Сергей Снегов - Кольцо обратного времени
План понравился всем капитанам кораблей. Аннигилировать планету сумел «Пожиратель пространства», а наши современные звездолеты мощней. И подобрать космическое тело для аннигиляции было ещё проще: вокруг Трех Пыльных Солнц вращался с десяток безжизненных планет. Лишь проблема маскировки вызвала споры. Рамиры, если это они Жестокие боги, могут легко воспрепятствовать уничтожению планеты в момент, когда на нее устремится звездолет с включенными боевыми аннигиляторами. Прямой удар, какой нанесла Ольга по Золотой планете, в Гибнущих мирах вряд ли удастся.
— Давайте сделаем операцию двухстадийной, — предложила Ольга. — Если Жестокие боги и воспротивятся уничтожению целой планеты, то вряд ли их возмутит аннигиляция одного звездолета, свободного пространства от такой аннигиляции добавится немного. Но это будет то пространство, которое на время выпадает из их власти. И его как маскировочный туннель сможет использовать звездолет, наносящий главный удар.
Камагин попросил назначить его «Змееносец» для маскировочной аннигиляции. Но ему поручили охрану звездолета, наносящего главный удар: там требовалась не осторожность, а решительность и быстрота — решительностью и быстротой Камагин превосходил всех.
— Ваш «Телец» произведет маскировочную аннигиляцию, — сказал Олег невозмутимому Петри. — Никто лучше вас не справится с такой операцией. А основной удар я попрошу нанести «Овена». Ольга единственная среди нас имеет опыт аннигиляции планет.
Ольга сказала:
— Я согласна выполнить приказ командующего эскадрой, но поставлю одно условие. — Она повернулась ко мне. — Эли, в момент нападения на Золотую планету ты сидел в командирском кресле рядом со мной. Твое присутствие придало мне решительности. Я хотела бы, чтобы ты на время операции переселился на «Овен».
— Ты намерена снова довести меня до полусмерти, чтобы мой ужасный вид вдохновил тебя? — Мы все с удовольствием посмеялись.
После совета капитанов Ольга зашла к нам. Мэри уже знала, что я временно покидаю «Козерог». Возможно, ей это не понравилось, но она не выказала недовольства.
— Надеюсь, ты не будешь ревновать, если я на несколько дней заберу твоего мужа к себе? — спросила Ольга так серьезно и с таким волнением, что Мэри расхохоталась.
— Я ревную мужа только к нему, Ольга. Ибо единственный человек, который забирает у меня бесцеремонно моего Эли, это Эли… Ну тут ты ни навредить, ни помочь мне не сможешь.
Мэри крепко обняла меня, когда я покидал «Козерог».
Подходящую планетку нашли скоро. Единственная трудность заключалась в том, что орбита её располагалась как раз за орбитой Арании, а мы хотели провести аннигиляцию между Аранией и Тройным Солнцем. Зато Граций установил, что жизни на ней никогда не было, и гарантировал, что и в будущем возникновение какой-либо формы жизни исключено, — с таким планетным ублюдком можно было не церемониться!
Враждебные внешние силы, по-видимому, были равнодушны к перетасовке планетных орбит. Три грузовых звездолета влекли за собой планету по программе, продублированной в каждой их МУМ. Планетка плавно сошла со своей орбиты и по крутому витку спирали заскользила во внутреннее пространство между Аранией и Тремя Пыльными Солнцами.
Я сидел в кресле рядом с Ольгой. Ольга готовилась ко второму этапу операции, я всматривался, вслушивался, вдумывался в космос. Всё вокруг оставалось безмятежно спокойным, это и радовало, и беспокоило. «Змееносец», «Телец» и «Козерог» держались в стороне, их огни виднелись лишь в умножителе, корабли с экипажами должны были оставаться в стороне, чтобы не попасть в фокус внезапного противодействия, если оно разразится во время смены орбиты. Сменой орбиты руководил Эллон, он сидел сейчас в командирском зале рядом с Олегом. Однажды он уже помог нам вышибить планету-разбойника в какие-то неведомые тартарары, сейчас по точно такой же гравитационной улитке очень плавно, очень уверенно выводил вторую планету на новую орбиту, где ее ждала гибель. В улитку ввинчивались — собственно, они и создавали ее — три автоматических корабля, крохотных сравнительно со своей добычей, за ними мчалась их огромная жертва.
— Орбита взрыва достигнута, Эли, — сказала Ольга. — Петри выдвигается на дистанцию прямой аннигиляции. Скоро настанет и наш черед — рваться в свободный туннель.
Наш черед не настал. Настал черед враждебных сил. Ужас того, что произошло на наших глазах, будет жить в моей памяти, пока не умру.
Планета находилась теперь на внутренней орбите, точно между Тремя Солнцами и Аранией. Она вышла из гравитационной улитки и свободно неслась по новой орбите. Впереди мчались компактной группкой три автоматических звездолета, позади такой же группой двигались остальные галактические грузовики, а один, обреченный на аннигиляцию, несся рядом с планетой. «Овен» занял дистанцию вторжения на линии, соединявшей Аранию и Три Солнца. «Телец» появился со стороны. Он должен был нанести мгновенный боевой удар по обреченному звездолету и, так же мгновенно выключив аннигиляторы, отлететь назад в вихре новосотворенного пространства, а в самый центр бури, по прямой на планету, экранированные от внешних воздействий, ворвемся мы на «Овне». Таков был план. И, видя в умножителе летящего «Тельца», я видел одновременно — мысленно, конечно, — самого Петри. Спокойный капитан «Тельца» наклонился в кресле, он всматривался в вырастающий на экране обреченный звездолет, он поднял руку, еще секунда — и он опустит ее с возгласом: «Удар!». Но удар нанес не он.
Это был все тот же луч, тот же проклятый луч, терзавший Красную звезду! На этот раз он был поменьше и не разлёгся на всё видимое пространство губительной светящейся трубой, а вынесся из дымной дали и мгновенно иссяк. И ударил он не в планету, не в буксирные звездолеты впереди, не в сопровождающие звездолёты позади, даже не в назначенный для раскрытия космических ворот корабль рядом с планетой, а точно в «Тельца»!
Взрыв, неистово несущийся огненный шар, облачко накаленной добела пыли — вот что мы увидели на месте, где только что мчался грозный корабль, оборудованный совершенными машинами, имевший среди членов экипажа и людей, и демиургов. Не было больше корабля, не было больше людей, не было демиургов — даже трупов не осталось! Была одна пыль, сияющая, разлетающаяся, погасающая пыль.
И еще мы увидели, как передние и задние звездолеты, спутав рассчитанные траектории, несутся один на другого, смешиваются в общей пылающей куче, — взрыв за взрывом отмечал гибель кораблей. Флот погибал на наших глазах, мы ничем не могли помочь грузовым кораблям, мы сами должны были погибнуть, как и они, как погибли перед тем наши друзья на «Тельце». Я вдавился всем лицом в умножитель. В пылающее месиво кораблей устремился «Козерог»; на нем потеряли управление. Я до крови укусил свою руку, зарычал от бешенства и отчаяния. Я не мог видеть, не хотел видеть гибели «Козерога», какая-то сила отшвыривала меня от умножителя. Я боролся с собой, я должен был всё видеть, чтобы понять, что происходит. И чтобы страшно отомстить виновникам катастрофы, если сам останусь жив!
Каким-то чудом «Козерог» вдруг отвернул от костра пылающих кораблей и унесся в пыльную мглу. А «Змееносец» успел сделать поворот еще раньше и огибал эпицентр катастрофы по плавной кривой.
Обессиленный, я откинулся в кресле. И тут только сообразил, что меня отчаянно дергает Ольга.
— Эли! Эли, очнись! — взывала она. — У нас отказала МУМ, я не могу передать ни одного приказа двигателям! Нас несет на грузовые корабли!
Не знаю, как быстро дошел до моего сознания испуганный призыв Ольги. Вероятно, меня пробудило искаженное ужасом ее лицо, я до того и не подозревал, что она способна испытывать ужас, что обстоятельства могут совпасть так, что неизменное ее рассудительное спокойствие начисто выметет. И я понимал в тот первый момент возвратившегося сознания, что нельзя давать разрастись в ней слепому ужасу, — что бы ни случилось с кораблем, командир обязан сохранить ясность мысли, иначе совсем уж будет плохо!
— Без паники! — крикнул я. — Переходим на ручное управление!
Но переходить было не на что — ручное управление, как и все автоматические системы, не работало. Сотнями глаз я впивался в панель ручного управления, стоявшую рядом с моим командирским креслом, сотнями пальцев хватал ее кнопки и рычажки — ничто не действовало! И вдруг я вспомнил, что есть одна цепь, которую нельзя ни выключить, ни блокировать и которая единственная не подчиняется мысленному приказу, а только механическому повороту ключа, — цепь системы зарядов, взрывающих корабль. Это была моя цепь, я в школе рассчитывал ее, я знал когда-то каждый ее контакт, каждое сопряжение проводов. Она предназначалась лишь для того, чтобы в чрезвычайных условиях уничтожить корабль изнутри, это была цепь отчаяния, а не надежды. Только она сейчас могла спасти нас.
