Третьи звездные войны - Гарри Гаррисон
– Вы выдвигаете серьезные обвинения, Роб, – сказал Бенингтон, – при очень незначительных уликах, как вы понимаете сами.
– Это не обвинение, сэр, а только мое личное мнение, которое меня просили высказать. Налицо то, что мы втянуты в войну, которую мы не понимаем, и мы уже тяжело пострадали. Это факты, с которыми не поспоришь, сэр.
– В самом деле, не поспоришь, – согласился президент. – У вас есть какие–нибудь предложения?
– Только быть осторожными, сэр. Не верить ни тем, ни другим. Всегда помнить, что наша действительная лояльность – к человечеству, а не к каким–то воюющим силам, пришедшим со звезд.
Президент согласно кивнул.
– Я согласен с этим. Как вы думаете, что предпримут русские?
– То же самое. Они имели массу подозрений. И я знаю, что они думают, что это дело плохо пахнет.
– Хоть в этом вопросе мы в согласии. Какие–нибудь другие предложения?
– Да, сэр. Но, пожалуйста, извините меня. Мои идеи очень своеобразны, и возможно, выпадают из общей картины.
Президент покачал головой.
– Вовсе нет. Я спрашиваю вас и намерен внимательно слушать. Я не забыл, что вы – первый человек, который вошел в корабль чужаков и который вступил в контакт с блеттерами на Луне. Если кто–нибудь нужен для консультации по этой проблеме, то почему бы этим человеком не быть вам?
– Продолжайте, Роб, – сказал Бенингтон низким голосом. – Если у вас есть какие–нибудь идеи, то почему бы вам не поделиться ими?
Роб напрягся в кресле. Его плечи расправились. Он набрал побольше воздуха, затем заговорил таким спокойным голосом, каким только мог.
– Да, сэр. Я чувствую, что мы не можем верить ни той, ни другой стороне, как не можем действовать заодно ни с теми, ни с другими. На время мы должны притвориться, что хотим сотрудничать и с теми, и с другими. Это будет прикрытием наших истинных мотивов. Нам нужна сила, чтобы нас оставили в покое, сила, чтобы защитить себя, если это нам понадобится.
– Ты просишь слишком много, сынок, – сказал президент. – У них сильное оружие и технология, ушедшая далеко за пределы нашего воображения.
– Я знаю это, сэр. У нас нет ничего, чтобы состязаться с ними. Поэтому мы должны в первую очередь расширить нашу сеть секретных агентов. Мы должны мобилизовать каждого ученого, которого сможем, для того, чтобы открыть, как работает оружие чужаков. В то же самое время, мы должны быть такими же хитрыми, как эти две лживые расы. Мы будем им обещать помощь, и действительно дадим им достаточную поддержку, так, чтобы они не сомневались в наших намерениях. Это должно быть сделано с такой искренностью, чтобы они не подозревали о наших истинных мотивах.
Сейчас их глаза смотрели на Роба с молчаливым вниманием. Он глубоко вздохнул перед тем, как заговорить вновь.
– Я считаю со всей ответственностью, что мы тайно должны вооружиться, таким же мощным, как и у них оружием, заглядывая вперед во времени, когда мы сможем объявить войну им обоим и вышвырнуть их из нашего мира и с Луны, и избавиться от них навсегда.
Президент открыл рот в изумлении, так как был человеком, выказывающим свои эмоции, и даже у непроницаемого Бенингтона глаза расширились в легкой тревоге. Такая идея их напугала.
12
Волевое решение
Маленькое парусное судно двигалось в зыби больших атлантических валов подобно пробке. Свежий бриз позволял развить приличную скорость, и Роб наслаждался ровным движением, держа парус натянутым, легко прикасаясь к румпелю. Горячее солнце в ярко–голубом небе, лишенном облаков, океан без единого судна. К востоку высокие башни Майами–бич вздымались, подобно гребням гор, из океана. День был хорош.
Надя сидела, откинувшись, на носу. Ее глаза были закрыты солнечными очками. На ней было черное бикини, и она выглядела великолепно. Роб прогнал мысли об этом из головы: у них была куда более серьезная причина для того, чтобы находиться здесь.
– Сейчас мы удалились достаточно от берега, – произнес он.
Она открыла глаза и подняла голову.
– А эта маленькая лодка?
– Выбрана наобум из сотни подобных. Кроме того, я ее обследовал. На борту нет механических или каких–нибудь электронных аппаратов. Мы можем разговаривать здесь, не опасаясь.
– Мы чокнемся от этой секретности. Это очень утомительно.
– Может быть, но более утомительно наблюдать гибель целого мира. Мы не можем позволить чужакам получить информацию о том, что мы планируем сделать.
Надя вздохнула и опустила пальцы в воду рядом с бортом.
– Ты прав, конечно. Я устала. Но существуют и другие причины для депрессии. Это и вечное напряжение, и страх, что я о чем–нибудь проговорюсь. Это делает жизнь такой тяжелой.
Роб хотел наклониться, коснуться ее, выразить симпатию и попытаться помочь. Но он не сделал этого. Он сильнее сжал румпель, и парус затрепетал. Тогда он ослабил хватку. С тех пор, как он силой заставил ее войти в капсулу, отношения между ними изменились. Ну и черт с ними! Существовали более важные вещи, о которых следовало позаботиться, чем его личные чувства.
– У нас нет выбора.
Его голос был безразличным, даже холодным. Он знал, что она смотрит на него, но не показал виду, что знает об этом.
– Так получилось, что мы в этом дерьме по самую шею. Ты и я принимали участие в этом деле с самого начала, и мы будем там до конца. Не имеет значения, какой это будет конец. Мы здесь, чтобы работать. Сейчас давай–ка за работу.
– Боже мой, как мы сильны и решительны сегодня, – она с усилием выговаривала каждое слово. Ее лицо напряглось от гнева. Эта реакция продолжалась всего лишь мгновение, затем она вытащила пригоршню соленой воды из–за борта и плеснула себе на лоб. Вода каплями стала стекать с ее щек. Когда она заговорила вновь, ее голос был спокоен.
– Сожалею. Я вела себя глупо. Я знаю, что было сделано. Есть ли какие–нибудь новые решения Объединенной Военной Ставки?
– Нет. Абсолютно без изменений. Они много говорят, выдвигают убедительные аргументы, но результат всегда один и тот же. Нерешительность. Вечное разделение между ястребами и голубями, как всегда. Рекомендованное действие слишком опасно, и они до сих пор пребывают в состоянии нерешительности. Они хотят получить
