Микки-7 - Эдвард Эштон
Джемма облокотилась о стол и наклонилась ко мне:
— Правда? Почему? Какая разница, заменят детали по одной или все разом?
Я открыл рот, чтобы ответить, но понял, что крыть мне нечем.
— Это ключ к полному принятию твоей работы, Микки. Ты и есть корабль Тесея. Как и все мы. В человеческом теле нет ни одной живой функционирующей клетки старше десяти лет, и с тобой та же история. Наш организм постоянно перестраивается, по одной «дощечке» за раз. Если ты и вправду согласишься на эту работу, то в какой-то момент тебя, скорее всего, полностью перестроят заново, но в конечном счете какая разница? Результат одинаков. Просто, когда расходник отправляется в бак, регенерация тела происходит в ускоренном режиме, а не растягивается во времени, как если бы он восстанавливался естественным образом. Пока сохранны воспоминания, он все равно что и не умирал. Всего лишь пережил необычайно быструю перестройку.
* * *
Не хочу, чтобы вы подумали, будто все мое обучение сводилось к разглядыванию схем и разговорам о Тесее. Были и занятные практические уроки. Например, Джемма преподала мне основы обращения с линейным ускорителем. Пострелять из настоящего ускорителя на станции я, конечно, не мог, но Джемма предоставила весьма реалистичный симулятор, на котором я убивал космических зомби, так что, когда много лет спустя мне довелось применить оружие в действии, особых отличий я не заметил. Еще она научила меня надевать и снимать вакуумный костюм. Показала, как правильно соединять между собой все части полного защитного бронескафандра. На шестой день она взяла меня с собой в открытый космос, и целый час мы ползали по корпусу станции, тренируясь откручивать и затягивать болты реверсивными гаечными ключами. Никогда не забуду, как однажды, пока мы с ней стояли кверху ногами на дне станции, я поднял глаза и увидел, что мимо, медленно вращаясь, проплывает ночная сторона Мидгарда.
— Я тебя понимаю, — сказала Джемма. — Потрясающее зрелище, правда?
— Вон то яркое пятно — это Кируна, да? — спросил я.
— Да, — ответила она. — Ты оттуда?
Я кивнул. Она не могла увидеть кивок сквозь зеркальное забрало шлема, но, кажется, все равно поняла.
— А теперь ты улетаешь навсегда. — Мы висели в полной тишине и смотрели на вращение Мидгарда, пока Кируна не скрылась за горизонтом. — Я восхищаюсь вами, ребята, — призналась Джемма чуть погодя. — Я имею в виду, колонистами. Не понимаю вас, но восхищаюсь. Мне известна романтика дальних странствий. Я знаю, что человечество должно стремиться преодолеть новые пределы, стать неуязвимым для любых локальных катастроф; в конце концов, в этом и состоит цель Диаспоры, но… сама я никогда не смогла бы улететь.
Я пожал плечами:
— Что поделать. Не всем дано быть прирожденными исследователями.
Джемма скептически фыркнула. Я повернул голову, но мне было точно так же не видно ее лица за стеклом шлема, как и ей моего.
— Знаешь, я и до тебя тренировала расходников, — сказала она. — Время от времени они требуются нам здесь, на станции. Обычно с такими кадрами тяжело иметь дело. Ты, конечно, тоже не подарок, но, как правило, когда я беру будущего расходника с собой в открытый космос, мне приходится беспокоиться, как бы он не перерезал трос и не отправил меня болтаться в бездне. Не знаешь, почему бы это?
Я вздохнул.
— Знаю. Большинство расходников — осужденные преступники. Но записаться в расходники на станцию «Гиммель» — это одна история, все равно как дать согласие на то, что время от времени тебя будут убивать без очевидных причин. А я зарегистрировался в миссию для основания колонии. Ты же сама сказала: романтика и все такое. Или я не прав?
Джемма расхохоталась:
— Ой, да ладно! Я разговаривала с твоим другом — как там его, Гомес? Пилот. Мне известно, почему ты записался в экспедицию.
— Ой! — смутился я. — А-а…
Она снова засмеялась.
— Не волнуйся, я не расскажу об этом никому из начальства. Возможно, у тебя была не менее веская причина улететь, чем у того же Маршалла или кого угодно. Надеюсь только, что ты понимаешь: это постоянное решение временной проблемы.
— А разве не то же самое говорят про самоубийство?
Она положила руку мне на плечо:
— Пойдем, Микки. Пора возвращаться на станцию. Нам еще нужно побеседовать о Джоне Локке[4].
* * *
Впервые меня сканировали для создания будущих клонов на двенадцатый день пребывания на станции «Гиммель». Физическая часть процедуры была предельно простой. У меня взяли образец крови, отщипнули кусочек кожи с живота, сделали пункцию для забора спинномозговой жидкости, а потом засунули в сканер, который в течение трех часов наносил на карту расположение и химический состав каждой клетки моего организма. Когда я вышел, Джемма ждала меня снаружи.
— Надеюсь, у тебя нынче такой день, когда волосы послушно и красиво ложатся без всяких усилий, — заметила она. — Как ты выглядишь сегодня, так теперь и будешь выглядеть до конца жизни всякий раз после визита в бак.
— Так это было одноразовое мероприятие? — удивился я.
— Боюсь, что так, — подтвердила она. — Сканер сжирает страшное количество энергии, а его программа обработки еще неделю будет сортировать полученные данные. К тому же ты только что получил немалую дозу радиоактивного облучения, которая при других обстоятельствах стала бы критической.
— Вот как…
Джемма оттолкнулась от поручня и направилась в глубь коридора. Я последовал за ней.
— Погоди, — сказал я, когда мы добрались до места и остановились. — Что там про радиацию? Что значит «стала бы критической»?
Она посмотрела на меня и печально улыбнулась:
— Сам увидишь.
* * *
Процедура копирования личности, которую я с тех пор прохожу регулярно, оказалась одновременно и проще, и непонятнее, чем создание физической копии. Я сел на стул, лаборант надел мне на голову шлем. Снаружи шлем был из гладкого металла, а изнутри утыкан тупыми иглами, моментально вжавшимися в лоб и волосистую часть головы.
— Это щупальца кальмара[5], — пояснил лаборант. — Немного неприятно, но больно не будет.
Позже я узнал, что кальмар — это не только удивительно разумное морское беспозвоночное с древней Земли, но и сверхпроводящий квантовый интерферометр. Надеюсь, вам это скажет больше, чем мне тогда.
Лаборант не обманул, больно не было. Было необычайно странно. Это сейчас плановые сохранения стали для меня рутиной и занимают не больше часа. Однако первое копирование длилось почти восемнадцать часов, а по моему внутреннему времени — и того дольше. Процесс создания бэкапа напоминает лихорадочное сновидение. Перед мысленным взором мелькают отдельные кусочки прошлого — картинки и звуки, запахи и телесные ощущения, — но мелькают слишком быстро, чтобы как-то контролировать их или
