с желтушным лицом, которого я поначалу ошибочно принял за капитана – Фраваруза Севашти.
До этого совершенно незаметный и тихий, он вдруг оказался в центре событий.
С нечеловеческой скоростью он выхватил из кармана карандаш и блокнот – обычный бумажный блокнот – набросал схему маневра, расчертил ее векторами тяги и столбцами цифр, после чего сразу же отдал необходимые указания непосредственно пилотам и операторам движения.
Я размышлял о том, что вот наш, русский навигатор – тот сразу бросился бы к планшету, в кнопки тыкать. И, бьюсь об заклад, провозился бы втрое дольше. Все же в клонском крохоборстве и минимализме что-то такое есть. Особенно в критических условиях…
– Пятый луч! – истерически выкрикнул офицер-щитовик. – Инженеры докладывают, что началось оплавление головок эмиттеров! Мой прогноз – семь секунд, – севшим голосом довершил он.
В ту минуту я не видел, не мог видеть многого.
Обливаясь потом, заходясь кашлем (кто хоть раз надевал противопожарный противогаз меня поймет) две клонских аварийных партии стояли насмерть на верхней палубе линкора. Стена огня уверенно теснила их к магистральному стволу, через который питался энергией боевой мостик.
Комендоры в своих тесных подбашенных клетушках щелкали тумблерами, отправляя по корветам снаряд за снарядом.
Инженер-офицеры пожирали глазами датчики эмиттеров, бессильные сделать хоть что-нибудь для спасения.
Сонмища ракет – русских «Зенит» и конкордианских «Рури», – выпущенные фрегатами сопровождения, дожирали последние километры, отделяющие их от целей.
Полтора десятка «Дюрандалей», неуязвимые для легких позитронных пушек и слишком верткие для того, чтобы попасться под удар главного калибра корветов, били ягну практически в упор и сортную сестрорецкую сталь подвесных пушек «Ирис» вело от перегрева.
А линкор «Суворов», наш добрый старый «Суворов», обделенный вниманием корветов ягну и не знающий наших печалей, готовился положить седьмой залп в эсмеральдитовое чрево искореженного, захлебывающегося вакуумом астрофага.
Мы же – выживали. Просто выживали.
Повинуясь скрупулезно, до килоньютона отмеренным импульсам маневровых дюз, линкор грациозно завалился на левый борт и поплыл, покатился вниз, уходя от концентрированного огня корветов ягну.
– Пятого контакта нет! Нет четвертого! – это был восхищенный офицер-щитовик.
Фраваруз Севашти просиял.
– Мы сорвали два позитронных луча! Капитан Бондарович… примите мое искреннее восхищение…
– Еще два контакта исчезли! Нас ведет только один луч!
Заговорил оператор систем слежения:
– Благие вести, ашванты! Два корвета взорвались! Это подтверждается и внешним целеуказанием от русских!
– Чья работа, наша? – спросил Бондарович.
– Похоже, нет… Корветами занимаются и ваши «Дюрандали», и наши фрегаты.
Я откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.
Верите? Мне стало неинтересно. Ну то есть совсем.
Как будто сквозь сон я слышал обрывки фраз и докладов, ликующие возгласы и жизнерадостное сквернословие Черныша, одобрительные басистые рулады нашего дорогого Алексея Романовича. Я слышал, как Бондарович горячо благодарит навигатора Фраваруза Севашти, принимает комплименты от Маджида, вот Маджид снова командир и отдает распоряжения своим властным вкрадчивым баритоном…
Но какое мне до всего этого дело?
Я, Лев Степашин, прислан на «Кавад», чтобы не допустить возможного бунта клонов.
Бунта не было. И, понятное дело, уже не будет. По крайней мере – здесь и сейчас.
Дружба распускает свои нежные лепестки.
Трубят фанфары…
Мой рабочий день око…
– Товарищ капитан! Чай будете?
Я открыл глаза. Передо мной стоял Черныш, лихой и придурковатый, с клонской национальной мензуркой, наполненной ароматной красно-коричневой жидкостью.
