Гари Рассел - Прекрасный хаос
Донна была в бешенстве на себя — она оставила Доктора там, она бросила его так, как он бы никогда с ней не сделал (плохо). Но она была и практичной. Он сказал ей уйти, и это было правильно, потому что иначе он был бы убит (определенно плохо).
Донне хотелось смерти, но ей нужно было найти помощь и вернуться обратно в Антенную систему.
Может, она могла бы отыскать Марту Джонс и ее приятелей из ЮНИТ — ей нравилась Марта, и она знала, что она бросила бы на помощь все силы.
Когда она спустилась по лестнице, она взяла том телефонного справочника и была уже на букве Ю, когда поняла, что ЮНИТ наряд ли будет там, а будет в рубрике «Военные организации, посвященные уничтожению марсиан» (ни хорошо, ни плохо, а просто немного воинственно).
— Доброе утро, мадам, — огрызнулась через прихожую Сильвия Ноубл. — Я прошлой ночью за тебя волновалась.
— Почему?
— О, не знаю. Притащиться обратно на рассвете после ночи, в которую собралась вместе с Доктором? В твоем возрасте? Я хочу сказать, собираться вместе хорошо, когда тебе 21, но когда средний возраст был только несколько Дней рождений назад…
— Эй!
— Как бы там ни было. Дело в том, что пора взрослеть, молодая леди.
— Спасибо, мам. Слишком старая, чтобы вместе собираться, но не слишком старая, чтобы жить со своей матерью. Великолепно.
— Никто не заставляет тебя здесь жить, — сказала Сильвия, дав Донне чашку чая в руки. — Ты сейчас не особо много делаешь. Уходишь с Длинноногим Папашей на всю неделю напролет, — она потянула домашний халат Донны, затянув пояс и расправив воротник. — И где же он теперь? Вытащил твоего дедушку на надел, конечно. А утро не теплое, и он оставил здесь свой термос. — Сильвия лизнула свой указательный палец и стерла след на щеке Донны.
— Все же предполагаю, что они оба вернутся к обеду. Воскресное жаркое и всякие гарниры? Ха! Как бы ни так. Вот что я тебе скажу, сегодня поездка к «Джолли Лок Кипер», и там можно съесть все за десять фунтов, моя девочка. Те дни, когда я была рабыней говядины и Йоркширского пудинга, ушли вместе с твоим папой, позволь мне сказать тебе, — Сильвия распустила рыжие волосы Донны за ушами и легким щелчком смахнула челку. — Тебе оставили записку прошлым вечером, я нашла ее, когда меня разбудил твой дедушка, заявившийся после того, как вы его подбросили на такси. Я не читала, но она от тех мальчиков Карнес, о которых говорил Доктор.
Донна хотела спросить, откуда она знала, от кого была записка, если она ее не читала; но это вело к затруднительному положению с записками от парикмахеров, когда Донне было двенадцать, и до писем от Мартина Харта, когда Донне было пятнадцать, и к тому, кто какие из них открыл, когда они были адресованы другому. Так что она молчала.
Еще у Донны были угрызения совести за ростбиф и Йоркширские пудинги, воскрешенные в памяти ее мамой, поданные под фантастическим соусом. Гравировкой с папой. Дедушка и Нанна приехали на день, болтают о расписании электричек, клубе коллекционеров машин и долгих прогулках в Большой Виндзорский парк. Внезапно ей захотелось, чтобы ей снова было десять лет.
И она хотела плакать.
— Мам?
— Что?
— Я скучаю по папе.
И Сильвия обняла свою дочь так, как не делала этого очень долгое время. Затем отстранилась, как будто вспомнила, что начальная установка Сильвии Ноубл — быть брюзгливой и непреклонной, а не чувствительной и теплой. Особенно с ее своенравной дочерью.
Но этого момента было достаточно, чтобы сделать Донну счастливой. Потому что это был настоящий интуитивный жест.
— Ты не могла бы позвать своего дедушку, пожалуйста, узнать, когда он вернется и присоединится ли к нам в пабе твой Доктор.
— А Нетти?
(У, очень плохо).
— Если мы должны.
Желая сменить настроение, Донна открыла парадную дверь, чтобы проверить погоду.
— Мам, а почему ты сказала, что дедушка ушел на надел?
— А что он еще делает? Он либо рядом с овощами, либо с Нетти. Когда это не одно и то же.
Донна бросила на нее взгляд, и у Сильвии хватило приличия извиниться.
— Прости. Так привыкла быть одной, что забыла, что я не должна говорить другим то, что говорю вслух сама себе.
— Мы побеспокоимся о тебе и Нетти потом. Дедушка взял машину. Которая ему для надела не нужна.
Сильвия нахмурилась.
— Он не сказал, что возьмет ее. Он сказал, он встретит Доктора.
— Так ты посчитала, что на наделе?
— Как и прошлым вечером, да.
Донна набирала своего дедушку на мобильном телефоне, но он был выключен. Этот глупый плутишка направился к Копернику, так? И он не взял ее с собой.
И в этот момент случился «выстрел, который был слышен по всему миру».
Донна помнила, что она была в своем халате, стоя возле приоткрытой двери, держа в руках записку от мальчиков Карнес (непрочитанную, по крайней мере, ей), уставившись на место, где должна была быть машина, а ее мать стояла прямо за ней. Рядом с телефонным справочником стояла чашка свежего чая. Через дорогу старый мистер Литтл выгуливал свою собаку. Маленькую черную и неопределенной породы, всегда пахнущую мокрым мехом. Слева, видимый боковым зрением, был припаркован синий фургон.
И, заняв все голубое небо, был массивный, свирепо ужасный столб чистого яркого света, самые края были покрыты румянцем слабого фиолетового проблеска.
Донна услышала, как ее мама сказала: «О Боже, только не опять, только не опять небо в огне».
Но оно не все было в огне. Только одна эта колонна, сопровождаемая звуком, как от газового пламени в плите, но увеличенного на десять тысяч децибел.
Донна просто знала, что там, куда эта колонна света ударила землю, происходило что-то ужасное, где-то к западу от Чизика. Хотя она тогда этого не знала, но по всему миру, не важно, в какой временной зоне, похожие колонны горячей энергии делали то же самое.
И в небе все еще было это хитрое лицо из звезд, его отвратительная ухмылка казалась больше и шире, чем когда-либо раньше.
— Мам, внутрь, быстрей. Закрой двери, никого не впускай, кроме меня. Или дедушки. Или Доктора. Особенно Доктора.
— И почему он такой особенный?
— О, просто скажи, что ты это сделаешь.
— Хорошо, — пробормотала Сильвия. — А куда это ты собираешься?
— Мне нужно постараться его найти. Вообще-то, их обоих.
— Разве они не вместе?
— Об этом я и беспокоюсь.
— Ну, ты не можешь выйти в таком виде.
Донна поняла, что она еще не была одета, и побежала наверх, сбросив халат, едва вбежав в двери своей комнаты.
— Не оставляй одежду на полу, — крикнула Сильвия.
Донна подняла его, повесила на дверной крючок и вздохнула.
— Приоритеты, мама, — пробормотала она.
Одетая в футболку и спортивный костюм, который она не могла поверить, что когда-нибудь носила, но знала, что он будет теплым, Донна направилась вниз, хватая тяжелое пальто.
Снаружи, на улице, она слышала людей и машины, набирающие скорость. Все уже увидели столб света, а теперь они видели это ужасное лицо в небе.
Дай только полчаса, и на улицах везде будет паника, массовые беспорядки, грабежи и полиция. Ей нужно было быстро выбраться из Лондона.
— Машины нет, — ругнулась она на себя.
Она открыла переднюю дверь — тот синий фургон.
Так неправильно. Так неправильно, Донна Ноубл. Так неправильно.
И затем она была у водительского окна, смотря на сиденье. Приборная панель. Отсутствие ключей. Закрытая дверь.
У бедной мисс Оладини все выглядело так просто, когда она завела ту машину без ключа, но Донна не представляла, откуда начать.
Великолепно.
Она на всякий случай попробовала дверь.
Она была открыта.
Она бросила беглый взгляд на улицу, но никто из огромного скопления людей на нее не кричал и не утверждал, что фургон — его. Она втянула себя на водительское сиденье и засунула руку под сиденье, чтобы отрегулировать его. Бог знает, почему — она никуда не собиралась, потому никто в этот день и в такой век не был бы достаточно глуп, чтобы класть свои ключи под сиденье незакрытого фургона.
Она вынула руки, и в них была связка ключей от машины.
— А еще я хочу трехколесный велосипед, пони и пожизненный запас молочного шоколада, — сказала она вслух, опять засунув руку под сиденье, просто на случай, если ее рождественские желания с того времени, когда ей было восемь, тоже исполнились.
Ни пони, ни велосипедов, ни даже растаявшей шоколадной плитки.
Но ключи — это было хорошо.
Она резко дала задний ход, и спустя секунды была на пути обратно к Чизик Хай Роад, планируя второе путешествие к Эссексу за двенадцать часов.
Она бросила последний взгляд в боковое зеркало на свой дом, когда она развернула фургон и сорвалась с места, надеясь, что ее мама не видела, как она это сделала. Потому что тогда последовало бы строгое наказание. И это правильно!
