Тони Гонзалес - Век эмпирей
Несмотря на неловкость и страх, Фалек больше не в силах был сдерживаться.
— Прекратите давить на нее, — выдохнул он. — Просто… оставьте ее.
Ссорящаяся пара остановилась и несколько мгновений таращилась на раненого капсулира. Затем Джонас взорвался смехом.
— Вам с каждой минутой становится лучше, — сказал он, сделав шаг к каталке. — Как ваше имя, кэп?
Фалек сосредоточил на нем взгляд, пытаясь сохранить самообладание. Он все еще не понимал, каким образом этот ублюдок Джонас сумел дать ему силу проявить неповиновение. Но поза, в которой он стоял, пробудила память о пережитом испытании — и о предшествовавшем ему небытии.
— Я… Я не знаю.
— Не знаете? — спросил Джонас. — Или не хотите говорить? Я всегда могу выбить из вас…
Он угрожающе поднял бутылку, и Фалек сжался от страха. Джонас снова расхохотался, наслаждаясь своей властью над представителем элиты человечества.
— Забей ее себе в задницу, — прошипела Гейбл сквозь сжатые зубы. — У него амнезия, ты, тупица! Подойди сюда. — Она схватила Джонаса за ухо и потянула в угол. Он не мог оттолкнуть ее, поскольку держал в руках выпивку и наркотики.
— Что, черт возьми, ты делаешь?
Ее передернуло от сильного запаха спиртного в его дыхании, и она прошептала прямо в ухо, которое продолжала держать.
— Он — клонированный капсулир, и датчики МРК показывают, что он был пробужден прежде, чем его зарегистрированная личность была передана в мозг. Ты знаешь, что это означает? Он — чистый лист, полностью взрослый мужчина без имени, без прошлого, без единой распроклятой вещи, которую можно связать с тем, кем он был, прежде чем вы нашли его. И еще знаешь что? Он никогда больше не сможет управлять звездолетом — по крайней мере, как капсулир. Имплантат в основании его черепа разрушен, и его нельзя удалить или восстановить, не убив владельца. Так что он снова смертный. Один из нас.
— Тогда из-за чего ты волнуешься? Он совершенно безопасен!
Она выпустила ухо и отвесила ему подзатыльник.
— Подумай! Это делает его намного более драгоценным для тех, кто его ищет. И ты привез его сюда! — Она стала бить кулаком в его грудь. — Из всех мест на свете, ты, глупый, глупый кретин, ты привез его…
Джонас перехватил ее руку и ткнул себе между ног.
— Сюда? — он расхохотался, повернулся и грохнул бутылку об пол. Фалек вздрогнул, когда она разбилась.
— Док говорит, что вы представляете ценность, — заявил Джонас, реактивируя зажимы запястий на каталке. — Сегодня больше никакой хирургии. Пора снова спать.
Поток анестетиков влился в кровь Фалека, и его веки стали невозможно тяжелыми. Он еще слышал крики и споры, когда боль начала отступать.
«Почему люди настолько жестоки?» — удивился он, прежде чем тьма снова поглотила его.
Тея шла на звук прерывистых всхлипов Гира, раздававшихся по темным катакомбам «Ретфорда». Мальчик, возможно, был в следующей каюте или отсеке — металлический корпус сильно искажал любые звуки. Спеша мимо дефектных стыков и почерневшей электроники, она мчалась к нему, как мать, которой отчаянно желала быть, игнорируя все распоряжения по ремонту, данные ей Джонасом.
Она нашла его в переходе у машинного отделения. Он яростно чертил, штриховал, делал наброски на чистом листе в блокноте — за который она отдала всю свою долю в одной из экспедиций — угольными карандашами.
— Гир… — мягко позвала она, прислоняясь к переборке у входа.
Сутулясь над планшетом, он продолжал рисовать, вытянув ноги на металлическом полу. За ним были плазменные трубопроводы; толстые, тяжелые трубы, которые тянулись от анейтронного реактора «Ретфорда», расположенного непосредственно под ними. Это являло собой резкий контраст; хрупкая фигура ребенка и холодная, опасная машинерия вокруг. Он чувствовал ее присутствие, и его маленькие руки задвигались быстрее, чтобы закончить рисунок.
— Мне так жаль, что тебе пришлось это видеть, — сказала она, выдерживая дистанцию. — Мы не знали, что он — амарр, пока не доставили его на борт.
Сердито отбросив уголь, Гир спросил знаками: Почему ты никогда им не противостоишь? Ты всегда делаешь все, что они говорят, даже когда это несправедливо!
Невысказанные слова пронзили ее сердце.
— Джонас — капитан, — сказала она. — Когда мы на его корабле, мы должны делать то, что он говорит. Таковы правила.
Джонас хочет держать его и затем продать, не так ли?
— Да, — мягко сказала она. — Он думает, что мы можем получить хорошее вознаграждение, возможно, достаточное, чтобы восстановить твой голос.
Его нижняя губа задрожала, и углы рта опустились вниз, словно он боролся с подступившими рыданиями. Потом схватил карандаш и снова яростно принялся рисовать.
— О, Гир… — выдохнула она, потянувшись к нему. Но он быстро отскочил, прижимая к себе планшет, будто защищаясь от нее. Она прижала руки ко рту, опустошенная сознанием, что стала настолько ему отвратительна.
Он быстро набросал несколько строчек, хрипя и всхлипывая, покуда уже не смог сдерживаться и отбросил карандаш, глядя на нее полными слез глазами.
Амарр, может, и плох, написал он, пока искаженные звуки вылетали из его горла. Но продавать его за деньги неправильно! Ты теперь ничем от них не отличаешься!
Затем он бросил блокнот к ее ногам и убежал, исчезнув в другом темном углу корабля.
Тея тяжело опустилась на колени, борясь с побуждением заплакать, не желая принимать жестокую правду, подмеченную ребенком. Это все было так нечестно, ужасно, непростительно. Она ненавидела свое прошлое, она ненавидела «Ретфорд», и прежде всего она ненавидела власть, которую имел над ней Джонас. «Почему жизнь не позволяет мне ни о ком заботиться? — гневалась она. — Почему это должно быть отнято у меня вместе со всем остальным?»
Другой кинжал вонзился в ее сердце, когда она увидела рисунок Гира: набросок изображал грузовой отсек «Ретфорда» в тот момент, когда капсулира доставили на борт, но теперь из контейнера появился свирепый монстр. Трое взрослых сжались в стороне, а из пасти чудовища свисала фигура маленького мальчика, пронзенного рядами острых зубов.
«Проклятый Джонас», — подумала она.
Даже если символическое содержание рисунка могло быть неправильно истолковано, качество художественной работы могло произвести впечатление на любого: смелые, сильные штрихи с тонкой проработкой деталей являли общее восприятие мира глазами минматарского сироты.
Гир был замечательно талантлив и ярок; именно его сообразительность позволила ему продержаться в живых достаточно долго, чтобы команда «Ретфорда» могла найти его.
Тея часто вспоминала те сигналы бедствия; отчаянные просьбы о помощи от маленького астероида с шахтерской колонией, которая подверглась нападению кровавых рейдеров. Каналы связи заполняли крики умирающих, сопровождаемые звуками орудийного огня, и затем наступила жуткая тишина. Джонас удерживал «Ретфорд» поблизости, ожидая, пока смерть не заберет свои последние жертвы и пираты не уйдут. Героизм и нравственность могли отправляться к черту, важно было лишь, что единственная оружейная башенка их корабля не сможет отразить атаку ковенантеров. Но что еще более важно, разрушенная колония предоставляла мародерам возможности, от которых «Ретфорд» не мог позволить себе отказаться. «Психованные амарры убивают богатых амарров, — холодно сказал Винс. — Меня не волнует, спасется ли кто-нибудь».
«Мы все тогда так рассуждали, — вспомнила Тея. — Пока не увидели резню на базе». Там были не только амарры, убитые кровавыми рейдерами, там были минматарские рабы, перерезанные при защите своих амаррских хозяев. Хозяева окружили себя рабами, введя их с помощью наркотиков, используемых против вируса «виток», в состояние бессмысленного эйфорического подчинения и поместив перед клинками и ружьями рейдеров, как живой щит. Но рейдеры жаждали амаррской крови, не рабской. Культ Ковенанта привлекал исключительно мародерствующих социопатов, проявлявших особую заботу о том, чтобы их садистские ритуалы проводились в чистоте. Они забрали тех, кого сочли подходящими для жертвоприношений. Жизни остальных были «отвергнуты», и, по сравнению с первыми, им, можно сказать, повезло.
До того дня маленький Гир пережил все испытания, выпадавшие на долю минматарских рабов. Из-за его миниатюрного сложения его засовывали в спасательный костюм с почти не работающими фильтрами, выдавали прожектор и посылали в мелкие буровые скважины и расщелины астероида. Ползая там, он отыскивал признаки наличия полезных ископаемых и ставил маркеры для буров и лазерных установок. Как бы ни опасна была эта работа, пребывание в грязном спаскостюме было предпочтительнее пребывания вне его, ибо тогда он был свободен от кулаков хозяина, избивавшего его без всякой причины и повода.
