Карен Тревис - Войны клонов
Энакин знал, каково это, когда тебя отгоняют как назойливого малыша, когда ты столько способен сделать.
— Фу, настоящая тухлятина. — Она внюхивалась, как кореллианский дегустатор вин, втягивая воздух длинными, медленными вдохами. В темноте передвигались дроиды, и Энакин вполглаза наблюдал за ними, выжидая. — Это не просто запах его желез… что-то еще противнее. Не думаю, что прихвостни Дуку знают, как обращаться с детенышами. Менять пеленки, например.
— Они все так воняют. Он же хатт. — Энакин просто не мог сдержать отвращения, а может, и не хотел. В любом случае Асока была достаточно чуткой, чтобы понять, что происходит у него в душе. — Ненавижу их.
— Так почему же ты это делаешь?
— Потому что выполнять долг — не значит делать только то, что тебе по душе.
— Но долг — не помогать Джаббе, а бороться с сепаратистами.
— Мы не сможем уничтожить их, если не захватим его детеныша. Вот и все.
— Наверное, это самое трудное в судьбе джедая. — Она приложила руку к двери камеры. Усилившаяся вонь аммиака и серы свидетельствовала о том, что хатт здесь. — Кажется, я его слышу.
Энакин напрягся, вслушиваясь. Дверь камеры представляла собой куб, вбитый в дверной проем, и была такой массивно тяжелой, что даже звук через нее не проникал.
— Держись позади меня.
Асока нажала кнопку, активировав свой лазерный меч, и встала сбоку от двери. Энакин осторожно открыл ее, используя Силу и оставив руки свободными на тот случай, если кто-нибудь попытается наброситься на него по другую сторону двери. Но когда скрипящий деревянный массив распахнулся внутрь, на Скайуокера обрушился не кулак и не взрыв, а волна шума и такая густая вонь, что казалось, он мог крошить ее клинком.
Хаттенок вопил на тюфяке посреди камеры. Асока влетела внутрь и опустилась рядом с ним на колени.
— Ох, да он же совсем малыш! — В ее голосе звучало столько же жалости, сколько тревоги. — Я думала, что он старше.
— Да, но тогда бы мы просто не смогли поднять его… — Энакин все еще ждал, когда обнаружится подвох, но детеныша нужно было поскорее уносить. — Давай вытащим его отсюда.
Обезумевший от страха хаттенок исходился в крике. Асока попыталась успокоить его:
— Все хорошо, Ротта, ты сейчас отправишься домой. Ты отправишься домой, к папочке. Ну же, Ротта, не плачь… Учитель, ты знаешь хаттский?
«О да, конечно, я знаю. Я вырос, говоря на нем. И никогда не хотел заговорить на нем снова».
— Ротта, — тихо сказал Энакин. — Ротта, педунки, да бунк дунко. Сала. Сала.
Он был слизняк. Малыш-слизняк, совсем беспомощный, но Энакин знал, кто из него вырастет. Захлебывавшийся от рыданий, Ротта вмиг замолчал и заелозил, чтобы посмотреть, кто это говорит, а в Энакине боролись разные чувства.
Как можно ненавидеть детеныша? Он ведь просто жертва. Он не знает, что представляет собой его отец. Он просто любит его и хочет домой.
Энакину это нехитрое желание малыша было знакомо лучше, чем кому-либо из джедаев, которых он знал.
— Вот это да! — сказала Асока. — Не знаю, понял ли он тебя или ты просто потряс его до немоты, но он успокоился. Он такой симпатичный. Просто как игрушечка!
— Ты сама напросилась на то, чтобы нести его, Цап-царап.
— Прекрасно. — Она присела на корточки и сгребла Ротту в охапку, но Энакин заметил удивление на ее лице, когда она поняла, что он гораздо тяжелее, чем кажется. — Как ты выучил хаттский? Или ты просто выдумывал слова на ходу?
— Будучи джедаем, ты учишься всему понемножку, — уклончиво ответил он.
Асока была не глупа. И видела, что его что-то гложет, а он надеялся, что она спишет это на простую неприязнь к хаттам. И неудивительно. Хатты не внушают любви.
— Пойдем. Рекс, это Скайуокер, дело сделано. Все хорошо?
Через комлинк донесся голос Рекса:
— Здесь все спокойно, сэр. Нашли его?
— Целого и невредимого. Мы выходим.
— Я пошлю к вам Корика — пусть убедится, что дроиды ничего не задумали. Нельзя рисковать теперь, когда малыш у нас.
— Хорошая идея, капитан. — Энакин смерил хаттенка оценивающим взглядом. — Скажи Корику, пусть захватит рюкзак. Ротта — нелегкий груз.
— Я передам, сэр.
Все было почти готово. Энакин ждал, охраняя дверь, пока не появится Корик. Асока из кожи вон лезла, чтоб Ротта больше не плакал, баюкая его. Выкладывается на сто процентов, ничего не скажешь. Обнимать хатта было выше требований долга, и она еще неделю будет об этом вспоминать, отскребая с себя этот запах.
«Итак, Совет Джедаев способен снести все препятствия ради какого-то хаттского преступника, когда ему это выгодно. И они посылают меня. Магистр Йода что, пытается преподать мне урок повиновения воле Силы? Он вообще помнит, как я оказался в джедаях?»
Энакин задумался: насколько добрым, умным и храбрым он должен был быть, чтобы получить хоть какие-то знания от мастеров-джедаев. Он служил не ради похвалы. Он служил потому, что Квай-Гон Джинн верил в его предназначение, и самому Энакину было необходимо понять, в чем оно заключается, чтобы объяснить боль и потери в своей жизни. Но он знал наверняка, что солдаты любят его и им не все равно, жив он или мертв. И Кеноби тоже сделал все, что мог, чтобы компенсировать его существование в мире джедаев без семьи, без любви и без страстей, отказ Йоды обучать его в качестве падавана… Каждый раз думая об этом, Энакин ощущал странную тоску.
«Но у меня есть Падме, и никто ее у меня не отнимет. Ни ваши правила, ни ваши традиции, ни ваше неодобрение. Я должен найти свой собственный путь Учителя».
— С тобой все в порядке, Скайгай? — спросила Асока. — Ты выглядишь обеспокоенным. Ты же знаешь, что я так зову тебя, чтобы развеселить?
— Да уж…
— Тебя беспокоит, что все так легко прошло?
— Если учесть, что половина моих бойцов погибла, нет. Не легко.
— Прости.
Снаружи раздался звук шагов по коридору. Корик вошел, держа в руках рюкзак, и, едва не вскрикнув, резко остановился, будто налетел на стену. Энакин не видел его лица, но, когда тот повернул голову, стало ясно, что фильтры на его шлеме открыты, и он вдохнул Роттин специфический аромат.
— Сэр, разрешите начистоту? — Корик протянул Асоке рюкзак. — Этот криффов хатт смердит, сэр. Его папаша, должно быть, использует разлагающуюся тушу нерфа как освежитель воздуха. Может, затолкать его в грузовой отсек?
— Я с вами полностью солидарен, сержант. Пойдемте.
— Агу-у-у, — произнесла Асока. Ее сочувственное агуканье перешло в напряженное пыхтение, когда она водрузила на плечи нагруженный рюкзак. — Вероятно, он тоже считает, что мы воняем.
— Бьюсь об заклад, мэм, что вы сейчас мечтаете о респираторе… — Корик наладил дыхательную систему в своем шлеме и отступил назад, чтобы пропустить двух джедаев к выходу из камеры. — Капитан держит «латти» наготове, сэр. Вы добыли все, что нужно?
— Да, и давайте поскорее отсюда выбираться, пока я не передумал насчет этого хатта.
— Он так не думает, Ротта, — сказала Асока, покачивая рюкзак и пытаясь заглянуть себе через плечо. — Ты нам нужен, чтобы заставить твоего папочку разрешить нам пользоваться его космическими путями. — Она помолчала, а потом понизила голос: — А я думаю, что ты просто прелесть.
Энакин шел обратно, к выходу, проверяя каждую нишу, не расставил ли там Дуку настоящей западни.
Она обязательно должна быть. Сепаратисты совершают ошибки и проигрывают сражения, но не таким же образом, не так демонстративно. Он увидел впереди свет и силуэт Рекса на его фоне. Его кама колыхалась, потому что он то и дело оглядывался по сторонам, проверяя что-то во внутреннем дворе. Необходимо было все держать под контролем: вдруг что-то произойдет в эти последние несколько минут. Возможно, если на земле ничего не случится, следует ожидать нападения, когда корабль поднимется в воздух. Впрочем, Ястреб — лучший пилот блистательной эскадрильи, а «латти» способен выдержать серьезный обстрел. Но все-таки Сила подсказывала Энакину, что есть что-то еще. Он был настороже, напряженно перебирая в уме возможные варианты ловушек.
Не могли же они заминировать малыша…
Сепаратисты на все способны, но на малютке-хатте просто некуда привязать взрывчатку.
«Я не понимаю. Я просто не понимаю. Если не сейчас, то откуда ждать удара?»
