Карен Тревис - Город Жемчуга
Джош прошел чуть вперед, сохраняя молчание. Он опустил голову и спрятал руки в карманы блузы. Казалось, Шан с легкостью читала его мысли. Из колонистов получились бы плохие игроки в покер.
- Суперинтендант, вы оказались в деликатной политической ситуации. Я многое могу рассказать вам, но это будет сильно отличаться от реальности, которую мы имеем. Эта планета принадлежит безери, луна - вес'хар. Кроме того, на эти земли претендуют исенджи. Потому вес'хар имеют тут то, что вы назвали бы военным присутствием, для того чтобы защитить безери, которые не могут сами за себя постоять.
- Где же они? Мы не видели ни тех, ни других, ни третьих.
- Вы смотрите не туда. Безери - обитатели вод. Поэтому им трудно сражаться с теми, кто обитает на суше. Им нужна помощь.
Шан попробовала сформулировать новый вопрос, но у нее ничего не получилось.
- Ах, - только и сказала она. - А это «военное присутствие» может как-то отразиться на нас?
- Смотря каковы ваши планы, - ответил Джош.
Шан огляделась вокруг, вбирая в себя детали дикого ландшафта планеты. Сейчас она не видела ничего, абсолютно ничего, кроме зарослей инопланетных растений.
- Они находятся поблизости?
- Не в прямом смысле. Неподалеку отсюда, у побережья, раньше располагался город исенджи. Сейчас даже тропы, ведущей к нему, не осталось. Вес'хар стерли их с лица планеты. Они не обманывают и не ведут переговоров. Запомните это.
Это было нетрудно. Шан посмотрела в ту сторону, где раньше находился город исенджи.
- Добро пожаловать на передовую, суперинтендант. - И Джош направился дальше по тропе.
* * *
С полосы колючего кустарника, который разделял Константин и базовый лагерь, ветер принес громкие голоса. Звучал смех, кто-то пел, иногда раздавались громкие вскрики. Существа, которых она увидела, были людьми, рожденными на иной планете. Точно так представляла их себе Линдсей. А теперь она столкнулась с ними в реальности.
Эти «инопланетяне» - судя по всему, дети, - занимались тем, что измеряли кочаны растущей капусты и осматривали зеленые насаждения. По крайней мере этим были заняты старшие. Самые маленькие, те, что, судя по всему, только учились читать и писать, время от времени теряли интерес и начинали бродить, делая круги в несколько ярдов, начинали возиться в грязи или принимались исследовать колючие кустарники. Линдсей то и дело слышала:
- Джон! Оставь в покое этот цветок!
А потом серьезный ребенок лет четырнадцати, соскочив с корзины, поспешил к кустарникам, чтобы вытянуть разбаловавшегося Джона.
- Если ты оборвешь все цветы, то в этом году не будет никаких ягод. Лучше помоги-ка мне уложить эту корзину.
Малыш оказался послушнее, чем могла бы подумать Линдсей. Она отодвинула визор дальнего звукоулавливателя и вновь попыталась охватить единым взглядом всю сцену. Чему, черт побери, учат этих детей? С чего все начинается? Была ли необходимость в том, чтобы они появились именно здесь? Нет, конечно, все это очевидно для колонистов, но не для нее. С другой стороны, «инопланетяне» выглядели здоровыми, милыми детьми. Они не устраивали сцен вандализма, не колотили что попало, не бегали сломя голову, рискуя в любой момент грохнуться об землю.
Впервые в своей жизни Линдсей заподозрила, что, возможно, существует еще что-то, кроме карьеры военно-морского пехотинца, что-то большее и более важное. Теперь, когда первое потрясение отступило, Линдсей задумалась о том, на что это похоже - стать матерью.
Но, кроме всего, она находилась не на Земле. Если бы все это случилось до того, как она поднялась на борт корабля, она, возможно, не задумываясь, использовала бы аэрозоль. Использовала как можно скорее и без всяких размышлений… А теперь она наблюдала за милыми детьми. За детьми, ничуть не похожими на земных оболтусов. За детьми, воспитанными должным образом. За детьми, присутствие которых не подразумевало хаос.
Она вновь опустила визор и долго следила за происходящим. Вскоре вперед вышла пара детей постарше. Они притащили корзину и стали что-то складывать в нее, в то время как мальчик помладше вел записи. Те дети, что были еще меньше, сложили мешки в тачки и покатили их вниз по дороге, скорее всего к какому-то большому транспорту. Потом они на несколько минут прервали работу. Маленькая девочка побежала по кругу, что-то крича, а потом один из мальчиков постарше нагнал ее и подхватил на руки.
«Не хочу, чтобы ты бегала с мальчишками. Так ты можешь испортить всю свою жизнь», - звучал в голове Линдсей голос ее давно покойной матери. Тогда, в двенадцать лет, Линдсей пыталась понять, почему «все закончится плохо», если она станет кататься на коньках с Эндрю Кайрнаном. «Если бы тебя не было, я бы давно заняла руководящую должность. Не делай ту же ошибку, что и я». Это наставление, звучавшее очень часто, въелось в память Линдсей. Дети - вред, ipso facto [25]. Линдсей была плохой. Именно она уничтожила карьеру своей матери.
Линдсей никогда не задумывалась относительно загробной жизни, но если ее мать и ждала там ее, то лишь затем, чтобы еще раз повторить свои наставления. Больше всего Линдсей хотела, чтобы мать оставалась мертвой и воспоминания о ней не являлись всякий раз, обычно не в самые приятные моменты.
«Теперь моя очередь, - подумала Линдсей. - Теперь я должна допустить собственные ошибки». Время и расстояние, отделяющее ее от Земли, упрощали ситуацию. Она сняла визор и убрала его в нагрудный карман, а затем направилась назад к базе.
Она слышала отрывки разговоров, но как можно быстрее подошла к двери и сразу направилась в операционную - жилой модуль Хагель. Дверь была открыта. Хагель на месте.
Так-то легче в любом случае. Линдсей достала аэрозоль и поставила на стол врача, так чтобы та сразу заметила баллончик. Так много легче, чем говорить вслух о том, что она решила пойти дальше и родить ребенка в триллионе миль от родной планеты.
Глава 11
Потом я в работе его повидал
по разным дремучим углам,
Как он митральезой настраивал слух
языческим королям.
Спит не на койке он, а в гамаке -
мол, так у них заведено,
Муштруют их вдвое - Бомбошек Вдовы [26],
матросов, солдат заодно.
Все должен бедняга знать и уметь,
затем их на свет плодят,
Воткни его в омут башкой - доплывет,
хоть рыбы кой-что отъедят.
Таков всепролазный гусьмополит,
диковинный матросолдат. [27]
Редьярд Киплинг «Солдат и матрос заодно» (Королевскому полку морской пехоты)
В столовой на столе в чаше лежали свекольные чипсы. Зеленью в меню значилась свекольная ботва, а холодный свекольный сок подавался вместо напитка. Если бы у Шан было подходящее настроение, то она могла бы заказать салат из свеклы - блюдо, напоминающее винегрет, и печеную свеклу. Даже стены в общей столовой Константина имели розоватый оттенок.
- Выходит, свекла у вас в чести? - поинтересовалась она, зачерпнув ложечку борща. Кулинарные изыски со свеклой поразили ее до глубины души. Потом она все же добавила в борщ ложечку соевых сливок. И все же эта пища показалась ей много лучше, чем сухие пайки. Гидропоника базы должна была вот-вот принести первые плоды.
- В самом деле вкусно, - заметил Сэм.
- Удивительно! Чего вы только с этой свеклой не делаете!
- Вы еще не пробовали свекольного вина и свекольного сахара.
- Разнообразие использования овощей никогда не переставало поражать меня, - вздохнула Шан, стараясь ничем не выдать свои истинные чувства. Она не ожидала, что пища может быть столь вкусной, и ей и в самом деле хотелось отведать другие варианты блюд с Beta vulgaris.
Колонисты, казалось, ничего не тратили впустую и были искренне благодарными судьбе за то, что получили все в точности в соответствии с молитвой, произнесенной перед едой. Но Шан задницей чуяла, что не могли они построить столь безупречное общество, не могли быть такими здоровыми, как казались. Боже Всемогущий, они ведь были людьми, а люди в большинстве своем подвержены всевозможным порокам, они всегда выбирают самый легкий путь. Так происходило всегда и везде.
Шан жевала свекольные чипсы и наблюдала приток и отлив колонистов из столовой. Тут были люди всех цветов кожи, всех возрастов. Но все они, казалось, имели нечто общее - у всех был один и тот же напряженный, словно придавленный повышенной гравитацией взгляд, и у всех одна и та же рабочая одежда. Но ведь даже в таком небольшом, изолированном обществе должен кто-то мыслить по-иному, чем большинство.
