Алексей Абвов - Пауки в банке
'Восполнение опыта произведено успешно. Активация связей по мере актуальной постановки задач'.
Надпись пропала, едва я прочёл её до конца, и появилась другая:
'Человек, ты смог совершить невозможное даже для разума первой степени. Ты вобрал в себя всю имеющуюся у меня базу памяти за один раз. Постепенно ты сможешь использовать весь полученный опыт, но тебе требуется отдых не менее четырёх суток.
Мтсиумис, цитадель Умиус.'
Вот тебе раз. Догадывался же, что какая-либо подлянка обязательно будет, после первого 'странного сна', но чтобы так. Это каким же надо быть извращенцем, чтобы передавать чужие знания через смертный опыт? Наверное, это что-то сродни горькости лекарства, специально не захочешь его принимать, только если по-настоящему припрёт. Вот только не просил я этого лекарства, зачем же меня так?
С некоторым трудом я сумел деактивировать боевой режим скафандра, который я так и не выключил, когда провалился в сон, а потом, едва шевеля руками и ногами, выбрался из самого скафандра наружу. Шатаясь и норовя упасть на пол, я повесил скафандр в шкаф и снова растянулся на лавке. Марина и Ольга до того с опаской наблюдавшие за моими телодвижениями из другого края комнаты, решили срочно исправить столь незавидное моё самочувствие, и не дали мне снова отрубиться, активно занявшись моей бренной тушкой. В четыре руки они стали разминать моё едва подающее сигналы жизни тело, потом совсем лёгкими воздушными касаниями вернули практически утраченную кожную чувствительность. Я постепенно стал забывать ночные чужие переживания, возвращаясь в себя, в свою жизнь, в своё тело. И вскоре моё мужское естество отреагировало на женскую заботу самым правильным образом к совершенно нескромной радости девушек. Я чувствовал нежную благодарность к своим 'спасительницам' и выражение этой благодарности затянулось на несколько часов подряд с небольшими перерывами для смены поз и партнёрш. Странно, на земле, даже в молодости я не мог любить женщин так и столько. Мне хотелось ещё и ещё, и я никак не мог насытиться. Девушки тоже всё время не выпускали меня из своих объятий, меняя друг друга на моей затвердевшей и не желающей менять этого состояния плоти. В моём лице жизнь решила окончательно отыграться от навязанной мне сонной смерти. И только возникший сильный голод подсказал нам, что 'хватит праздновать победу, пора бы и другими делами заняться'.
А дел этих, как оказалось, стало ещё больше, чем вчера. Самое неприятное из них, что меня ближе к вечеру, ждут с отчётом о проделанной работе в Совете, а я даже не знаю, что там рассказать. Ну не рассказывать же про свои сны и о том, как мы боролись с их последствиями? Следовательно, прямо сейчас требуется развить иллюзию бурной деятельности. Вот чего никогда не любил на Земле, так это именно этого. Но надо. А не хочу. Следовательно, пока есть время, стоит сделать что-то реально важное.
Я прошелся по сектору и через некоторое время отловил Олега. Он так и не снимал своего скафандра, но его явно не терзали как меня ночные кошмары, и выглядел он, судя по его голосу, весьма бодро.
— Ну как провёл 'ночку'? — с некоторой издёвкой в голосе спросил он меня после традиционного рукопожатия.
— Лучше не спрашивай об этом, — я скривил рожу так, как будто съел целиком самый кислый лимон, — я за эту 'ночку' умер несколько сотен раз. Наверное, это мне была такая божественная кара за каждого убитого мной негра.
— Ладно, извини, просто я уже тебя тут заждался, новостей много скопилось, нам бы их с тобой обсудить, до вечернего заседания в совете.
— Имеется что-то особенное, что не всем говорить стоит?
— Ага. И это…, сходи-ка ты скафандр одень, поговорим лучше по внутренней связи, а то мало ли кто подслушает.
— Всё так серьёзно?
— Да. С виду, вроде бы ничего особенного, но вот возможные последствия…
— Уговорил, пойду одеваться. Пошли, со мной прогуляешься, а то меня там народ, мающийся от безделья, хочет порвать на несколько частей.
Собственно, последнее было истинной правдой, 'научный отдел', над которым меня так опрометчиво поставили, собрался в полном составе и желал, чтобы я загрузил его хоть какой-то работой. Поначалу ещё была работа по модернизации добытого оружия, но к настоящему времени всё что можно, уже было сделано, а других идей, чем бы ещё таким интересным заняться, никому, в том числе и мне, в голову не приходило. Дело осложнялось тем, что невостребованные руки требовались на расчистке захваченных секторов от продуктов жизнедеятельности наших чернокожих друзей человека, на что никто из зачисленных в 'научный штат' явно не соглашался. 'Вот ещё, белыми ручками да чужое дерьмо чистить'. Так что у меня стояла совершенно невыполнимая, по моему представлению, задача, чем бы занять две сотни потенциальных бездельников, да ещё так, чтобы им интересно было. Пока мы шли в дальнюю комнату, Олег умело оттёр от меня тех, кто горел срочно пообщаться со мной. Типа раз он идёт с оружием, значит ему важнее, на что и был мой расчёт. Когда я опять облачился в лохматую оболочку и включил связь, Олег выдал мне фразу, которую я сразу не понял:
— Серёга, прикинь расклад, у нас дальше пути нет!
— Какого такого пути, о чём ты?
— Ну, ты не догадался ещё, почему именно в последних секторах, занятых неграми были 'большие пушки', а, вернее горнопроходческие плазмы? Пока ты дрых, мы ещё два десятка подобных штук откопали.
— И что? — я действительно не понимал, к чему Олег клонит.
— А то, что, похоже, у нас тут других врагов не предвидится, всё, край, стенка. И что делать многочисленному народу совершенно непонятно.
— Опять не понял, какая стенка, причём тут народ?
— Олег, ты не проснулся что ли?
— Проснулся, сам видишь, стою, с тобой разговариваю, а ты прикалываешься надо мной, бедным, нехорошо поступаешь, редиска!
— Ладно, слушай. Короче, вчера мы отбили последний сектор, дальше пути нет, там сплошной камень. И в других частях того сектора тоже. Там даже переходов на следующие уровни нет, полный тупик.
— Так это же замечательно, можно не ждать нападения с этой стороны, снять боевые отряды и отвести лишних людей. Это же самая безопасная зона получается.
— Ты явно не понимаешь всей ситуации, Серёг. Чем ты будешь столько свободных людей занимать? Они же со скуки и от безделья в негров превратятся. Сейчас ещё сильна защитная мотивация, все свободные руки заняты на расчистке территории и подготовке отрядов самообороны. У нас тут всеобщая мобилизация и боевые дежурства по расписанию. Все бегают, суетятся, все при деле. А когда станет ясно, что это уже никому не нужно, что больше врагов не ожидается, то начнётся разброд и шатание. Начнутся естественные процессы конкурентной борьбы за всякую фигню. Друг в друга стрелять начнём, оружия теперь хватает. Только ты, пожалуйста, об этом никому не говори, после собрания совета будет собрание штаба обороны, твоё участие, хоть и не почину, но обязательно.
Да, вот тебе и появилась задачка, которую мы совершенно не ждали. Если раньше мы думали просто, как нам тут выжить, то теперь нужно срочно думать, как жить. И если не придумаем, то не выживем, а перебьём друг друга от скуки. И тут мне в голову пришла идея, как можно что-то изменить в имеющемся раскладе.
— Олег, а как бы ты отнёсся к идее возвращения на Землю?
— Ты хочешь сказать, что это реально?
— Скажу тебе по секрету, что, вообще нереально, но всё же?
— Не ты первый до того додумался, кстати. Как раз сегодня на совете будет поставлена такая задача. И что ты имеешь против возвращения?
— Знаешь, есть у меня очень серьёзные подозрения, что нашей планете угрожает серьёзная опасность, и только мы тут, на этой станции, можем что-то изменить.
— Подозрения, говоришь, ладно, давай поговорим об этом на собрании штаба. Думаю, у тебя паранойя, но лично я привык тебе верить, так как пока ты не ошибался в своих выводах.
А у меня тем временем появилась идея, чем можно занять моих людей, мы попрощались с Олегом, я снова переоделся и пошел заниматься своими непосредственными обязанностями.
Следующие шесть часов я изображал из себя самого настоящего профессора, пытающегося научить бедных студентов тому, чему они категорически не хотят учиться, и просто стараются отдать дань учебному процессу, чтобы не обидеть этого самого профессора. Примерно на втором часу безуспешных попыток поведать 'научным сотрудникам' о сути математики пришельцев, я уже почти был готов сдаться и бросить это бесполезное занятие. Самое интересное, что теперь я совершенно свободно говорил сразу на двух языках, помимо русского. Так как 'научная группа' включала в себя кроме русских ещё и немцев с американцами, вернее — американками, я как-то незаметно для себя стал говорить и для тех и для других, не дожидаясь переводов. И даже перебирая понятия из одного языка в другой, у меня ничего не получалось передать по основной теме. Вернее, некоторые надежды подавали, судя по выражению их лиц, пара человек, но остальные даже не пытались, хотя скрипение их мозговых извилин друг о дружку я слышал своими ушами. Надо было что-то менять, ибо если так пойдёт дальше, то об изучении техники пришельцев не может идти речи. Ну, должен же быть какой-то выход, про себя думал я. Как-то можно передать другим, то, что знаю я? Недаром один мой старый приятель постоянно говорил такие фразы — 'что если один что-то знает или умеет, то обязательно этому можно научить других'. И ещё — 'если ученик ничего не понимает, то это не значит, что ученик тупой, это значит, тупой учитель'. Вот что самое обидное, как бы тупой тут оказываюсь я сам, что обиднее всего. Я объявил перерыв и пригласил к себе тех двоих, кто, по моему мнению, подавал некоторые надежды.
