Йен Уотсон - Черный поток. Сборник

— Йалин, — сказала мне хозяйка судна. — Если течение не заметит, что ты ему чужая, тогда оно должно думать, что ты его часть. Так паразит живет на теле своего хозяина. Каждый год, в канун Нового года, из Тамбимату на юге… — Она замолчала.

— Там, где начинается река, за Аджелобо.

— Река не начинается, Йалин. Она не появляется из маленького ручейка или журчащего фонтанчика.

— Я знаю. Она вытекает из-под Дальних Ущелий. Значит, она должна проходить по подземному каналу под ними.

— Нет, и там, в Тамбимату, где находится ее исток, она так же широка, что и в Умдале, где впадает в дикий океан. Она выходит из-под Ущелий так же, как земляной червь вылезает из почвы, упорно пробиваясь наружу. А что там, за Ущельями, мы не знаем. Их никто не измерял. Их вершины вздымаются туда, где трудно дышать. Может быть, они простираются на десять лиг или сто; а может быть, они тонкие, как лист бумаги. Фильтровальной бумаги. Они осаждают соль морской воды, которая, просачиваясь сквозь них, становится рекой. И может быть, если они очищают морскую воду, превращая ее в пресную, так же как почки очищают кровь, в Ущельях и за ними скапливаются залежи соли. Она образует целые острова, которые плавают, словно айсберги. Время от времени от них откалываются огромные куски, которые обрушиваются в океан, уплывают, делаясь все меньше, и где-то далеко-далеко исчезают совсем. Может быть, когда-нибудь ты увидишь далекий Тамбимату, где джунгли подходят к самым Ущельям и где река, выбравшись наружу, внезапно широко разливается. Тогда и ты сможешь поразмышлять над этим, как все. Но, Йалин…

— Ах да. Каждый раз, в канун Нового года?

— Правильно. В полночь, когда весь мир спит, из Тамбимату отплывает судно нашей гильдии, которое направляется к черному течению.

— Чтобы попытаться преодолеть его, пока не наступил следующий год — словно в это время судно не будет замечено? Пока река выдыхает прошедший год и еще не успела вдохнуть следующий?

Рыбья маска качнулась из стороны в сторону.

— Нет, чтобы привезти несколько полных ведер черноты. Считается, поскольку так происходит всегда, что в последнюю полночь уходящего года у реки замедляется обмен веществ и притупляется сознание. Тем не менее это путешествие небезопасно для добровольцев, которым оказывается честь отправиться к середине реки. Иногда случается и так, что какая-нибудь женщина из команды теряет рассудок и прыгает за борт.

— Вы привозите образцы черного течения, чтобы их изучать? — озадаченно спросила я.

Тело женщины затряслось, словно она беззвучно смеялась; естественно, я не видела выражения ее лица.

— У какого аптекаря найдется оборудование, чтобы изучать нечто столь чужеродное? Нет, не за этим. А вот за чем. — И тут хозяйка судна достала с полки заткнутый пробкой пузырек, в котором плавало что-то черное. — Ты по-прежнему хочешь стать женщиной реки?

Я держалась очень уверенно, решив, что в пузырьке, скорее всего, вода, подкрашенная чернилами. Или что-то в этом роде.

— Да, хозяйка, хочу.

Она открыла пузырек и протянула его мне.

— Тогда пей. Отведай черного течения.

— А что со мной будет? — В конце концов, эта жидкость, может быть, и не такая уж безвредная. Может, это и правда черное течение.

— Ну что же ты медлишь, ведь я же по-прежнему жива и здорова, не так ли, дитя? — прошептала у меня над ухом хозяйка причала.

— Что со мной будет?

— Ты станешь женщиной реки. Пей скорее — залпом.

Взяв пузырек, я принюхалась и не почувствовала ничего особенного: возможно, это был запах… сырости — и я опрокинула содержимое пузырька себе в рот.

То, что я выпила, не было похоже на жидкость, у меня было такое ощущение, будто я проглотила жирного садового слизня; Или шарик желе. На какое-то мгновение он застрял у меня в горле; еще миг — и его не стало.

Я поднесла пузырек к фонарю. Стекло было совершенно чистым, внутри не осталось ни осадка, ни капель.

Поставив пузырек на стол, я ждала… Чего? Я и сама не знала. Внезапного озарения? Приступа ужаса или экстаза? Холодного пота? Бреда? Начала месячных? Я стояла и ждала; и две мои свидетельницы — или это были судьи? — тоже ждали.

Наконец хозяйка судна кивнула:

— Ты спасена. Черное течение не замечает тебя. Ты не оскорбляешь его.

— А что было бы, если бы оскорбила?

— Тогда бы ты выскочила на палубу, прыгнула за борт и изо всех сил, не обращая внимания на жалоносцев, поплыла к течению, чтобы Слиться с ним. Другими словами, ты бы погибла.

— Я никогда не слышала, чтобы такое с кем-то случалось.

— Случается, но не очень часто. Один случай на тысячу, если и бывает. И тогда нам приходится распространять слухи, что наша женщина-кандидатка нанялась на какое-то судно и уплыла, ничего не сказав друзьям или родственникам, и с ней произошел несчастный случай. Или что она тайком пробралась на судно, а потом удрала в дальнем порту.

— Поэтому я не слишком и беспокоилась, — тихо добавила хозяйка причала.

Я нервно засмеялась.

— Вы сказали «женщина», как будто существуют кандидаты-мужчины?

— Я неправильно выразилась. Мужчина может проплыть по реке только один раз в жизни, вместе со своей будущей женой, так смешиваются наши гены.

Конечно, я об этом знала; об этом говорится в предисловии к Книге Реки (уверена, что хозяйка судна представляла себе, что такое «гены», не больше, чем я).

— А что, если мужчина все же решится проплыть по реке дважды? Или хотя бы попытается?

— А тогда будет вот что. Черное течение призовет его, а потом утопит. Я думаю, что река — ревнивое существо женского рода. Один раз она позволяет мужчине проплыть на паруснике, чтобы не угасал наш род. Во второй раз убивает.

— Я думаю, — сказала я, — что она просто не обращает на нас внимания!

Рыбья маска склонилась, словно в молитве.

— Причудлив характер нашей реки. Но одно несомненно: если ты женщина, которая на самом деле является мужчиной, она тебя отбракует.

— Женщина, которая на самом деле мужчина?

— Ну, знаешь! А впрочем, ты еще очень молода, поэтому, возможно, ты не…

Я была уверена (или почти уверена), что вся эта болтовня была просто неким учением гильдии, которое зародилось в давние-давние времена, когда мы только прибыли в этот мир; учением, предназначенным закрепить социальную модель общества, оказавшуюся устойчивой и сохранившуюся навсегда: женщины — путешествуют и занимаются торговлей, мужчины — женятся и живут в доме своей жены. Дурное следствие матриархата и так далее и тому подобное. На самом деле весь этот глянец просто прикрывал привилегии гильдии; действительно, любой мужчина, если бы он захотел и если бы ему хватило ума и решимости, мог уйти от жены и добраться до своего города пешком, поскольку ни одно судно — видимо, чтобы сохранить status quo — не взялось бы его подвезти.

Хозяйка судна сняла маску; это была остролицая, веснушчатая, рыжеволосая женщина лет сорока.

— Вот и все, — сказала она. — Помни, никому ни слова. А теперь забудем об этом.

Она достала с полки бутылку с жидкостью совсем иного рода — имбирной настойкой — и три стакана.

— Итак, добро пожаловать на реку и в гильдию, юнга. — Она разлила настойку по стаканам. — За дальние земли и незнакомые берега.

Настойка оказалась крепкой, и с непривычки мне ударило в голову.

— Самый незнакомый берег, — услышала я свой голос, — находится в полутора лигах отсюда, вон там. — Я показала стаканом на запад.

Хозяйка судна нахмурилась, и я поспешно добавила:

— Я так говорю из-за своего брата-близнеца, он хочет наблюдать за ними из Веррино.

— Веррино, вот как? Далековато для молодого парня. — В ее голосе послышались мстительные нотки, словно Веррино был оплотом какого-то заговора против порядка, установленного рекой. Если бы Капси решил отправиться в Веррино, ему пришлось бы топать пешком все пятьдесят лиг. Разве что по дикому стечению обстоятельств какая-нибудь девица из Веррино — в поисках мужа — не решила бы посетить наш Пекавар, страстно влюбилась бы в юного Капси и отвезла его к себе домой, чтобы сделать своим мужем. В то время я не считала, что Капси мог быть стоящей добычей. Через пару лет — вероятно. Но все равно, с какой стати девушка будет выходить за него замуж только для того, чтобы облегчить ему путь вниз по реке до братства?

— Когда я приступаю к работе на судне? — спросила я более деловым тоном. И тут же пожалела об этом, поскольку не имела ни малейшего желания плавать на «Рубиновом поросенке» (получившем это название, по-видимому, в насмешку над рыжими волосами своей хозяйки). Но я зря беспокоилась.

Хозяйка причала сказала:

— Послезавтра приходит бриг, на нем есть две свободные койки; идет в Гэнги с грузом зерна. Они прислали гелиограмму, что хотят пополнить команду. Потом судно пойдет до самой Умдалы. Хватит на первый раз, новенькая?