Джек Макдевит - Эхо

Джейкоб, начавший свою жизнь как домашний искин дяди Алекса, Гейба, заметил кресло, когда его выставила на продажу молодая женщина, не имевшая понятия о ценности предмета. Успев связаться с владелицей первыми, мы сообщили ей о стоимости кресла и затем организовали аукцион. Если вам интересно, скажу: мы могли бы купить его сами за явно грабительскую цену, но Алекс никогда не пользовался своим преимуществом ни перед кем, кроме хвастунов и мошенников, которые вполне того заслуживали. Но это уже совсем другая история. Достаточно сказать, что корпорация «Рэйнбоу» вовсе не желала портить себе репутацию. Мы получали основной доход, сводя друг с другом наших клиентов, а те, как правило, проявляли щедрость, получив в двадцать или пятьдесят раз больше ожидаемого за ручное зеркальце или браслет. Для нашего бизнеса было крайне важно, чтобы клиенты нам доверяли.

Джейкоб имел немалый опыт поисков ценного антиквариата среди всевозможного мусора, который ежедневно выставляли на продажу на «Рис-Маркете», «Отбросах», «Фергюсоне» и других сайтах.

– Взгляни, Чейз, – сказал Алекс. – Может, тебе захочется разузнать о ней побольше.

– Ладно.

– Скажи потом, что ты решила.

Я попросила Джейкоба показать, что там у него. Он вывел два изображения белой каменной плиты, сделанные с разных углов. Плита была скруглена сверху, как у некоторых надгробий на кладбище по соседству с домом Алекса. На ее передней стороне были высечены три ряда символов.

– В натуральную величину, – добавил Джейкоб.

Плита была чуть меньше половины моего роста в высоту, шириной в вытянутую руку и толщиной в несколько миллиметров.

– Что это за язык? – спросила я.

– Понятия не имею, Чейз. Немного похоже на позднекорбанский период, но, вообще-то, символы не совпадают.

– Поверни ее слегка.

Нижняя часть плиты оказалась неровной: кто-то воспользовался лазером, чтобы срезать ее с основания.

– Похоже, кто-то неуклюже пытался уменьшить ее в размерах, чтобы она куда-то поместилась, – сказал Джейкоб.

– Или чтобы забрать ее оттуда, где она находилась изначально. Кто владелец?

– Мэделин Гринграсс. Экскурсовод в парке Силезия.

– Что она говорит про плиту?

– Немногое. Говорит, что плита украшала лужайку у ее дома с тех пор, как она там живет. Гринграсс хочет от нее избавиться: мол, приезжайте, и плита ваша.

– Попробуй соединить меня с ней.

Я вернулась к счетам, но едва успела начать, как посреди комнаты появилась невысокая женщина с коротко подстриженными светлыми волосами. Вид у нее был усталый. Она разглаживала складки на форменной куртке смотрителя парка и одновременно пила из дымящейся чашки. До меня донесся запах кофе.

– Чем могу помочь, госпожа Колпат? – спросила она, ставя чашку на стол.

– Меня интересует плита.

– Я в Риндервуде, – сказала она. – Знаете, где это?

– Найду.

– Хорошо. Голд-рейндж, номер двенадцать. Плита на крыльце.

– Договорились. Сегодня же будем у вас.

– Плита в вашем распоряжении. Но вам потребуется пара мужчин, чтобы ее забрать.

– Госпожа Гринграсс, откуда она взялась?

– Она уже была там, когда я купила дом. – Женщина отвела взгляд; мне показалось, что она смотрит на часы. – Простите, я опаздываю. Если хотите, забирайте плиту, ладно? Мне нужно идти.

Алекс сидел в зале, разглядывая символы на увеличенных фотографиях. Позади него, за окном, в небе висели темные тучи. Был первый день осени. Несмотря на ненастье, по реке Мелони плыли парусные лодки.

– Жаль, что мы не можем их прочитать, – сказала я.

– Если бы могли, Чейз, все было бы куда менее интересно. Джейкоб, дай мне Пира Уилсона. – Уилсон был специалистом по всему, что относилось к Корбанской эпохе. – Как думаешь, сколько лет этой плите?

Джейкоб воспроизвел запись – только звук.

– Говорит доктор Пир Уилсон. В данный момент я недоступен. Оставьте сообщение.

– Пир, это Алекс Бенедикт. Перезвоните, когда сможете, пожалуйста.

– А как по-твоему, она чего-нибудь стоит? – спросила я.

– Трудно сказать, Чейз.

Я знала, на что он надеется: плита происходит с какой-нибудь забытой колонии, ей семь-восемь тысяч лет – артефакт времен начала Великой эмиграции.

– Где она ее хранила?

– Сейчас плита у нее на крыльце.

– Я имею в виду, где плита была в последние несколько лет? Судя по ее виду – на открытом воздухе.

– Видимо, в саду. Украшала лужайку, по словам владелицы.

Алекс опустился в кресло.

– Даже если плита и вправду относится к позднекорбанскому периоду, ценность ее минимальна. Разве что она окажется чем-нибудь вроде надгробного камня Кристофера Карвера.

Карвер, герой Корбанской эпохи, триста лет назад бесследно исчез, прогуливаясь в парке.

– Она и в самом деле похожа на надгробие, – заметила я.

– Я пошутил.

– Знаю. Но ведь действительно похожа.

– Ладно, давай ее заберем.

– Джейкоб, дай мне Тима, – обратилась я к искину.

Поднять и перенести плиту предстояло двоим парням из компании «Рамблер инкорпорейтед», оказывавшей «Рэйнбоу» разнообразные услуги. Менеджер, Тим Уистерт, спокойный и сдержанный, больше напоминал бюрократа, чем работника транспортной конторы.

– Вам двоих? – переспросил он.

– Груз, похоже, тяжелый.

– Хорошо. Но мы сможем прибыть на место только во второй половине дня.

– Когда именно?

– Около четырех устроит?

– Вполне. Я встречу их там.

Пир Уилсон был одним из самых высоких людей в Андикваре. Он прожил на свете уже немало лет – вероятно, больше века, – и волосы его начинали терять цвет, но он до сих пор держался прямо как штык, отчего казался еще крупнее. На лице его были аккуратно подстриженные усы. Уилсон даже не пытался скрывать, что не одобряет выбранный Алексом способ зарабатывать на жизнь и считает его – вместе со многими другими учеными – прославленным грабителем могил.

Алекс позвал меня после того, как появилось изображение Уилсона. Когда я вошла в кабинет босса в задней части дома, разговор уже начался.

– …не позднекорбанской, – говорил Уилсон. Он сидел у себя в офисе, за столом, на котором стояла табличка с его именем. На стене у него за спиной бросались в глаза многочисленные награды – «Человек года Северной лингвистической ассоциации», «Премия Гилберта за вклад в исторические исследования», «Награда Брисбейна за достижения всей жизни».

– Пир, – сказал Алекс, – вы ведь помните мою помощницу Чейз Колпат? Чейз, это профессор Уилсон.

– Да, конечно, – вежливо улыбнулся он. – Кажется, мы где-то встречались? – Он не стал дожидаться ответа: «Да, несколько раз» – и продолжил: – Сходство с одной из разновидностей корбанской письменности имеется, но лишь внешнее.

– Профессор, у вас есть идеи насчет того, что это за язык?

– Могу я поинтересоваться, где сейчас находится данный предмет?

– В доме клиента.

– Понятно. Он знает, что это такое?

– Владелица – молодая женщина. Похоже, она не имеет никакого понятия о предмете.

– Что ж, на вашем месте я не очень радовался бы, Алекс. Насколько я понимаю, вы хотите, чтобы я провел для вас кое-какие исследования?

– Если несложно.

– Обычно я требую плату за консультацию. Но в вашем случае… – Губы его раздвинулись в презрительной улыбке.

– Вот ведь болван, – сказал Алекс, поднимая взгляд. – Чейз, я выяснил, кому раньше принадлежал дом номер двенадцать по Голд-рейндж.

– И что?

– Одно время им владел Сомерсет Таттл.

– Таттл по прозвищу Сансет-Закат? Тот, который все время искал инопланетян?

– Он самый.

– Он ведь давно умер?

– Лет двадцать пять назад.

– Думаешь, плита принадлежала ему?

– Возможно.

– Если она принадлежала ему, – сказала я, – язык вряд ли имеет значение.

– Почему?

– Если бы Таттл нашел плиту где-нибудь на раскопках и та представляла хоть какую-то ценность, он наверняка знал бы об этом. Сомневаюсь, что она закончила бы свои дни в качестве садового украшения.

– Звучит вполне логично. И все же держать такую вещь на участке довольно странно. Давай-ка изучим ее как следует.

– Ладно, Алекс. Раз уж ты так говоришь…

Он улыбнулся, заметив мой скепсис.

– Порой случаются и куда более странные события, юная леди.

– Как он умер, Алекс?

Мы по-прежнему сидели в его кабинете в задней части дома. Играла легкая симфоническая музыка. Алекс развалился на роскошном диване, доставшемся ему от дяди.

– Сансет Таттл обожал ходить под парусом по реке Мелони. Однажды он попал в шторм. От порыва ветра парус развернуло, и Таттла ударило гиком по голове. С ним никого не было, но все это увидели из другой лодки. До него добрались так быстро, как только могли, но… – Алекс пожал плечами. – Другие считали, что он чересчур поглощен собственными мыслями и порой не отдает себе отчета в своих действиях. Таттл умер в сто тридцать девять лет. А вдруг…

– Что «вдруг», Алекс?