Фредерик Пол - За синим горизонтом событий

—  Меня интересует, больно ли ей? Что с ней произошло? И нужно ли Эсси что-нибудь? Я хочу сказать, что готов обеспечить абсолютно все.

Он вздохнул и потер глаза. Очевидно, слишком долго не снимал линзы.

— О боли мы можем позаботиться, да она и так на Полной медицине. Я понимаю, что вы влиятельный человек, мистер Брекетт. Но вы ничего не можете сделать. Завтра или послезавтра, возможно, ей что-нибудь понадобится. Сегодня — нет. Вся ее левая сторона разбита, она попала под автобус. Ее сложило почти вдвое и в таком положении ваша супруга оставалась почти шесть часов, пока до нее не добрались спасатели.

Я не осознавал, что издал какой-то жалобный стон-вздох, но врач услышал. Сочувственное выражение появилось на его лице.

— Но ей в этом смысле даже повезло. Вероятно, именно это спасло ей жизнь. Она как бы находилась под давлением, иначе умерла бы от потери крови. — Он устало посмотрел на листок. — Скоро ей предстоит... сейчас посмотрим. Замена бедренного сустава, двух ребер. Восемь, десять, четырнадцать — может быть, двадцать квадратных дюймов новой кожи, погибла значительная часть левой почки. Нам понадобится трансплантат.

—  Могу ли я что-нибудь...

—  Нет, мистер Блекетт, — сказал он, складывая листок. — Пока ничего. Уходите, пожалуйста. Возвращайтесь после шести часов и, может, вам удастся с минуту поговорить с ней. А пока нам нужно место, которое вы занимаете.

Харриет уже переместила вещи Эсси из ее комнаты в большой номер отеля. Она даже прислала ее косметику и несколько смен белья.

Я закрылся в номере. Мне не хотелось выходить. Не хотелось видеть бодрых пьяниц в вестибюле отеля, улицы, полные напуганных людей, которые благополучно пережили катастрофу и теперь рассказывали друг другу, каково им пришлось.

Я заставил себя поесть, а потом и уснуть. Это мне удалось, но я проснулся быстро и совершенно разбитым. Затем я долго принимал горячую ванну, слушал музыку и приходил в себя..

Это был очень хороший отель. Но когда вслед за Стравинским пошел Карл Орф на откровенно сексуальные стихи Катулла, я вспомнил, как в последний раз занимался любовью со своей похотливой, сексапильной женой, которая сейчас лежала при смерти.

— Убери! — закричал я, и вечно бдительная Харриет отключила музыку на середине фразы.

— Хотите послушать сообщения, Робин? — спросила она через какой-то микрофон.

Я тщательно вытерся и только потом ответил:

—  Через минуту.

Переодевшись в свежую одежду, я сел перед коммуникационной системой отеля. Тут не было полной качественной голографии, но когда Харриет взглянула на меня с плоского экрана, она выглядела вполне прилично.

Прежде всего она успокоила меня насчет Эсси. Сказала, что данные получает непрерывно, и пока все обстоит нормально. Не вполне хорошо, конечно, но и не так плохо. Харриет передала сообщение личного врача Эсси. Оно сводилось к тому, чтобы я очень уж не беспокоился. Вернее, беспокоился, но не так сильно, как я это делаю.

У Харриет накопилось немало дел. Я утвердил затрату еще половины миллиона долларов на тушение пожара в пищевых шахтах, велел Мортону добиться слушания нашего с Корпорацией дела против этого парня в Бразилиа, проинструктировал брокера, какие акции продать, чтобы иметь немного больше свободных средств для ликвидации последствий лихорадки. Потом прослушал наиболее значительные новости, закончив сообщением Альберта о последних событиях на Пищевой фабрике. Все это я проделал четко и эффективно. Я принял во внимание, что шансы Эсси на выживание все увеличиваются, и поэтому мне не следует тратить много энергии на беспокойство. Я не позволил себе даже думать о том, сколько кровавых кусков плоти отделили от тела, которое я так любил, и это спасло меня от отрицательных эмоций, которые мне не хотелось испытывать.

В прошлом я несколько лет подряд беседовал с психоаналитиком и обнаружил такие укромные области в собственном сознании, которые мне не хотелось иметь. Но так и должно быть. Как только вытаскиваешь их наружу, рассматриваешь и анализируешь, дела начинают идти на поправку. Конечно, плохо, что в нас сидят все эти звериные комплексы, но после того, как ты осознаешь, что теперь они снаружи, а не внутри, ты перестаешь принимать их близко к сердцу, и они больше не отравляют тебе жизнь.

Моя старая психоаналитическая программа, в шутку названная Зигфрид фон Психоаналитик, говорила, что это все равно как сменить внутренности.

Конечно, Зигфрид был прав. Меня вообще приводило в ярость, что он всегда оказывался прав. Но Зигфрид почему-то не сказал мне, что смена внутренностей никогда не заканчивается. Появляются все новые и новые душевные экскременты, и сколько бы ты их ни разбирал, к ним никогда не привыкнешь.

Я отключил Харриет, оставив лишь линию для чрезвычайно важных сообщений, и немного посмотрел по пьезовидению какую-то бессмысленную комедию. Затем выпил немного — в номере прекрасный бар — и налил еще. На самом деле пьезовизор я не смотрел, и выпивка меня не привлекла. Я в это время выталкивал из головы еще один комок экскрементов. Моя дорогая, любимая жена, покалеченная, лежит в больнице, а я думаю о ком-то другом.

Я отключил танцоров и вызвал Альберта Эйнштейна. Он появился на экране, с развевающимися седыми волосами и своей неизменной трубкой в руке.

— Чем могу быть полезен, Робин? — вежливо улыбаясь, спросил он.

—  Хочу поговорить о черных дырах.

—  Конечно, Робин. Но мы уже много раз об этом говорили...

—  К черту, Альберт! Начинай. И мне не нужна математика. Расскажи как можно популярнее, как для идиота. — Надо попросить Эсси избавить Альберта от таких неудобных особенностей.

—  Конечно, Роберт, — оживленно ответил он, не обращая внимания на мою вспышку. Альберт пошевелил своими пушистыми бровями. — Ага, — сказал он и многозначительно хмыкнул. — Ну, посмотрим.

—  Это для тебя трудный вопрос? — скорее удивленно, чем саркастически спросил я.

—  Конечно, нет, Робин. Просто я думал, с чего начать. Начнем со света. Вы знаете, что свет состоит из частиц, называемых фотонами. У них есть масса, и они могут оказывать давление...

—  Не так издалека, Альберт.

— Хорошо. Черная дыра начинается с недостатка светового давления. Возьмем большую звезду — голубой гигант класса О, скажем. В десять раз массивнее Солнца. Она так быстро прожигает свое ядерное топливо, что живет всего миллиард лет. Ее коллапсу препятствует давление излучения — назовем его световым давлением — от реакции превращения водорода в гелий. Но вот водород кончается: Световое давление прекращается. Звезда коллапсирует. Она делает это быстро, Робин, очень быстро, может быть, за несколько часов. И звезда в миллионы километров в диаметре сжимается всего в тридцать километров. Это понятно, Робин?

—  Пожалуй, да: Продолжай.

— Что ж, — сказал он, прикурил трубку и несколько раз глубоко затянулся. Кстати, меня всегда интересует, получает ли он при этом удовольствие. — Это один из способов образования черных дыр, — выпустив огромный клуб дыма, продолжил Альберт. — Его можно назвать классическим. Помните об этом, а мы перейдем к следующей части — к скорости убегания.

— Я знаю, что такое скорость убегания.

—  Конечно, Робин, вы ведь опытный старатель. Ну. Предположим, вы находитесь на Вратах и бросаете обыкновенный камень с их поверхности. Он, вероятнее всего, вернется назад, потому что даже астероид имеет поле тяготения. Но если вы бросите его достаточно сильно, чтобы он улетел со скоростью сорок—пятьдесят километров в час, он никогда не вернется. Вы достигли скорости убегания, и камень улетит навсегда. На Луне нужно бросить еще сильнее — со скоростью два-три километра в секунду. На Земле еще сильнее — больше одиннадцати километров в секунду.

— Теперь, — продолжал он, наклоняясь, чтобы выколотить пепел из трубки и набить ее снова, — если вы находитесь на  поверхности  объекта с очень,   очень большим тяготением, то положение ухудшается. Допустим, тяготение так велико, что скорость убегания превышает триста десять тысяч километров в секунду. Камень нельзя бросить так быстро. Даже свет не распространяется так быстро. Так что даже свет, — пуф, пуф, пуф, — не может вырваться, потому что его скорость на десять тысяч километров ниже скорости убегания. А, как вы знаете, если свет не может уйти, то не может и ничто другое — это Эйнштейн. Простите мне мое тщеславие. — И он на самом деле подмигнул мне из-за трубки. — Так возникает черная дыра. Она черная, потому что ничего не излучает.

— А как же корабли хичи? — спросил я. — Они движутся быстрее света.

Альберт печально улыбнулся.

— Тут вы абсолютно правы, Робин, но мы не знаем, как они могут двигаться быстрее света. Возможно, корабль хичи и мог бы уйти из черной дыры, кто его знает? Но у нас нет никаких доказательств этого.