Барон Робинзон - Самат Айдосович Сейтимбетов
— Это было неизбежно – непонимание, между нами, - ответил примирительно Лошадкин, - но теперь пришла пора новой эпохи, дружбы и понимания. Что осталось в прошлом, то в прошлом, вражда и непонимание.
Форск еще раз склонил голову, Пардор последовал его примеру и затем Олилея, которая еще и шлепнула хвостом по воде.
— Подобное начинание требует особого подарка, - заговорил Форск, переглянувшись с другими.
— Не надо подарков.
— Прошу тебя, Михаил, посланец богов, выслушай нас! – голос Форска изменился.
— Хорошо, конечно, - ответил Лошадкин, собиравшийся уже продолжить строительные работы.
— Мы восхищены, потрясены, но и напуганы! Никогда в нашей жизни и жизни наших народов не было таких мощных и резких потрясений! Мы готовы жить в дружбе и мире, но еще мы хотели бы преподнести подарок, не отвергай его, посланец богов!
— Говори!
— Нашим народам будет легче забыть обиды и дружить, когда они увидят, что посланцы богов относятся ко всем одинаково! Поэтому мы посовещались и решили преподнести тебе подарок, особый подарок, о посланец богов! Молю тебя, не отвергай его, не повергай нас в отчаяние!
— Хорошо, не отвергну, - пообещал Лошадкин, начиная уже хмуриться.
Что они там такое собирались подарить? Не какое-нибудь ритуальное мясо, которое требовалось сожрать сырым? Или еще что похуже, ритуальные пляски на берегу шаманов, хотя нет, такое Михаил мог пережить.
— О посланец богов, мы славим твое великодушие! Наш подарок – это первые красавицы каждого из наших народов! Они будут сопровождать тебя повсюду и помогать, станут твоими служанками и женами!
Лошадкин выпучил глаза, не находя слов, а в ушах его раздавался хохот Маниша и Сандры.
Глава 11
Возвращаясь "домой", то есть в замок, Лошадкин не мог не думать о будущих женах. Он уже хотел было там сгоряча отказаться, но потом вспомнил, что обещал не отвергать подарок и понял, для чего все это нужно, скрепление союза и прочее из той же оперы. Подарок! Словно они вещи! В то же время Михаил понимал, что эти самые первые красавицы не считали себя вещами и спроси их, так оказалось бы, что они пошли добровольно, во имя своих народов, а то и вовсе помчались, подбирая юбки - носили ли здесь юбки? - ради того, чтобы прикоснуться к "посланцам богов".
Первые красавицы!
То есть первые красавицы по меркам мордахов, хрокагов и ламассов, а для землян? Волосатые, щетинистые, чешуйчатые, со своими средневековыми привычками, и наверняка и его сочтут уродом за гладкую, безволосую кожу. Хотя так даже лучше, думал Лошадкин, мысли которого метались, словно больной в горячечном бреду, не будут требовать исполнения супружеского долга, который он и сам не хотел отдавать.
Таня!
Манопа заваливала его рекомендациями обратиться за лечением или хотя бы самому принять успокоительных и укрепляющих в пределах разрешенной дозы, но Лошадкин только отмахивался от нее. Какое еще успокаиваться, когда тут такое! В то же время, мысль о трех женах как-то странно бодрила, и Лошадкин даже попробовал разобраться в себе, после чего расхохотался.
Ну да, какой же он феодал без нескольких жен и возможности нагибать служанок?!
— Правильно, - одобрил его Маниш, - тут только и остается, что смеяться!
— Как бы не пришлось потом плакать, - отозвался Михаил.
— Пойдем, поедим и все обсудим, - предложил ему Гозье.
— Опять общая говорильня?
— Нет, все вместе мы обсуждали другое, связанное с твоими будущими женами, но другое, о нем поговорим чуть позже. А сейчас просто обсудим, если хочешь, ты и я.
— Давай, - согласился Лошадкин. - Только душ быстро приму, да одежду сменю.
Он не слишком-то вспотел, да и рабочая одежда не требовала такой частой замены, но в то же время Михаил переодевался по психологическим причинам. Там работа, здесь уже не работа. Под струями горячей воды до Лошадкина вдруг дошло, что если именно ему дают жен, то значит местные признали его главным посланцем богов - наверное, из-за управления комбайном - и все вопросы, связанные с ними, придется решать ему. С одной стороны, что-то внутри подпрыгивало, ну да, что он за феодал без подданных, готовых выполнять приказы?
С другой, Лошадкин понял, что разграничивать "тут работа, там не работа" уже не выйдет.
— Придется теперь нести свет цивилизации двадцать четыре часа в сутки, - заявил он, входя в столовую.
— А, ты уже понял, это хорошо, - кивнул Маниш. - И да, сутки здесь чуть длиннее двадцати четырех часов.
— Это имеет какое-то значение?
— Только в смысле всяких физических расчетов и дел, - отмахнулся Гозье. - Ну и местные считают пятерками не только дни, но и часы. В сутках пять пятерок часов, и каждый из них чуть короче земного, но вместе выходит чуть длиннее, если тебе интересно.
Лошадкин лишь пожал плечами, впиваясь зубами в мясо. Вроде Маниш хотел поговорить о женах? Или это он так издалека подводил, что теперь Михаилу придется проводить двадцать пять часов за исполнением супружеского долга?
— Ты невольно открыл нам часть своего прошлого, - заявил Гозье, держа в руках чашку с чаем, - и поэтому я решил поговорить с тобой.
— Ф офефо фофлафия? - не слишком внятно прочавкал Михаил.
Слишком уж сильно его захлестнуло возмущением.
— Что?
— Говорю, с общего согласия? - спросил Лошадкин сердито.
Вначале это осознание, пока мылся, теперь разговоры о прошлом! Вместо успокоения и поддержки какое-то непрерывное воздействие на мозги, если говорить цензурно, без матерных глаголов, связанных с размножением.
— В каком-то смысле - да.
— Считаешь меня пещерным человеком?! - Лошадкин наставил на него вилку, словно хотел проткнуть.
— Нет, - моргнул Маниш, потер озадаченно смуглый подбородок. - Ты же получил гражданство Земли!
— Что тогда?
— Скажи, тебя удивила общая толерантность и терпимость ко всем живым?
— Такое было и в мое время, - проворчал Лошадкин, возвращаясь к еде. - Только у нас инопланетян не было.
— Вот! И я искренне прошу у тебя прощения за себя и Сандру, за наш смех в момент объявления, что тебе решили подарить жен, - торжественно произнес Гозье. - Мы не хотели тебя
