Андрей Ливадный - Пепельный свет

Последующие несколько часов прошли для Антона в невероятном моральном напряжении.

Сергей, установив прямой мысленный контакт с кибермозгом «Арго», полностью погрузился в цифровое пространство, контролируя процесс реанимации нервной системы Эллис.

Антону пришлось ассистировать ему. Основные манипуляции производились на клеточном уровне, под руководством Сергея действовали сотни автоматических систем медицинского модуля, но даже их филигранной точности и скорости реакции порой не хватало. Некоторые процедуры не имели заранее подготовленного программного обеспечения. Сергей отдавал команды, исходя из меняющейся каждую секунду ситуации, и часть его указаний выполнял Антон, действуя через панель управления реанимационной камерой.

Жизнь Эллис, ставшей заведомо родной, трепетала на кончиках его пальцев при каждом прикосновении к сенсорам.

К исходу третьего часа Сергей отключил искусственную вентиляцию легких.

Антон замер. Первый ее вдох больше походил на спазм. Тело Эллис содрогнулось, затем дыхание постепенно начало выравниваться.

Показания сотен приборов плыли, двоились перед глазами Антона. Он ждал очередных распоряжений, но Сергей некоторое время молчал, затем отключил мыслеобруч, бессильно откинулся в кресле и тихо произнес:

— Мы сделали все, что могли. Кибермозг «Арго» контролирует ситуацию. Придет ли Эллис в сознание, сохранится ли ее личность, сейчас предсказать невозможно. Нам остается лишь ждать…

Взгляд Антона терялся в показаниях сотен узкоспециализированных медицинских датчиков. Он посмотрел на Эллис. Внешние признаки смерти отступили, она дышала, глубоко и ровно, ее сердце билось, но тревога за ее жизнь становилась лишь сильнее.

— Сергей, тебе нужно отдохнуть. Я вызову, если что-то изменится в показаниях.

— Останешься с ней?

— Да.

Сергей еще раз придирчиво просмотрел данные систем жизнеобеспечения, затем встал.

— Пожалуй, ты прав. Пойду к себе, попытаюсь уснуть, хотя бы ненадолго.

Антон проводил его до дверей медицинского модуля, затем, вернувшись к реанимационной камере, остановился, взглянул на Эллис, еще не понимая, что вдруг изменилось за истекшую минуту.

Ее глаза были открыты!

Взгляд Эллис, еще затуманенный, полуосознанный, уловил движение, невольно сконцентрировался на человеческой фигуре, и вдруг в нем проступило выражение растерянности, посттравматического ужаса, непонимания, где она находится и что происходит?!

Где-то далеко рокотала гроза. Тяжелый воздух, напоенный жаром и пылью, струился знойным маревом в ожидании первого порыва спасительного ветра. Во всем чувствовалось неумолимое приближение стихии. Свинцовая туча, надвигаясь со стороны моря, медленно заслоняла горизонт, с каждой секундой вокруг становилось все темнее.

Эллис зябко поежилась. Она стояла на раскаленном песке, почти у самой кромки воды, и неотрывно смотрела вдаль, туда, где черное небо сливалось с пепельным морем.

Внезапно налетел ветер, и все вокруг мгновенно изменилось: порыв зарождающегося шквала разметал томные пласты удушливого воздуха, вспенил поверхность воды белыми гребнями волн и обрушился на пляж, взметнув песок и пыль десятком скоротечных смерчей.

В этот миг небеса расколола молния, похожая на ослепительную ветвь, ее удар осветил окрестности, предметы на доли секунд отбросили глубокие черные тени, и над вскипевшей водной поверхностью оглушительно ударил гром.

«Ну и обстановка…» — подумал Антон, приближаясь к застывшей на берегу Эллис. Огромные волны с глухим рокотом обрушивались на пляж, разбивались о камни, теряя энергию сокрушительного удара, и уже мягкими, бессильными пенистыми языками тянулись к ее ногам, а она, словно окаменев, стояла, неотрывно глядя вдаль.

— Эллис! — окликнул ее Антон, надеясь, что не испугает девушку своим внезапным появлением.

Она медленно повернулась.

— Антон… — Во взгляде Эллис застыло выражение ужаса.

«Черт бы побрал эту самонастраивающуюся автоматику!» — подумал командир, бросаясь вперед. Очередная молния, опережая оглушительный раскат грома, с шипением ударила в воду возле самого берега. В воздухе резко пахло озоном. Ноги Эллис вдруг подкосились, она без сил стала опускаться на влажный песок, но Антон успел поддержать ее, одновременно концентрируя волю в мысленном приказе, но ничего не изменилось, вокруг по-прежнему бушевала гроза — в рассудке Эллис царил настоящий ад, ее эмоциональное поле оказалось сильнее попыток Антона остановить буйство стихии.

Он не решился отпустить прильнувшую к нему, вздрагивающую девушку. Мысленные приказы не действовали, и он, освободив одну руку, слепо нашарил пальцами электронное устройство, замаскированное в ветвях низкорослого прибрежного кустарника, с силой вырвав его из гнезда. Радикальный метод отключения чуткой и сложной аппаратуры, но иного выхода не оставалось.

В следующий миг окружающая обстановка сказочно изменилась. Море, пляж, гроза — все исчезло, словно мираж, растаявший в воздухе. Вокруг простирался привычный взгляду тропический сад с тщательно ухоженными растениями.

— Теперь хорошо? — спросил Антон, помогая Эллис сесть.

— Да… — ответила она, все еще не справившись с дрожью. — Что это было? Я вошла в оранжерею, и вдруг…

— Все нормально, — попытался успокоить ее Антон, присев рядом. — Нам следовало заранее предупредить тебя об автоматике, управляемой силой мысли. Мы уже настолько привыкли к подобным устройствам, что машинально контролируем их. Ты думала о чем-то мрачном, когда вошла?

— Да, — созналась Эллис.

— Здесь повсюду расположены очень чуткие датчики, — пояснил Антон. — Оранжерея — одно из немногих мест на корабле, где установлены устройства, изменяющие реальность. Они подчиняются настроению и имитируют обстановку, сопоставимую с эмоциональной окраской мыслей. Иногда, в долгих перелетах, это бывает полезно для психологической разгрузки членов экипажа.

— Значит, это была всего лишь иллюзия? — Эллис едва сдерживала слезы.

— Ничего, — ободряюще улыбнулся Антон. — Ты привыкнешь. Контролировать устройства, подчиняющиеся мысленным приказам, не так и сложно.

— Я не верю… в то, что все пройдет, — тихо ответила она, мгновенно помрачнев. — Я ведь осколок далекого прошлого, верно?

Антон встал и, подойдя к ближайшему дереву, сорвал спелый плод. Пропасть между ними действительно существовала, но ее источник находился в сознании Эллис.

С того момента, как женщина очнулась, прошла всего лишь неделя. Эллис трудно, неуверенно и мучительно возвращалась к жизни. Трое суток ее сознание балансировало на хрупкой грани небытия, она не верила окружающим, бредила, звала по именам погибших товарищей, пыталась вырваться, затем вдруг впадала в жесточайшую депрессию, цепенела, глядя в одну точку, не реагируя на внешние раздражители.

На пятые сутки состояние Эллис стабилизировалось, и Сергей после длительной беседы разрешил ей встать. Он понимал, что герметичная сфера реанимационной камеры, аппаратура жизнеобеспечения и ощущение собственной беспомощности не помогут ей справиться с моральными травмами. Жизнь Эллис уже была вне опасности, но ее глубоко травмированная психика отторгала реальность. Она видела в экипаже «Арго» едва ли не пришельцев, ей казалось, что, оказавшись вне своего времени, она выглядит жутко и неуместно, как неандерталец на улице мегаполиса.

Семьсот лет космической эры. Для Эллис эта цифра стала потрясением, она смотрела на экипаж «Арго», как на каких-то иных существ, сверхлюдей, представителей новой космической расы. Антон четко чувствовал ее настроение, понимая, что должен объяснить ей, что семь веков космических полетов и три колонии у ближайших звезд для них самих кажутся сейчас первым, неуверенным шагом младенца, отворившего дверь в огромный, неизведанный мир.

Он вернулся, протянул ей сорванный с ветки плод.

— Попробуй.

Пальцы Эллис коснулись его ладони, и Антон почувствовал, какие они горячие.

— Я понимаю, что тебя мучает. — Он вновь присел рядом с Эллис. — Да, прошло много веков, но между нами нет пропасти. Скорее — маленький шаг.

Эллис недоверчиво посмотрела на Антона.

— Чем определяется сущность цивилизации? — внезапно спросил он, уловив в ее взгляде долгожданную искорку интереса.

Она пожала плечами.

— Мой мир был противоречив. Когда «Антей» покинул Солнечную систему, человечество еще не являлось единой цивилизацией.

— Да, прости. Давай сузим рамки, поговорим об отдельных людях. Что движет нами? Чувства. Те же самые чувства, стремления, которые определяли поступки людей в твою эпоху. Любовь и ненависть, добро и зло, все это вечно, понимаешь?

— Неужели ничего не изменилось?