Джеймс Кори - Пробуждение Левиафана
Он рассчитывал, что представитель службы безопасности в баре, посещаемом членами АВП, будет достаточно заметен. Впрочем, половина лиц, которые удалось рассмотреть в полумраке мужского клуба Джона Рока, принадлежали обычным гражданам. Многие из них, как и он, работали на «Звездную Спираль». Музыка звучала чисто астерская: тихие колокольцы под цитру и гитару, песни на полудюжине языков. Он допивал четвертую кружку пива, потратив уже два часа сверх рабочего времени, и готов был отказаться от провалившегося плана, когда к нему за стойку подсел высокий худой субъект. Угреватые щеки придавали зловещий вид лицу, выражавшему скрытое веселье. За вечер на глаза Миллеру попалось несколько человек с повязками АВП, но этот держался уверенно и властно. Миллер кивнул.
— Похоже, интересуетесь АВП, — заговорил сосед. — Подумываете вступить?
Миллер улыбнулся и поднял свою кружку в нарочито невыразительном жесте.
— Если да, с кем мне поговорить? — легкомысленно спросил он.
— Пожалуй, я мог бы помочь.
— Может, тогда вы могли бы сказать мне еще кое-что. — Миллер достал свой терминал и со стуком водрузил на прилавок из искусственного бамбука. На экране появился Матео Джадд. Сосед нахмурился и повернул экран к себе, чтобы лучше видеть.
— Я реалист, — сказал ему Миллер. — Когда рэкетом занимались «Улиточки», я не отказывался из гордости потолковать с ними. И когда на их место пришел Хэнд, а потом «Золотая Ветвь». Мое дело — не мешать людям нарушать правила, а охранять безопасность Цереры. Вы понимаете, о чем я?
— Не уверен, — отозвался угреватый. Выговор его, неожиданно для Миллера, выдавал человека образованного. — Кто это такой?
— Его зовут Матео Джадд. Занялся рэкетом в восьмом секторе. Говорят, его прикрывает АВП.
— Люди много чего говорят, детектив. Вы ведь детектив, не так ли? Но мы рассуждали о реализме.
— Если АВП выдвигается на черный рынок Цереры, для всех будет лучше, если мы сможем говорить друг с другом. Поддерживать связь.
Мужчина хмыкнул и оттолкнул терминал. Бармен придвинулся к ним, по его глазам было не похоже, что он интересуется новым заказом. И смотрел он не на Миллера.
— Я слыхал, что в «Звездной Спирали» есть определенный уровень коррупции, — сказал сосед, — и меня впечатляет ваша прямота. Уточню. АВП — не преступная организация.
— Право? А я-то думал… Исходя из того, сколько убитых на ее счету…
— Не пытайтесь меня подловить. Мы защищаемся от людей, которые поддерживают экономический террор против Пояса. Это земляне, марсиане. Мы защищаем Пояс, — сказал человек из АВП. — Даже вас, детектив.
— Экономический террор? — переспросил Миллер. — Слишком сильно сказано.
— Вы так думаете? Внутренние планеты видят в нас рабочую силу. Они облагают нас налогами. Они указывают нам, чем заниматься. Они устанавливают свои законы и игнорируют наши — во имя стабильности. В прошлом году они удвоили тарифы на Титании. Пять тысяч человек на ледяном спутнике Нептуна в месяцах пути откуда угодно. Солнце для них — просто яркая звезда. Вы думаете, они в состоянии требовать пересмотра? Они запретили всем грузовым судам астеров подписывать контракты с Европой. Они берут с нас двойную плату за стоянку на Ганимеде. А научная станция на Фебе? Нам не разрешается даже выходить на ее орбиту! На ней нет ни одного астера. Чем бы они там ни занимались, мы об этом узнаем лет через десять, когда они продадут нам новую технологию.
Миллер отхлебнул пива и указал на свой терминал.
— Так он не из ваших?
— Нет, не из наших.
Миллер кивнул и положил терминал в карман. Как ни странно, он верил этому человеку. Тот не походил на гангстера. Он не бравировал. Не навязывал своего мнения. Нет, в нем можно было разглядеть уверенность и юмор, а под ними таилась глубокая усталость. Миллер знавал похожих на него солдат, но не преступников.
— Еще одно, — сказал он. — Я ищу человека.
— Тоже расследование?
— Нет, не совсем. Джульетта Андромеда Мао. Больше известна как Джули.
— Я должен знать это имя?
— Она из АВП. — Миллер пожал плечами.
— А вы всех знаете в «Звездной Спирали»? — Не дождавшись ответа, мужчина добавил: — Наша корпорация много крупнее вашей.
— Справедливо, — признал Миллер, — но если вы что-нибудь для меня разузнаете, я это оценю.
— Не думаю, что ваше положение позволяет просить об услугах.
— От просьбы вреда не будет.
Угреватый хихикнул и положил руку на плечо Миллера.
— Не приходите сюда больше, детектив, — сказал он, встал и скрылся в толпе.
Миллер хмуро допивал пиво. В голове нарастало неприятное ощущение, что он сделал ложный шаг. Он был уверен, что АВП укрепляет свои позиции на Церере, выжимая все, что можно, из гибели ледового транспорта, из страха и ненависти астеров к внутренним планетам. Но где тут связь с отцом Джули Мао и его подозрительно своевременной обеспокоенностью? И прежде всего с исчезновением известного набора подозреваемых со станции Церера? Думать об этом было все равно что смотреть несфокусированное видео. Возникало ощущение, что почти ухватил суть, только чуть-чуть недотянул.
— Слишком много точек, — вслух сказал он. — Не хватает линий.
— Простите? — переспросил бармен.
— Ничего. — Миллер толкнул через стойку полупустую бутылку. — Спасибо.
Вернувшись в свою нору, он включил музыку. Лирические песенки, так любимые Кандес, когда они были молоды и если не полны надежд, то, по крайней мере, более жизнерадостны в своем фатализме. Он приглушил свет, подумав, что если сумеет расслабиться, то на несколько минут избавится от гнетущего чувства, будто упущена важнейшая подробность, и недостающий кусок сам собой встанет на место.
Он ожидал, что в памяти возникнет Кандес, вздыхая и недовольно поглядывая на него, как бывало в жизни. Но вместо нее обнаружил Джули Мао. В пьяном полусне она привиделась ему сидящей за столом Хэвлока. С возрастом вышла ошибка, она выглядела моложе, чем должна быть сейчас. Он увидел ровесницу улыбчивой девчонки со снимка. Выигравшей гонку на «Бритве». Ему чудилось: он задает ей вопросы, и ответы звучат как откровения. Все обретает смысл. Становятся понятны не только перемены в «Золотой Ветви», но и перевод Хэвлока, погибший ледовоз, вся жизнь и работа Миллера. Ему снилась смеющаяся Джули Мао, и проснулся он поздно, с головной болью.
Хэвлок уже сидел за столом. Его широкое круглое лицо землянина казалось странно чужим, но Миллер слишком устал, чтобы отмахнуться от этого ощущения.
— Погано выглядишь, — сказал Хэвлок. — Трудная ночь?
— Просто старость и дешевое пиво, — отшутился Миллер.
Кто-то из отдела по борьбе с проституцией сердито орал, что досье опять заперли, компьютерщики испуганными тараканами шныряли по станции. Хэвлок склонился ближе. Он не улыбался.
— Серьезно, Миллер, — заговорил он, — мы все еще напарники и… как перед богом, ты, может быть, единственный мой друг на этом булыжнике. Ты можешь мне доверять. Если хочешь что-то сказать, я готов слушать.
— Здорово, — сказал Миллер, — только я не пойму, о чем ты говоришь. Ночью намучился.
— Не с АВП?
— Конечно с АВП. Раскрути за хвост дохлую кошку, зацепишь трех членов АВП, даже на нашей станции. Это ни о чем не говорит.
Хэвлок откинулся назад, плотно сжатые губы побелели. Миллер сделал вопросительный жест, и землянин кивнул на табло. В верхней строке списка значилось свежее убийство. В три часа ночи, пока Миллер вел беседы во сне, кто-то вломился в нору Матео Джадда и всадил полную обойму баллистического геля ему в левый глаз.
— Ну, — сказал Миллер, — похоже, я промахнулся.
— В чем? — спросил Хэвлок.
— Парни из АВП не подменяют уголовников, — объяснил Миллер. — Они подменяют копов.
Глава 11
Холден
«Доннаджер» был уродлив.
Холдену приходилось видеть снимки и видео старых океанских судов Земли: в них даже в век стали оставалось нечто прекрасное. Длинные, стройные, они, казалось, летят по ветру, рвутся с поводка, как живые. В «Доннаджере» ничего этого не было. Как все дальние космические суда, его выстроили по проекту «офисной башни»: каждая палуба — один этаж здания, вдоль оси — трапы или лифты. Гравитацию заменяло постоянное ускорение.
Однако «Доннаджер» и внешне походил на офисное здание, лежащее на боку. Квадратный, угловатый, с раскиданными в кажущемся беспорядке шишками надстроек. Почти полкилометра в длину — как раз со стотридцатиэтажный небоскреб. По словам Алекса, он без груза весил двести пятьдесят тысяч тонн, а выглядел еще тяжелее. Холден не в первый раз задумался о том, что эстетические представления человека формировались во времена, когда стройные предметы рассекали воздух. «Доннаджеру» никогда не придется рассекать ничего гуще межзвездного газа, а значит, изгибы и острый нос — только напрасная трата места. В результате получилось уродство.
