Кори Доктороу - Лучшее за год XXIV: Научная фантастика, космический боевик, киберпанк

А потом? Вот этот вопрос я себе не решался задать ни на пустынной дороге далеко за Свалкой, дальше, чем я когда-либо осмеливался уходить от Уильямс-Форда, ни там, где равнины разбегались по обе стороны от дороги морозными пустошами Марса, и ветер, отсутствовавший все утро, стал играть полами моего пальто, а тень передо мной удлинилась, словно решившее прокатиться верхом пугало. Было холодно, мороз крепчал, вскоре на небо заберется зимняя луна, а у меня только соленая свинина в седельной сумке и пара спичек, чтобы разжечь костер, и вряд ли мне удастся поддерживать пламя ночью. Несколько раз я думал: надо возвратиться, может, меня еще не хватились, может, еще не поздно присоединиться к рождественскому ужину за родительским столом, поднять бокал сидра за Флэкси и все прошедшие годы и проснуться вовремя, чтобы услышать праздничный перезвон, почувствовать прелесть запаха свежеиспеченного хлеба и рождественских яблок, вымоченных в корице и жженой сахаре. Я постоянно думал об этом, иногда аж слезы наворачивались на глаза, но позволял Восторгу по-прежнему нести меня к темной линии горизонта.

А потом, после казавшихся бесконечными часов сумерек, остановившись лишь раз, чтобы попить из покрывшегося коркой льда ручья, я добрался до развалин жилищ неверующих древних.

Ничего особенно впечатляющего в них не было. Фантастические картинки иногда изображают руины прошлого века как высокие здания, полые и острые, словно сломанные зубы, образующие увитые плющом каньоны и тенистые cul-de-sacs,[17] тупики. Несомненно, такие места существуют, в большинстве своем на необитаемом Юго-Западе, там, где «голод восседает на троне и правит владениями, созданными специально для него», и, в общем-то, не до зарослей виноградной лозы и тому подобных штук.[18] Но большинство развалин похожи на те, мимо которых я сейчас проезжал, просто неправильности (или, вернее сказать, правильности) на фоне пейзажа, отмечающие места, где некогда стояли здания. Эти территории нередко оказывались предательски опасными, часто скрывая глубокие подвалы, которые открывались подобно жадным ртам, заглатывая зазевавшегося путника. Их любили только мусорщики. Я аккуратно придерживался дороги, а в душе поднималось беспокойство, так ли уж легко будет найти Джулиана, как мне представлялось, — Ландсфорд оказался большим, а ветер начал заметать следы, служившие мне путеводной нитью.

Также меня преследовали мысли о Ложном Бедствии прошлого века. В подобной местности можно было легко наткнуться на иссушенные человеческие останки. Тогда умерли миллионы людей от болезней, междоусобной борьбы, но в основном от голода. Эпоха Нефтяного Расцвета позволяла благодаря удобрениям и ирригации почвы прокормить гораздо больше людей, чем при ведении сельского хозяйства обычным способом. Я видел фотографии американцев того жуткого времени, тонких, как палочки, детей с раздувшимися животами, согнанных в так называемые лагеря помощи, которые вскоре превратились в коллективные могилы, когда обещанная «помощь» так и не появилась. Неудивительно, что наши предки ошибочно приняли свое время за сбывшийся апокалипсис. Поражало только то, насколько много из нынешних государственных институтов — Церковь, армия, федеральное правительство — пережили беду, оставшись почти в сохранности. В Библии Доминиона был отрывок, который Бен Крил читал всегда, как только в классе поднималась тема Ложного Бедствия, и который я хорошо запомнил: «Поля истощились, земля скорбит, ибо кукуруза иссохла, вино испарилось, нефть ушла. Стыдитесь, фермеры; войте, виноделы; плачьте по пшенице и ячменю, по урожаям, что погибли безвозвратно…»

Меня всегда передергивало от него, и сейчас в этих пустошах, обобранных до нитки столетием грабежа, реакция осталась такой же. Где тут мог скрываться Джулиан, а где — рыскать его преследователь?

Я нашел друга по дыму костра. Но оказался далеко не первым.

Солнце уже село, отблески северного сияния играли на небе, приглушенные лунным светом, когда я добрался до места недавних раскопок в Ландсфорде. Времянки мусорщиков — грубые деревянные хибары — стояли, покинутые на зиму, а бревенчатые настилы вели в пустые ямы.

Остатки снега, выпавшего прошлой ночью, задувало в окно, ветер мастерил маленькие дюны, все отпечатки копыт стерлись. Но я ехал медленно, зная, что близко подобрался к своей цели. Судя по отпечаткам, преследователь Джулиана, кто бы он ни был, не вернулся тем же путем, выполнив миссию, то есть не схватил моего друга. Возможно, погоню задержала ночь.

Довольно скоро, хотя прошедшее время показалось мне вечностью, пока Восторг мелко переступал по замерзшей дороге, избегая запорошенных снегом ям, я услышал ржание другой лошади и увидел клубы дыма, висящего в ночном воздухе.

Я быстро увел коня с дороги и привязал его к низеньким обломкам бетонной колонны, из которой, будто пальцы скелета, торчали побитые ржавчиной железные прутья. Я вынул винтовку из седельной кобуры и отправился искать источник дыма, пока не понял, что он поднимается из глубокого откоса, возможно того самого раскопа, откуда мусорщики вытащили «Историю человечества в космосе». Похоже, именно здесь Джулиан решил подождать Сэма Годвина. И действительно, лошадь моего друга, один из прекрасных скакунов поместья (стоящий в глазах владельца, я так думаю, больше, чем сотни Джулианов Комстоков), была привязана к камню, а вот неподалеку стоял еще один конь, худой, с торчащими ребрами и даже на вид старый. Но на нем красовалась военная уздечка и нечто вроде полотняного фартука голубого цвета, с красной звездой посредине. Так помечали лошадь, принадлежащую резервистам. Это меня напугало.

Я изучал обстановку, скрываясь в тени сломанного столба. Судя по дыму, Джулиан забрался под землю, в промоину, о которой говорил мусорщик, чтобы спрятаться от холода да и костер защитить. А вот присутствие второй лошади указывало на то, что его нашли, и преследователь, скорее всего, уже с ним столкнулся.

Больше я ничего не мог сказать. Оставалось только как можно более скрытно подобраться к огню в надежде что-нибудь разузнать.

Я подполз поближе. В лунном свете яма оказалась глубоким, но узким раскопом, частично закрытым досками, с покатым входом с одного конца. Внутри виднелись отблески костра, а в нескольких ярдах от меня зияла дыра для отвода дыма, прорезанная в платках. Насколько я мог различить, наружу и внутрь вел только один проход. Я решил заползти внутрь, но как можно дольше оставаться незамеченным. Земля показалась мне такой холодной, словно я очутился в ледяной пустыне арктического Севера.

Я продвигался медленно, осторожно и тихо. Но все же недостаточно тихо. Я уже забрался довольно далеко, чтобы увидеть раскопанную комнату и калейдоскопический поток теней, отбрасываемый костром на стены, когда почувствовал за своим ухом давление ствола пистолета, а чей-то голос произнес:

— Продолжайте ползти, мистер, присоединяйтесь к своему другу внизу.

Я молчал, пока не смог окончательно осознать ситуацию, в которую попал.

Человек толкнул меня внутрь. Воздух, хотя и влажный, здесь был гораздо теплее, мы оказались защищены от ветра, хотя и не от усиливающихся запахов костра и затхлой плесени того, что когда-то служило подвалом или погребом какого-то коммерческого заведения наших нечестивых предков.

Мусорщики мало чего оставили после себя, только кучу обломков, неразличимых под слоями пыли и грязи. Дальняя стена была бетонной, костер разложили рядом с ней, под дымовой трубой, которую, скорее всего, пробили собиратели. Выложенные кругом камни образовывали очаг, и влажные доски и щепки потрескивали в пламени с обманчивой жизнерадостностью. Более глубокие части раскопа, ниже человеческого роста, вели в разных направлениях.

Джулиан сидел у костра, спиной к стене, поджав колени к подбородку. Его одежда была выпачкана сажей, покрывшей все вокруг. Он хмурился, а когда увидел меня, то его взгляд стал откровенно сердитым.

— Иди туда и сядь рядом с ним! — приказал человек, захвативший меня в плен. — Но сначала передай-ка мне свое ружьишко.

Я отдал винтовку, хоть она и была совсем несерьезным оружием, потом присоединился к Джулиану. Так я смог в первый раз по-настоящему разглядеть человека, захватившего нас в плен. Он оказался практически моего возраста, но носил желто-голубую форму резервистов. Его глаза, почти скрытые надвинутой на лоб фуражкой, постоянно смотрели по сторонам, как будто парень боялся внезапного нападения. В общем, выглядел наш охранник неопытным и нервным и, кажется, был немного не в себе, так как челюсть его отвисла и он, похоже, не обращал внимания на струйку слизи, текущую из его носа. (Хотя» как я говорил раньше, это было вполне обычно для резервистов, которых держали подальше от фронта по объективным причинам.)