Любовь и Миры (СИ) - Порохова Зинаида

Добравшись до планктона и вволю наевшись, Оуэн весело подмигнул макрели — теперь уже старой знакомой — с любопытством наблюдавшей за его трапезой, и направился вдоль горы — продолжать исследование местности, прерванное приступом аппетита.

Рельеф дна, из-за разлившихся потоков лавы, заметно изменился. А сама Сопун-гора стала более пологой. И даже спуск в глубоководную впадину — куда Оуэн так и не удосужился спуститься, чувствуя там некую аномалию — заметно сгладился. И всё же, последствия той бурной вулканической эпопеи для постороннего взгляда были уже практически незаметны. Морская флора и фауна быстро освоили некогда сожжённую территорию. Мурен и акул раньше здесь почти не водилось. И есть надежда, что буйство Сопун-горы разогнало их окончательно. Непуганая макрель своим поведением эту версию явно подтверждала. Его прежняя пещера, конечно же, бесследно исчезла тогда в потоках лавы. Ещё бы! Но это не беда. Ведь новую ему долго искать не пришлось. Оуэн обнаружил на другом склоне Сопуна отличную базальтовую пещеру, расположенную среди завалов вулканического стекла. На неё никто и не позарился — что не удивительно: к стекловидным стенкам не прикрепишься — скользки и колки; икринки нигде не скроешь, поскольку ил почти отсутствует; и в стекляшки от врагов не зароешься. Да и рядом с пещерой на голом базальте также почти ничего не росло, не привлекая сюда мелкую живность, которой можно бы поживиться, аккуратно высунувшись из пещеры. Следовательно, она не интересовала и более крупных обитателей дна. А он с удовольствием здесь поселится — тихо и спокойно.

Оуэн очистил пещеру от острых осколков, натаскал и расположил вокруг неё огромные валуны — чтобы отдыхать, сидя на них, любуясь на округу. Да и маскировка для входа. Затем нашёл и притащил плоский камень, который прекрасно годился на роль входной двери. Заодно и внутри, в извилистом ломаном ходе, положил несколько плоских камней — закрываться в случае нападения внезапных мурен или иных хищников, охочих до его телес. Пещера стала уютной, чистой, и при этом сверкала, будто рубка лайнера. Ничего, жить можно. Оуэн за хлопотами даже забыл о коварных ловцах Мэйтате и Стивене, устроивших в его жизни такой переворот. Да и зачем их теперь вспоминать? Его приключений в тёплой лагуне как будто и не бывало. Всё началось заново, хотя и слегка на старом месте. Возможно, ему даже будет Полезна эта встряска — засиделся, обомшел. Новый этап, новые ощущения. Да и стая планктона, обитавшая поблизости, была весьма великолепна — гораздо аппетитнее прежней. Или ему с голодухи так показалось? Да, кстати вспомнил о ней! Подкрепившись ещё разок от её щедрот, Оуэн, наконец, облегчённо вздохнул и отправился отдыхать в своём новом благоустроенном жилище.

«Что ни говори, а денёк сегодня выдался необычайно волнительный. Но ещё более — удачный! Для меня, по крайней мере. Пусть Мэйтата со Стивеном не обижаются — обойдётся их музей без реликта», — улыбаясь, подумал он, смежив зрачки и быстро засыпая.

Вскоре Оуэн привык к своему новому-старому месту и прекрасно здесь обжился. Лишь немного докучали ему местные дельфины, жаждущие полакомиться осьминожьим мясом. Они наивно полагали, что большой стаей им удастся одолеть этого гиганта. И, мелодично пересвистываясь, часто кружили дружной ватагой неподалёку от входа в его пещеру. Радовались поначалу такому неожиданному подарку, свалившемуся к ним невесть откуда. Впрочем, у них и без того всегда было отличное настроение. Но Оуэн сумел им его немного подпортить. Ведь он уже хорошо освоил телепортацию, или, как говорят маги — напрактиковался в этом деле. Если Оуэн находился вне пещеры, то, едва завидев спешащую к нему стаю дельфинов, мгновенно телепортировался в другое место. Чаще — поближе к планктону. Поскольку такое перемещение всегда вызывало у него приступ голода. А подкрепившись, он уже своим ходом не спеша возвращался в пещеру. К этому времени потерявшая его стая дельфинов, заскучав, уже мчалась куда-то, забыв о нём. Ведь эти весёлые существа постоянно жаждали игр, соревнований, приключений и погонь за кораблями. А вскоре умные дельфины и вовсе утратили к гигантскому осьминогу интерес, как к объекту охоты. Не получается, ну и ладно. Найдутся дела и поудачнее, а главное — повеселее.

Оуэн любил этих странников моря — игривых, общительных, живущих дружными стаями и способных к взаимовыручке. У них, щедро одаренных природой, было много талантов. Они тоже в какой-то степени обладали телепатией и, после того как перестали воспринимать его как пищу, не раз пытались выйти с Оуэном на контакт. Но он этого избегал. Слишком уж разные они были — одинокий отшельник моря, предпочитающий глубокие пещеры, и весёлые бродяги, играющие с волнами и кораблями. Хотя, как считал Оуэн, дельфины вполне способны были создать собственную цивилизацию. Но у них не было для этого движущих мотивов. Ведь они имели всё необходимое для комфортного существования — благоприятную среду обитания, неограниченные источники питания, отсутствие серьёзных противников и отличные физические возможности, позволяющие им легко растить детей и весело изучать мир. Зачем напрягаться? А если мир был к ним иногда недобр, например — при нападении акул, то они сбивались в стаю и давали отпор. Потеря одного, другого соплеменника их, конечно же, огорчала, но ненадолго. Они быстро забывали о любых невзгодах и весело устремлялись по волнам дальше — навстречу новым приключениям.

«Чтобы умницы-дельфины начали ещё больше умнеть, им необходимы очень большие неприятности, — думал Оуэн. — Например: долговременное ухудшение климата, недостаток источников питания, беззащитность перед естественными врагами и суровой природой. Как это случилось, например, с людьми. Трудности и физически слабая конституция тела научили их бороться за место под солнцем с помощью сметки и изобретательности. Но ведь в море всегда было легче выжить, чем на суше. Вода — естественный защитный барьер перед капризами природы и внешнего мира. Поэтому дельфины и остаются всё теми же весёлыми и умными существами с задатками высокого интеллекта, резвящимися в кильватерах чужих кораблей. Вот и возникает резонный вопрос — жестока ли вселенная, посылая бедствия и катастрофы своим созданиям? Или же в этом проявляется её величайшая мудрость? Иногда, отбирая почти всё, она щедро одаряет, а не в меру одаряя — лишает будущего великолепия. И иногда отнимает вместе с разумом и жизнь — если Вид по собственной вине забредает не туда, куда нужно, — вздохнул Оуэн. Умом он это понимал, а вот сердцем…  — Впрочем, я не буду сегодня думать о грустном. Впрочем — совсем не буду. Никогда».

Ему в его большую голову и войти не могло, что скоро он будет не только вспоминать об этом самом грустном, но и подробно рассказывать…

Лекция Донэла

Сто девяносто девятая аудитория была уже заполнена, мало того — переполнена до предела, под трещавшую завязку. Сюда всегда забредала ещё масса любопытствующих студентов с других факультетов и курсов — сколько кураторы их за это не гоняли, толку не было. На лекциях почтенного доктора Донэла Пиуни всегда был полный аншлаг. Так что задержавшиеся в буфете Мэла с Ланой едва нашли себе местечко наверху. И то Мэле пришлось шугануть пару шумных первокурсников.

— Идите-ка отсюда по своим мальковым делам! — высокомерно предложила им Мэла. — И не мешайте старшекурсникам серьёзными делами заниматься! Это наша лекция! Поняли?

— Ага! Поняли! — миролюбиво отозвались те и уселись тут же рядом, на подоконник.

И вот раздался сигнал зуммера. Почтенный доктор минералогических наук Донэл Пиуни быстро вышел из преподавательской и поместился на кафедру.

— Приветствую вас на пути к знаниям! Будьте радостны! — сказал он. — Сегодня мы обсудим с вами, друзья, тему о «Влиянии минерального состава почв и входящих в мантию планеты элементов на Виды организмов и вид жизни, возникающей на ней».

Он остановился на кафедре, удовлетворённо осмотрел переполненную аудиторию и весело заявил: