Меня зовут Адам. Первая книга - Ленар Гиниятович Хатбуллин
Отрицать глупо, у меня есть семья. Это основополагающий стержень нашей истории. Ничто не происходит из ничего. Есть этапы, следующие один за другим, логично продолжая рассказанное, либо узнанное событие. Не может яйцо появиться раньше, чем курица, хоть этот пример и покажется избитым от частого употребления.
Примерные границы восприятия прорисовались, дальше разматываю клубок воспоминаний. По общей картине могу судить, что у отца была нелегкая работа, раз спина сутулая, голова тянется вниз от усталости, а руки повисли плетьми. Может, шахтер или что-то в этом духе, но точно, профессия рабочая и оставляющая множественные шрамы на душе от разбитых иллюзий. Да, эта профессия, но она дала шанс вырастить и прокормить семью.
Перехожу к описанию матери. Вижу её руки, отдающие нежностью всё то, чего не смогли сами взять от жизни, и предоставляющие детям насытиться больше, нежели самой. Радость от счастья детей, больше напоенных, чем она. То же самое касается и отца. Но по матери могу судить, что также труд не легок, а тяжел, но он равномерно ложится на хрупкие и на твердые плечи, потому приятно от обоюдного хождения по жизненному пути к ячейке общества.
Семья очень крепкая, если судить по рукам родителей, которые обнимают своих детей, то держат за плечи, плавно лаская и вынимая из сердца горесть и неудовлетворенность жизнью.
Сестра улыбалась, радуясь счастью и невзгодам, смело глядя в разинутую пасть страха, который готов проглотить, убив. Наоборот, тут нет и намека на отстраненность или боязнь падения при успешном взлёте. Смелый взгляд вглубь сознания, боящегося первого шага.
Сестра всегда брала в котел невзгод, прожигая огнём, давая повод для шагов, не думая останавливаться, сдаваться, принимать безрадостный удел. Нет, у неё твердый и волевой характер, ведущий за собой и превращающий любые преграды в маленькие неприятности, легко преодолимые.
Всегда было непонятно, как в одной семье появились такие разные дети. Уму непостижимо, почему полярности рождаются в одной семье, но так вышло. Все-таки, гены.
Вижу свои призрачные черты лица, неясную улыбку. То появляется, то вновь исчезает в порывах грусти, непонятности ситуации.
Всегда любил рассуждения и погоню за счастьем, словами, достигая и пытаясь выставить словесные силки, чтобы поймать и затянуть потуже желаемое, дабы не убежало и не скрылось из виду. Всегда надо знать, на какой период времени дарована эта возможность быть счастливым, свободным от невзгод и тревог, больше не оплетающих грустью сердце, выкинувшее придуманное. Светящаяся уверенность в каждом шаге искрами стелется впереди, рисует новый путь. И я шагаю…
Рисую новый виток, заходя в реку памяти, окунаюсь и пропадаю в сиянии воспоминаний, пронзающих глаза ослепительным светом, который вырывает грани восприятия. Не видно дальнейшего пути, следующего за поворотом, который предваряет событие. Его ещё необходимо прорисовать и воссоздать пройденный путь.
Как вспомнить путь, зная эскиз четырех людей, стоящих рядом и навевающих приятную разливающуюся щемящим оттенком в сердце грусть. Оно привыкло к расставанию и разочарованию. О, сколь грустен оттенок, но должен записать, вспомнить и показать миру, откуда ушёл. Моменты памяти пугают и отторгают раскаленное сознание. Оно хочет познать, окунуться и проверить ткань времени на прочность. Ещё касание и оно рвется, пропуская в себя.
Падаю, мелькаю событием, которое не понимает, где конкретно проявится по-новому, по другой сути. Она увидится в более понятном ключе, зеркально отраженном в знании, которое ищу, чтобы увидеть иную реальность, чем в падении.
Знание отражено в событиях, отрывающихся по мере движения зеркальности, которая расширяется. Вижу точку. Она движется ко мне. Я погружаюсь в неё. Она тускнеет по мере падения тела, словно манящая прошлым пропасть.
В отличие от падения, нет ощущения полета, но есть чувство приближения к безвременью, где не существует ничего кроме пустоты, заполняющей разум. Она ширится в теле, разрушая ограничения. Является жизнь, которую не представлял до этого мгновения. Проживаю заново моменты и невольно вступаю на грани прошлого, открывшиеся сейчас.
Забираюсь в кроличью нору, которая дает возможность окунуться в ушедший поток жизни и вновь услышать звук ушедших шагов. Предстают картины. Происходящее сливается с иллюзией, вырисовывая искомый элемент памяти. Всё ближе к цели.
Открываю дверь, ведущую в сознание, дабы зайти в одну реку дважды, вопреки суждению. И проваливаюсь в снег, видя зарождение начала, где текучесть настоящего слилось с прошлым. Падаю глубже и вижу, как стелется уводящая вдаль дорога. Завораживает движением ветвистым и быстрым, словно перекрестки дорог связались в одну причудливую и пестрящую разнообразными сюжетами жизнь, открывающуюся впереди.
Отворяю дверь памяти, захожу в дом, вижу картины, яснее вырисовывается то, что желал увидеть. Ничто не занавешивает прошлое. Всё движется по маршруту, дабы яснее, четче и точнее смог представить исчезнувшие и уже прожитые события ещё раз.
Вновь окунуться и увидеть какова была жизнь, какие изменения претерпела. Какие важные события исчезли, ушли навсегда, не оставляя следов на снеге. Ещё один поворот и слышу, как скрипит дверь полозьями по трескучему льду. Проваливаюсь, в гортани плещется вода, хочу закричать, но слова преобразуются в булькающие пузырьки воздуха, достигающие поверхности реки. Отпускаю, не держусь, тону… Хочу выбраться, но нет!
Ухожу под воду, она забирает тепло, которое приятно оплетало тело, давая повод для жизни, взмахов крыльев и радости. Теряю почву под ногами, исчезая в потоках света, которых светит сверху. Он пытается пробиться. Но с это даётся труднее, перестает достигать остекленевших глаз. Они теряют связь с реальностью, когда находился на твердой поверхности. Бесконечное падение вниз, нет опоры. Не чувствую, что смогу помочь руками и всплыть обратно, чтобы глотнуть хоть глоток свежего, чистого и холодного воздуха. Затем выплюнуть воду из легких, и судорожными движениями отогреваться, пытаясь прийти в себя, чувствовать и беззаботно шагать, а не тонуть, не приближаться ко дну, с каждой секундой жалея, что выбрал именно этот путь, определяющийся сейчас смертью, либо жизнью.
Иных выводов нет, помощи ждать неоткуда. И кто поможет, если пребываю в себе, не вижу часть суши или берега, от которого удаляюсь. Сознание уносится вниз. Вижу зеркальную гладь, рябит свет в открытых глазах.
Не спасет никто, не обозначит путь пунктиром, дабы смог подтянуться за призрачную нить помощи, которая вызволит тело из плена памяти, окаймляющей естество. Трудней дышать, координация нарушена. Нет целостности суждений, они обрывки прежде цельной картины, которая распалась на сотни частей.
Не представляю, как соединить их воедино и понять где оказался. Необходимо
