Злая, злая планета - Николай Алексеевич Гусев
– С тебя хоть портрет пиши, – громко сказал Кирсанов. – У тебя нигде не жмёт?
Володя поднял руки, наклонил голову, как бы говоря: «к чему это все?»
– Слушайте, у меня тоже спросили, хочу ли я прийти, – сказал он. – И я согласился. Ради вас. А мог бы и не приходить и, знаете, так было бы лучше. Я улетаю в Таррагону. У меня рабочая виза. Взяли матросом на танкер. Через пять лет получу паспорт и смогу купить землю и дом. Вы осуждаете меня, я знаю…
– Ни черта ты не знаешь, ублюдок! – Вдруг заорал Кит и его голос почти сорвался на визг. – Что ты можешь знать? Ты мне нож всадил между рёбер! Думаешь, теперь заживешь спокойно? Я найду тебя, мразь! Перережу твою поганую глотку!
Солдаты бросились к Киту и его, брыкающегося, вывели из зала. Володя побелел, как простыня. В этот момент мне даже на секунду стало жаль его, такая боль отразилась в его лице.
– Он разговаривает? – Сказал он так тихо, что мы не сразу его поняли.
– Представь себе, – мрачно ответил Дима. – Вот, что бывает с людьми, когда друзья делают у них дырки в боках. Думал, он замолчит навсегда? Унесёт твою тайну в могилу и никто ничего не узнает? Он прополз по ночному лесу, в полуобморочном состоянии и с ножом в груди четыре километра. Чтобы успеть предупредить нас. А ты смог бы также? Может, хочешь проверить?
И он сделал шаг в его сторону. Володя отпрянул, а солдаты преградили Диме дорогу.
– Послушайте, я не хотел, – заныл Володя. – Я запутался, правда, давно уже, я не говорил вам, но… вы не были на моем месте. Пятьсот тысяч долларов, они лежали прямо на столе, в сумке, в метре от меня… они сказали: «просто скажи, где они. И сумка твоя».
– Предатель, – зарычал Кирсанов. – Трус, убийца. Как ты только спишь по ночам? А то, что Юля обещала тебе десять миллионов?
– Одно дело обещать. Другое дело видеть. Послушайте, вы что всерьёз надеетесь получить эти деньги? Да никто вам их не даст. И потом танк все равно нашли бы, рано или поздно. Мы не смогли бы добраться до Москвы.
– Не оправдывайся, – холодно сказал Александр. – Танк не нашли бы. Десять вертолетов не заметили его в пятидесяти метрах, едва запорошенного снегом. Его не нашли бы. И ты это знаешь. Вот и живи теперь с этим. Сладкой тебе жизни… подлец.
Александр сплюнул на пол, развернулся и зашагал к двери.
Володя бессильно развёл руками, в отчаянии огляделся.
– Я бы попросил у вас прощения. Но вы не сможете простить. По крайней мере сейчас. Вы не готовы…
– А ты и не сможешь, – перебил Кирсанов. – Потому что не сожалеешь. Не-а. Ни капельки. А знаешь… я ведь никогда тебя не замечал. Ты всегда был такой… размазанный где-то по общему фону. Никто тебя не замечал. А ты вон каких демонов вскормил в своей жалкой душонке. Вон какой ты у нас оказался! Надеюсь, в аду тебе вычистили отдельную кастрюлю. Имею честь, так сказать. Чтоб ты подавился своей сытой жизнью в Таррагоне.
Кирсанов развернулся и пошёл к двери. Я пошёл за ним, за мной пошла и Юля.
– Удачи, – мрачно сказал Дима и зашагал за нами.
– Послушайте, в чем я виноват? – Закричал Володя нам вслед. – Я просто хочу жить! Я не виноват! Вы бы так же поступили на моем месте!
Кирсанов и Дима одновременно бросились на него, как церберы, спущенные с цепи, десять солдат с трудом удерживали их, в такой бешеной они были ярости. Володя ещё что-то кричал, оправдывался, звал нас, пока его тащили к задней двери. Потом его вывели и нас отпустили.
– В целом, все прошло неплохо, – слегка вибрирующим голосом произнес офицер Корпуса, когда нас посадили в машину. – Лучше, чем я ожидал.
Он протянул Кирсанову салфетку.
– Вытрите лицо. Появились новости. Но хорошего мало. Сейчас едем в штаб.
Офицер завёл мотор и автомобиль покатил по улице.
В штабе, кроме тех, кого мы уже знали, кто вёл наше дело, был новый человек, женщина строгого вида, в очках, в строгом чёрном костюме, представившаяся, как Роза Гудманн. В руке она держала чёрную папку, прижимая её к груди.
– Я секретарь губернатора, – сказала она строгим голосом, так что все присутствующие сразу втянули животы. – Я здесь по прямому поручению Ториана Соукаши. В связи с недавними… э-э… обострениями в обществе, по поводу вашего дела, он решил заняться этим лично. Итак, приступим. Прошу вас, присаживайтесь.
Мы расселись в креслах, госпожа Гудманн осталась стоять. Она держала ноги вместе и у неё были маленькие чёрные туфли на высоком каблуке. На этих туфлях были крошечные позолоченные пряжки в виде бабочек. Она увидела, что я уставился на её туфли, и строго посмотрела на меня поверх очков. Я сразу сделал невинный вид и выжидательно уставился на нее.
Стоять остались также юлин адвокат, его помощник, генерал-сиксфинг командующий Патрульным Корпусом на Земле, и ещё несколько человек, которых мы не знали. Все, кроме генерала, были люди.
– Сразу обозначу приоритет, раз в дело вступает новый игрок, – заговорила Гудманн. – Приоритет остаётся прежним: добиться перевода ста процентов имущества барона Толмачева в денежном эквиваленте на счета банков Земли. Не допустить раздела этих средств до того, как весь капитал не будет перечислен на счёт Центрального банка. Таким образом, удастся избежать потери средств на этапе переводов и перечислений и попадания их к нежелательным лицам. В настоящее время ситуация такова: криминальные структуры готовы на все, чтобы завладеть максимально большим объемом денежных средств, составляющих капитал покойного барона Толмачева. Поскольку нет завещания, закон обязывает суд передать все имущество и весь капитал ближайшему кровному родственнику, каковым является Юлия Толмачева. Сегодня суд закрыл дело о завещании и прокурор сказал, что законного завещания нет, и с этого дня более никакие нотариальные бумаги приниматься на рассмотрение не будут. С этого момента дело ведётся только об отношении прямого наследника к наследуемому. И здесь главное препятствие: вы не можете вступить в наследство, госпожа Толмачева, и ваша сделка с губернатором тоже не может состояться.
Никто не проронил ни слова, и Роза Гудманн продолжила:
– Девяносто два процента имущества и денежного капитала барона находится в обороте средств Центробанка Таррагоны. Чтобы вывести эти средства, необходимо подать документы в банк. Принимаются на рассмотрение заявления только граждан Империи. Толмачев был гражданином Империи. Но у вас ведь нет имперского паспорта, я
