Сергей Кусков - Игрушки для императоров
Ну, это их дело, методистов и психологов корпуса. В конце концов, они не имеют право на ошибку. «Пускай перепроверим человека десять, двадцать раз, но зато точно будем знать, годен он или не годен». - примерно такая у них должна быть логика.
Судя по реакции Катарины, я относился к категории «годен», или «очень даже годен», и ей этот факт не нравился. Относилась она ко мне с подчеркнутым пренебрежением, словно я раздражающая ее муха, но уважительным пренебрежением. Ни словом, ни жестом, ни наклоном головы не позволила себе ничего, намекающего о происшествии и разговоре после школы. Ее глаза словно говорили: «Ты пожалеешь, Шимановский, но это было твое решение».
Да, мое, и я не отказываюсь. Но относительно нее самой я сегодня понял одну важную вещь: она сделает все, чтобы меня не взяли, все от нее зависящее, но бить в спину и подтасовывать факты не станет. Такое не в ее духе. Эдакая принципиальная бесстрашная благородная амазонка, не способная на подлость к тем, кого не считает врагом.
Из новостей дня нужно особо выделить ее приказ, именно приказ, отданный, когда мы ехали домой (она вновь отвозила меня, но на обычной машине).
— Шимановский, с завтрашнего дня начинаются ускоренные тесты. Будут проходить с девяти утра. На ближайшие две недели о школе забудь — нет времени. — Но… — Я попытался протестовать, но понял, что не из-за чего. Я куда собрался? Туда. А школа? Что ж, или школа, или корпус, это надо было решать сразу. И я вроде как решил.
— Или ты передумал? — с иронией поддела она.
— Нет. Я просто подумал, что если вы меня не возьмете…
— То ты самостоятельно догонишь программу, — мурлыкнула она, чуть прищурившись. — У тебя такие показатели, что…
— Что «что»? — я напрягся.
— Очень хорошие показатели, — ушла она от ответа. Если б ты был девочкой, я бы пророчила тебе быстрый рост до звания офицера. Но так, извини, покойникам и психам оно ни к чему…
Вот стерва! Достала уже! Я про себя выругался.
— Завтра в половину девятого я подъеду к углу вон того дома, — продолжала она, игнорируя мое раздражение. — Не будешь готов — так и доложу, что передумал.
— Я не передумал! — огрызнулся я.
— Тогда привыкай к порядку. В половину — как штык.
— А почему опять ты? Тоже какая-то проверка? Я что, сам не могу добраться?
Она рассмеялась.
— Нет. Просто тестирование тебя корпусом — штука секретная. Не хотелось бы, чтобы ты лишний раз светился в воротах и показывал всем нашу в тебе заинтересованность. Дворец — гадюшник, сплетни по нему расходятся… Очень быстро! — Она махнула рукой. — А дальше идут за его пределы.
— Кстати, мой рабочий день официально начинается тоже с девяти, — продолжила она. — И мне тебя подбросить не сложно, по пути. До завтра.
— До завтра.
Ошалевший, я вылез из машины. Люк опустился и та тронулась в противоположном от моего подъезда направлении.
М-даааа!
* * *Следующий день начался для меня бодренько — с того, что я чуть не проспал. Сглазила!
Когда я, застегивая рубашку на ходу, мчался к машине, часы показывали тридцать четыре минуты. Сеньора еще была на месте, но уже развернулась, двигатель работал. Люк был открыт и я сиганул в него, и только после этого отдышался.
Ее глаза насмехались: «Я же тебе говорила?»
Пусть издевается, виноват. Она подождала, не уехала, а это главное.
Когда мы уже тронулись, я соизволил обратить внимание на нее саму, на ее внешний вид. А тот поражал воображение.
Легкая блузка с огромным, просто шикарным декольте почти до пупка, в котором виднелась не менее шикарная грудь. Ого! Под форменной блузкой я ничего такого не заметил (да и до того ли было), но оно и понятно — форма есть форма. Теперь же, когда она оделась по-граждански, я сполна оценил достоинства сеньоры майора. Под нею, в смысле под блузкой, был лиф, тоже прозрачный, как у Бэль, незаметный, но он тоже поддерживал грудь, делая ее еще аппетитней, а при ходьбе, когда та начнет колыхаться…
Я представил себе эту картину. М-да, все мужики будут однозначно ее! Определенно. Далее к низу сеньора была одета в короткую белую косую юбку, выше колена с разрезом сбоку. Разрез находился как раз с моей стороны и я в полной мере смог оценить красоту ее ног. Немного мускулистые, но не чрезмерно. В остальном те были длинными, ровными и красивыми. Никакого намека на целлюлит и другие заморочки, из-за которых женщины трясутся, но на которые мужчины не обращают внимания, у нее не было. Саму юбку можно оценить, как достаточно короткую, чтобы произвести эффект на вечеринке, но достаточно длинную, чтобы не походить при этом на шлюху. Ведь в ее возрасте носить подобное опасно — слишком легко перейти незримую грань. Катарине удержаться удалось.
То есть, у нее есть вкус, есть талант красиво и правильно одеваться, и так же краситься. Накрашена она была не броско, но в то же время так, чтобы в случае нужды поколдовать над собой минимум времени и получить максимум эффекта. Так тоже может далеко не каждая.
«Cojonudo, а ведь она совсем не старая!»
Эта мысль стала для меня откровением. Вместо суровой сеньоры майора, могущей двумя пальцами скрутить в бараний рог самого Кампоса вместе с дружками, рядом со мной сидела красивая сексуальная пусть и немного более старшая женщина. Она говорила «мой бывший взвод». Значит, основной контракт уже завершила. А контракты в корпусе стандартные, до тридцати пяти лет, после этого, считается, что бойцы теряют форму. Получается, ей где-то между тридцатью пятью и сорока. Возраст, когда женщина может все и никому при этом ничем не обязана. Успешная, состоявшаяся, живет для себя (ну, за пределами работы, конечно). Наверняка такой интересуются ОЧЕНЬ хорошие мужчины. Самые разные, от тридцати и до плюс бесконечности. И самого разного социального положения: от богатых и очень богатых, до баснословно и сказочно богатых.
— Что, Шимановский, оцениваешь? — усмехнулась она, не выдержав моих откровенных разглядываний. Но и слонику по голосу было бы понятно, ей мой интерес приятен. Я не стал отпираться:
— Отпад! По какому случаю праздник?
— У меня выходной, — бегло пожала она плечами. — Теоретически. Практически на мне ты. Потому сразу после работы я поеду по своим делам. Надеюсь, ты будешь умненьким мальчиком и не станешь меня задерживать отрицательными результатами тестов, Шимановский?
Ее тональность отдавала весельем, но тайное и весьма холодное предупреждение я получил.
И решил повыкаблучиваться:
— А если стану?
Я демонстративно развалился в кресле, напустив на себя бесшабашный вид заправского мачо, глядя бесстрастным взглядом на тоннель, по которому мы выезжали на магнитную магистраль. — Чего б это я такую красоту от себя отпускал? Если она при мне — так при мне. Вот когда твои «дела» попросятся в корпус, да когда к ним тебя приставят… А пока пусть рот не разевают!
— Ай-яй-яй, Шимановский! — покачала она головой, принимая игру. — Как не стыдно! Я почти в два раза старше!
— А любви, между прочим, все возрасты покорны! — констатировал я, вспоминая книгу афоризмов.
— Пушкин.
— Что? — не понял я.
— Я говорю, Пушкин… Был поэт такой, русский, в средние века. Произведение — «Евгений Онегин».
И далее она процитировала на почти чистом русском, лишь с небольшим акцентом:
Любви все возрасты покорныНо юным, девственным сердцамЕе порывы благотворны,Как бури вешние полям.
— Кстати, выдающаяся вещь. Каждый куплет написан по определенной схеме, с определенной последовательностью заглавных букв. Легко читается, и очень трогательно.
— Ты любишь русскую классику? — опешил я.
Она бегло кивнула.
— И не только русскую. Но ваша, она… Она вся пронизана духом романтизма, ожидания чуда, чего-то светлого! Не могу это описать. Ваша классика более идеалистична, что ли.
Она задумалась.
— Но Пушкин мне нравится не сильно. Я больше люблю Достоевского.
Я помнил Достоевского. Но не читал. Читал только о нем самом и о его творчестве.
— Это прозаик, он не писал стихов.
Сеньора Катарина безразлично пожала плечами.
— Ну и что? Зато КАК он писал!
— Кстати, Шимановский, почему ты так уверен, что потянешь меня? — усмехнулась вдруг она, меняя тему.
Я обернулся и в упор разглядел ее раздевающим взглядом. Самым горячим и пренебрежительным, на который был способен.
— А почему бы и нет, малышка! — Наглеть — так наглеть. — Влегкую!
Она рассмеялась.
— Мальчик, я говорю не о сексе. Я спрашиваю, с чего ты уверен, что потянешь МЕНЯ?
Я задумался.
— А разница?
Она улыбнулась, как воспитатели улыбаются маленьким детям, слушая наивные умозаключения.