Голос металла - Илья Александрович Шумей
Подождав, пока трактирщик перестанет грозно хмурить брови и все же последует его совету, Голстейн заговорил снова.
– Во-первых, я искренне сожалею о гибели ваших близких, – его собеседник вспыхнул и уже собирался выдать ему гневную отповедь, но холодный взгляд генерала заставил его захлопнуть уже открытый, было, рот. – Меня, как человека военного, всегда огорчают бессмысленные жертвы. А смерти вашего отца, брата, да и других защитников Цигбела именно такими и являлись. Пытаться остановить несущийся на полной скорости караван, встав на его пути – глупо. Просто глупо.
– Они погибли, защищая свою родину от вашей Империи! – прорычал трактирщик, восстановив утраченное самообладание. – Или вы считаете глупостью патриотизм и желание отстоять свою землю от чужаков?!
– Хм, – Голстейн демонстративно неторопливо отправил в рот очередной кусок бифштекса и некоторое время молчал, сосредоточенно его пережевывая. – По моему убежденному мнению, патриот – это тот, кто желает своей земле и своим соотечественникам лучшей, более счастливой доли. Ради такого и жизнь отдать не жалко, по себе знаю. Я прав?
– Именно поэтому никто не вправе указывать, как нам строить свою жизнь, и каким богам молиться! Мы – свободные люди, и хотим сами определять свою судьбу, без чужих советов!
– Хорошо, пусть будет по-вашему, – Инспектор согласно кивнул, и в его глазах промелькнула ехидная искорка. – Но как тогда следует называть тех, кто с оружием в руках, не считаясь с лишениями и потерями, отстаивает свое право и дальше жить в грязи, насилии и дикости? Должно ли почитать как героев тех, кто пал, сражаясь за возможность быть ограбленным на лесной дороге или изнасилованным в ближайшей подворотне? Кто отдал жизнь, защищая власть бандитов и воров? Что скажете, уважаемый?
Лицо трактирщика налилось багрянцем и он угрожающе подался вперед.
– Вы на что тут намекаете?! – прохрипел он, едва не задыхаясь от гнева. – Что мои родные ходили в услужение лихим людям?! Мои отец и брат были честнейшими людьми, и никто не вправе оскорблять их память!
– Сядьте! – резкий окрик генерала отбросил бедолагу обратно на табурет. – Не стоит разговаривать со мной таким тоном. Я вам не юная трепетная девица, на меня подобный нахрап не действует!
Воспользовавшись возникшей паузой, Голстейн закинул в рот еще один кусок.
– Знаете, – заговорил он, продолжая жевать, – я ведь хорошо помню, как выглядел ваш городок лет десять-пятнадцать назад, когда мы пришли сюда. Тяжелые железные решетки на всех окнах, закрываемые на ночь толстые ставни, обязательная дубина под прилавком и кромешная тьма по ночам, выходить в которую отваживались лишь вершители темных дел, да самые лютые пропойцы. Когда даже при свете дня, буквально у всех на виду с тебя могли сорвать сумку или срезать кошель с пояса. А кто сейчас помнит те времена?
Инспектор выразительно кивнул на ближайшее окно, свободное от каких-либо решеток или крепких запоров, за которым виднелась просторная площадь с беззаботно прогуливающимися горожанами.
– У вас теперь на центральных улицах даже фонари есть, под которыми влюбленные парочки по ночам свидания назначают! – Голстейн нацелил вилку на трактирщика. – И вы по-прежнему будете утверждать, что раньше было лучше?! Когда только от нападений на дорогах каждый год гибло больше людей, чем пало от мечей Империи! Если хотите – сами посчитайте, сколько жизней мы вам сберегли!
– Любой народ вправе самостоятельно определять свою судьбу, – угрюмо повторил трактирщик. – Нам не требовалась ваша помощь чтобы навести порядок. Мы и сами были способны совладать с бандитами и прочим ворьем!
– Правда? – Инспектор изобразил на лице искреннее изумление. – В вашем распоряжении имелось несколько столетий, чтобы решить данную проблему, но все перемены странным образом случились только в последние годы, с приходом Империи. Чего вы раньше-то ждали, а? Что мешало вам разобраться с орудовавшими в лесах бандами, приструнить обнаглевшую Гильдию Перевозчиков, наладить стабильную торговлю, чтобы подстраховаться от возможного неурожая и неизбежного голода? Что мешало?
Его собеседник молчал, насупившись и тяжело дыша. Мало кому понравится, когда его в упор расстреливают голыми фактами, которым абсолютно нечего противопоставить, как бы того ни хотелось. Голстейн подобрал с тарелки последний кусок бифштекса и взял бокал с вином.
– Ваша беда в том, что вы постоянно концентрируетесь на личных обидах, упуская из виду общее благо. Вы, в силу своей местечковой ограниченности просто неспособны мыслить большими масштабами, заглядывать чуть дальше завтрашнего дня, заглядывать за горизонт. Такой размах доступен только более высоким уровням организации, до которых вы еще не доросли, отчего и огрызаетесь, поскольку не понимаете, не видите общего замысла.
– Да мне плевать на ваш «общий замысел», если ради него под колесами каравана погибли мои родные! – раскрасневшийся трактирщик снова подался вперед. – Если во имя вашего чертового «завтрашнего дня» вы закатали в грязь десятки моих знакомых! Ваше насильно навязываемое «светлое будущее» не стоит этих жертв!
– Хочу вам напомнить, уважаемый, – ледяной голос генерала подействовал на него как ушат холодной воды, – что мы никого, как вы выразились, в грязь не закатывали, и всех, кто погиб, героически сражаясь с нашими войсками, похоронили как положено, отдав им все необходимые воинские почести! Мы показали вам пример, отнесясь к вашим павшим как к равным, в то время как именно вы постоянно пытаетесь Империю оскорбить и унизить любыми доступными вам способами. Вы ненавидите нас как раз потому, что где-то внутри осознаете, что мы достойней и честнее вас. И всячески сопротивляетесь нашим попыткам вытащить вас из грязи, в которой вы барахтаетесь, и сделать вас лучше. Пусть даже насильно.
Голстейн сделал большой глоток, чтобы промочить пересохшее от пылких речей горло, в то время, как сидящий напротив него коренастый мужик хлопал ртом в поисках достойного ответа.
– Ваша прошлая жизнь, если подумать, представляла собой одну большую кровавую лотерею, в которой считанные единицы обогащались, оставляя других умирать в голоде, холоде и нищете, – продолжил добивать его Инспектор. – Империя принесла на ваши земли относительный порядок, позволяющий людям меньше беспокоиться о завтрашнем дне, обеспечивающий более-менее равные шансы для всех, а не только для избранных. Но нет же! Вместо благодарности вы затаили на нас злобу, обвиняя нас в том, что мы украли лично ваш счастливый билет, помешали вырвать у судьбы причитающийся исключительно вам приз! И только интеллектуальная немощь не дает вам понять, что для подавляющего большинства призом вполне могло стать
