Ольга Онойко - Сфера-17
– Я передам вам новейшие материалы по Стерляди, – сказал Николас. – Он узнал о моих с вами контактах.
– Вот как? – живо спросил Доктор. – А ещё что он узнал?
– Пока неизвестно. Я как раз собирался заняться. Стерлядь пытается вербовать комбата Фрайманна.
– Ещё лучше, – Зондер ухмыльнулся. – Насколько я знаю, ты тоже за него взялся.
Николас пожал плечами.
– В каком-то смысле. Мне слишком мало о нём известно.
– Хороший человек, – сказал Доктор, – надёжный. Умный и глупый в меру. Кстати, тебе нужно кого-то взять с собой. Не один же ты полетишь? Бери Фрайманна.
Николас чуть не подавился кофе.
– Макс…
Тот улыбнулся:
– Стерлядь будет опечален.
«А я свихнусь, – подумал Николас. – Мне придётся тратить уйму сил на то, чтобы просто держать себя в руках. О чёрт, чёрт!..»
– Макс, – сказал он нервно, – я сомневаюсь, что товарищ Фрайманн – подходящая кандидатура на эту роль.
– Почему?
– Он… – Николас начал и замолк. «А ведь я хотел поговорить об Эрвине с Доктором, – вспомнил он. – Что я хотел сказать?» – Он замкнутый человек. Непрозрачный.
Зондер сощурился и улёгся грудью на стол.
– Так это же хорошо. В посольстве не должно быть прозрачных людей.
– Я сам толком не знаю, чего от него ждать.
– Лукавишь, Ник.
Николас опустил глаза.
– Давай, – велел Зондер, – начистоту.
Николас помолчал, покусал губу.
– Мне кажется, он сильно невротизирован, – сказал он наконец. – По-видимому, у него какие-то серьёзные проблемы.
Доктор тихо, с искренним весельем засмеялся.
– Это не комбат невротизирован, – сказал он. – Это ты невротизирован, Ник. И я даже знаю почему. Успокойся. Всё будет хорошо. А вот твоя идея насчёт Манты беспокоит меня всерьёз.
– Это было только предположение, – повторил Николас, в тревоге подняв на него глаза.
– Но оно очень похоже на правду. По крайней мере это бы многое объяснило.
В дверях показался Кейнс. За ним из сада в дом с криком влетела ящерица, похожая на беспёрую птицу; безмятежная и забавная нарисовалась картина… Доктор фыркнул и сообщил другу, что за ним хвост. Глава Народного правительства покосился на ящерицу и укоризненно покачал головой. «Кыш, – сказал он ей, – кыш, дура!..» Николас улыбнулся.
– Давай-ка про Манту, Макс, – неожиданно велел Кейнс. – Может, и про Неккен что-нибудь сообразим.
Знаменитый блокбастер «Узурпатор» начинается с устрашающих кадров: звёздная система Сердца Тысяч, захваченная врагом. Всюду кишат «скаты», биокорабли мантийцев: разведывательные «бабочки», вооружённые «хвостоколы» и «орляки», сами «манты», давшие название планете, – огромные корабли-матки, вынашивающие молодняк.
Манта одна. Мант тысячи. Вызревший плод мантийской интервенции – планета-клон. Все клоны Манты называются Мантами.
– Как они их различают? – удивился Николас.
– А вот как-то различают, – ответил Доктор. – Высокая цель мантийцев – превратить весь ареал обитания человечества в Манту.
После Катастрофы, когда человечество потеряло Землю, а колонии оказались отрезаны друг от друга, наступила эпоха разобщённости. Оставался целый век до изобретения мерцательной связи, путь от одного мира до другого занимал месяцы, если не годы. Каждый полёт требовал огромных экономических вложений, которые не окупались. Одни колонии не были заинтересованы в контактах, у других просто не хватало ресурсов. Где-то люди регрессировали и вымирали, а где-то эволюционировали, – но разными путями. Манта выбрала путь, который ужаснул всех остальных.
Манта, – сказал Доктор, – любопытнейший пример того, как из человеческой расы получается нечто иное. Изначально цели они ставили благороднейшие: уничтожить в человеке агрессию. Но суть в том, что агрессия – естественная, неотъемлемая часть психики. Человек начинает драться раньше, чем говорить. Способность к адекватной агрессии – признак здоровья. Мантийцы нашли способ уничтожить агрессию, но вместе с ней сломалось всё остальное… Они очень симпатичные, мантийцы, если не знать, что они на самом деле из себя представляют. Очень милые, добрые люди. Весёлые. А страшные мантийские воины, которым невозможно противостоять, на самом деле не воины, а спортсмены. Тренировка тела и духа, преодоление трудностей – это по-мантийски.
– Трудности они создают себе сами.
– В естественной среде трудностей для мантийца не существует. Об этом нужно помнить, иначе многие их поступки будут непонятны.
Уничтожить в ходе интервенции сотню миллионов человек, чтобы получить в результате миллион новых мантийцев – серьёзная задача и большое преодоление. К тому же это очень почётно. Немантийцы не считаются полноценными людьми. Успешная интервенция – это великая победа разума над энтропией. Поэтому все юные мантийцы мечтают работать в аппарате внешнего влияния – в Комитете Коррекции.
Ты понимаешь, – сказал Доктор, – в этом причина конфликта. Мантийское общество с нашей точки зрения – извращённое, искажённое, непонятное, и оттого кажется непостижимо сложным. Но на самом деле оно примитивно и очень, очень статично. В нём нет внутренней динамики, а человеческая природа, которая всё же частично сохраняется в мантийцах, требует перемен. Единственный способ развития, доступный им, это внешняя экспансия. Причём экспансия не столько биологическая, – они не очень-то активно размножаются, – сколько идейная. Необитаемые планеты им не нужны. Им нужны новые мантийцы.
– Столкновение ноосфер, – сказал Николас. – Я помню из курса социологии.
– Да – кивнул Зондер. Одна ноосфера тупо пожирает другую. Но ничто не ново в Сверхскоплении. Это отнюдь не изобретение нашей эпохи. Тысячу лет назад, ещё на Земле, была написана книга «Хризантема и меч». Тогда шла война, самая кровавая за всю предыдущую историю человечества. Перед стратегами одной стороны возникли неожиданные затруднения. Их противник вел себя не так, как все прежние противники. Враги выглядели как люди, но поступали как нечто иное. Антрополог Рут Бенедикт написала эту книгу, чтобы помочь людям своей стороны понять ценности и побуждения врагов. А это было на Земле, в двадцатом веке. Тогда никому не делали никаких операций.
– Макс, – проворчал товарищ Кейнс, – Хватит истории. Давай ближе к сути.
– Ближе к сути, – кивнул Доктор. – Мантийцы не являются новым биологическим видом. Все мантийцы рождаются людьми.
– Они делают операции, – вслух подумал Николас.
– Да. На четвёртый день жизни. Обычно после операции следует клиническая смерть. Около двух процентов детей не выживают, остальные становятся… иными существами. В этот момент их ещё можно вылечить. Но потом начинается воспитание по мантийской системе, закрепляющее эффект. Нужно помнить, что физически мантийцы намного превосходят людей. У них даже кости прочнее. Взрослый мантиец может разорвать человека на части голыми руками. Они не знают болезней, устойчивы к ядам, они абсолютно контролируют своё тело, начиная от рефлексов и заканчивая кровотоком. Мягкие ткани у них регенерируют со скоростью, неестественной для существа, созданного природой. Остроту своих чувств они меняют по собственному желанию и могут довести до уровня, недоступного даже специализированным животным, только аппаратам. Уровень формального интеллекта у них такой же, как у нас, зато уровень социального и эмоционального выше впятеро. Средний срок их жизни – полтора века.
– Тебя послушать, – хмыкнул Кейнс, – так можно сразу падать к ним в объятия.
– Это потому, что я не договорил, – ухмыльнулся Доктор. – Всё это звучит очень романтично и соблазнительно для простого человека, но мантийская пропаганда сразу бледнеет, когда человек узнает, какую цену за это платят. Помнится, Хенри наш Симкин помянул нарушение сексуальной функции. Так вот, у мантийцев она не просто нарушена. У мантийцев вообще отсутствует инстинкт размножения. Насчёт инстинкта самосохранения точных данных нет, но смерти они не боятся.
– То есть как отсутствует? – недоумевал Николас. Как же они тогда размножаются?
Доктор сверкнул зубами в ухмылке и ответил:
– Усилием воли. Их женщины способны контролировать овуляцию и зачатие, мужчины – эрекцию и образование семенной жидкости. Но никакого удовольствия от этого процесса ждать не приходится. Продолжается генетическая линия, воспроизводится население. Родительских чувств мантийцы не знают, как и вообще родственных чувств. Некоторые из-за этого считают, что мантийцы вообще безэмоциональные существа, этакие биороботы. Но это не так. Их чувства даже сильнее наших. Просто они другие.
Товарищ Кейнс помрачнел. Он размышлял о чём-то невесёлом и начал по давней своей привычке перекладывать по столу мелкие предметы. На совещаниях Народного правительства это были маркеры, сейчас – чайные ложки. Стук-постук справа налево и обратно. Доктор посмотрел на друга и едва заметно покачал головой.
