Джек Вэнс - Лампа Ночи
К этому времени усадьба Мерривью представляла собой эксцентрическую конструкцию из камня и темного строевого леса, покрытую сложнорельефной крышей со множеством окошек, балкончиков и мезонинчиков. С каждым годом конструкция эта выглядела все более обветшалой, ненадежной и требующей неотложной заботы. Правда, благодаря личным качествам Алтеи, усадьба выглядела все-таки уютной, удобной и в общем приветливой. Повсюду виднелись горшки с цветами, клумбы; стены и веранду, на которой часто обедали, покрывали вьющиеся растения. Поначалу Алтея собирала канделябры всех размеров, форм и материалов, и каждый вечер расцвечивала столовую свечами, поставленными в различных подсвечниках то поодиночке, то группами. Но потом хозяйка решила, что этого недостаточно и, желая подчеркнуть красоту своего стола, стала собирать столовые приборы. На протяжении тех лет, когда ее увлечение находилось на самом пике. Алтея каждый вечер создавала из столовой романтический мир. Хайлир по обязанности восхищался ее изобретательностью, хотя в глубине души предпочел бы, чтобы ее энергия была направлена на внутреннее содержание их кухни.
— Должно быть не только красиво… но и вкусно, — частенько бормотал он.
Хайлир был гораздо менее предан Мерривью, чем Алтея, и порой позволял себе высказывания типа: «Место, конечно, буколическое, живописное, но совершенно неудобное».
— Ну что ты говоришь, Хайлир! — восклицала Алтея. — Это же наш старый замечательный дом. И мы должны поддерживать его милые маленькие причуды!
— Хорошо. Но почему-то причудами всегда прикрывается ухудшение, а не что иное, — ворчал Хайлир.
Алтея не обращала внимания.
Нельзя игнорировать традиции. Мы владеем Мерривью уже так долго, что дом стал просто частью нас самих!
— Это ты Кацвольд, а не я, — напоминал Хайлир.
— Да, и потому мне даже страшно подумать, что здесь может жить кто-то, кроме нас.
— Раньше или позже это все равно случится, — пожимал плечами Хайлир. — И никуда от этого не деться, моя дорогая. Ведь даже Джейро не настоящий Кацвольд по крови.
При этих словах Алтея только вздыхала и признавала, что, муж всегда, как водится, прав.
— Но что же нам делать? Переехать в город, где сплошной шум? Да и…. его не продать.
— Да, здесь действительно тихое место, — соглашался тогда Хайлир. — Правда, ходят слухи, что какой-то магнат собирается скупить все земли в этом районе для постройки какого-то развлекательного центра. Не знаю деталей, но если это случится, то мы окажемся в западне. Так что уж лучше бы мы жили где-нибудь в маленькой удобной квартирке неподалеку от института.
— Но, может быть, ничего и не случится. Вспомни, сколько уже было таких разговоров, а все по-прежнему так, как есть. Кроме того, я люблю этот разрушающийся дом, и стану любить его еще больше, если ты укрепишь окна и немножко подкрасишь фасад.
— Я не обладаю такими способностями, — отвечал Хайлир. — Десять лет назад я упал с лестницы, хотя и успел забраться всего лишь на вторую ступеньку…
Словом, Мерривью продолжал жить, как жил, в уединении и… комфорте.
За время своего пребывания в Мерривью Джейро часто уходил обследовать местность позади дома. Поначалу Алтея не разрешала ему ходить так далеко одному, но Хайлир настоял на том, чтобы мальчик гулял, где захочет — естественно, по своей территории: «Что с ним может случиться? Потеряться здесь нельзя, хищников у нас не водится, а джихайлитов [12] мало».
— Он может упасть и повредить себе что-нибудь.
— На него непохоже. Пусть делает, что ему нравится, это повышает самоуважение.
Больше Алтея не протестовала, и Джейро стал бродить, где ему вздумается.
Еще до того, как мать объяснила сыну, откуда произошло название их усадьбы, мальчик уже знал, что Мерривью — это такое сверхъестественное существо невиданной и нежной красоты, похожее на фею, с воздушными волосами и перепонками между пальцев. Если кому-нибудь удавалось поймать мерривью, он мог ущипнуть ее за ушко, и тогда она навсегда оставалась привязанной к тому человеку и служила ему, как рабыня. Сначала Джейро просто верил этой красивой легенде, а потом не видел причин в ней разуверяться. И теперь, гуляя по лесам и лугам, мальчик всегда двигался бесшумно и был настороже.
2Южную границу усадьбы Кацвольда составляла цепь холмов, отчасти голых, отчасти покрытых лесом. На середине склона одного из таких холмов на небольшой площадке у ручья под сенью двух огромных смарагдовых деревьев несколько лет назад Джейро построил себе хижину. Тщательно подобранные и скрепленные известкой камни служили стенами, стволы корабельных сосен — балками, а широкие листья сибакса — кровлей. В последний год учебы он даже сделал камин с дымоходом, но неожиданно понял, что хижина маловата, он перерос свою игрушку. Но все же мальчик продолжал приходить сюда, теперь уже не играть, а читать, рисовать на портативном компьютере или делать настоящие акварельки местных пейзажей. А одно время, прочитав странную книжку под названием «Простой и забавный компендиум тысячи и одного узла», тренировался здесь в завязывании декоративных узлов.
Однажды Джейро, как обычно, пришел к хижине и, сев на пол из смарагдового дерева, прислонился спиной к стене, вытянул перед собой сильные загорелые ноги и задумался. На нем были шорты цвета пыли, темно-синяя рубашка, низкие туфли. Книга, которую мальчик взял с собой, и альбом валялись рядом. Он просто сидел и думал о событиях своей странной и беспокойной жизни. Думал о голосе, о психиатрах из Бантон-Хауза, о Фэйтах, уже больше не таких мудрых и непогрешимых. С легкой болью в сердце вспомнил Майхака, так неожиданно покинувшего Галингейл. Впрочем, Джейро не сомневался, что в один прекрасный день снова его увидит — и тогда все объяснится.
Но неожиданно его внимание привлек отдаленный голос, кричавший что-то с чужой стороны холмов. Голос звучал неприятно резко в деревенской тиши, и Джейро с досадой отвлекся от своих грустных мыслей и потянулся к альбому. Мальчик принялся рисовать космическую яхту, одновременно массивную и грациозную, очень смахивавшую на «Фарсан».
Но тут до его ушей донесся новый звук, кто-то карабкался и скользил уже по его склону. Это оказалась девочка — гибкая, подвижная и явно отчаянная, судя по движениям. На ней были темные шорты, полосатая красно-белая футболка с зеленым жакетом и такого же цвета гольфы в комплекте с горными ботинками. Сжав зубы, Джейро не мог не признать в ней Скарлет Хутсенрайтер — тут ошибиться невозможно.
Девочка прыгнула на площадку, перевела дыхание и уставилась на него в упор.
— Выглядишь уж очень спокойным — прямо спишь. Я тебя удивила?
— Даже мне порой бывает нужен отдых, — скривился Джейро.
Скарлет подумала, что, улыбаясь, юный Фэйт выглядит еще привлекательнее. Она глянула на рисунок.
— Что ты рисуешь? Космические корабли? Неужели это единственное, чем занята твоя голова!?
— Я нарисую и тебя, если ты согласишься позировать.
Скарлет надула губки.
— Я надеюсь, в обнаженном виде?
— Было бы хорошо. Но зависит от того, какое впечатление ты хочешь произвести.
— Какая глупость! Я никогда не пытаюсь произвести впечатления! Я, Скарлет Хутсенрайтер — сама по себе впечатление для любого! Так что твое замечание — абсурд.
— Наиболее замечательные идеи всегда поначалу выглядят абсурдно, — усмехнулся Джейро. — Тем более — мои. Что ты здесь делаешь?
Скарлет указала пальчиком на юг.
— Мой отец с Форби Милдуном осматривают «Желтую птичку».
— По какому случаю?
— Отец хочет продать ранчо. Думает заключить хорошую сделку с мистером Милдуном, который на самом деле хитрый, непредсказуемый и, что противней всего, состоит в этой вульгарной Квадратуре Круга.
— Я забыл, что у твоего отца есть собственность.
— Просто у него мало собственности, вот в чем трагедия, — горько сказала Скарлет. Затем девочка упала на траву рядом с Джейро. — А членам Конверта нужны не просто деньги — нужно богатство, чтобы поддерживать свой образ жизни на должном уровне. У меня же этого нет.
— Но уровень у тебя, тем не менее, остается.
— Ненадолго.
— А что твоя мать? Разве и она не богата?
— Она… — Скарлет сделала какой-то неопределенный жест. — Она — это нечто феерическое, но богатство? Нет. — Девочка бросила быстрый испытующий взгляд на мальчика. — Я не скажу тебе, пока не удостоверюсь, что ты действительно хочешь знать это.
— Я думаю, сейчас твой рассказ будет как нельзя более кстати для нас обоих.
Скарлет устроилась поудобней, подтянув колени к самому подбородку.
— Хорошо. Слушай на свою голову. Моя мать красавица. На Мармоне она принадлежит к тому классу, что называется «сенсенитца», то есть люди милости. И еще она Наонте, принцесса Рассвета, что крайне важно. В общем-то, такая провинция, как наша здесь на Тайнете, ее беспокоит очень мало. Она живет в Пайрай-пайрае, полудворце-полусаду. Там каждый день праздники и банкеты. Люди, приходящие во дворец, носят изысканные одежды и не останавливаются ни перед какими тратами для своих удовольствий. Так проходит полгода — это Высший Сезон. Затем наступает Низший Сезон, когда народ сенсенитца платит по долгам. Теперь благородные Люди Милости добывают деньги любыми путями, обманывают, воруют, продают собственные тела. Они становятся скаредны до того,. что порой даже поверить в это невозможно. Когда я приезжала к маме, то наполовину попадала в этот Низший Сезон, и мне пришлось три месяца пахать на склоне, собирая виноград. Ужасно тяжелая работа. А потом одна из подруг матери, леди Мавис, взяла и украла весь мой заработок, представляешь? И никому до этого не было дела. Но потом, к счастью, наступил Высший Сезон, мать снова стала принцессой Рассвета, мы перебрались жить в Пайрай-пайрай к бассейнам и цветам. Сенсенитца снова носили роскошные костюмы и предавались наслаждениям с неслыханным пылом. Ночью играла специальная музыка, в которой как-то соединялись безумие радости и пафос разбитых сердец. Мне не нравится эта музыка, она слишком… мучает и беспокоит. А кроме того, под всей этой роскошью все так же скрывались скаредность и подлость, только слегка приукрашенные изящными позами и горячкой страстей. Но самые странное там — это бал-маскарад. — При упоминании о бал-маскараде лицо Скарлет болезненно сморщилось. — Это странно настолько, что начинаешь сомневаться в себе и в своих ощущениях. В воздухе висит какая-то квинтэссенция сна. В пейзанской идиллии мне поручили роль обнаженной нимфы, скачущей по лугу. Потом я должна была убегать в лес, поскольку на меня охотились некие юноши.
