Виталий Забирко - Статус человека
— Все, — вытирая руки о комбинезон, сказал Природин и посмотрел на Стенли. — Им надо сообщать, что мы закончили разгрузку?
Стенли посмотрел на него пустым взглядом.
— Наша миссия заключается в том, — хрипло проговорил он, постоянно оглядываясь на замкнутую дверь из тамбура в кольцевой коридор, — чтобы прилететь, разгрузиться и сразу же улететь. Вступать же с нами в разговоры они вовсе не намерены…
— Да и зачем? — неожиданно сказал Збигнев. Природин недоуменно вскинул брови.
— Зачем, я вас спрашиваю, им с нами говорить? И о чем? — Збигнев пожал плечами. — Только не говорите мне сакраментального: мы же все люди. Они не люди! Они были людьми, но они уже не люди.
Природин успел вовремя среагировать и перехватил кулак Стенли.
— Сопляк! — процедил тот, с ненавистью глядя на Збигнева. — Как ты смеешь!.. Мы этим людям памятник должны поставить. И не дай бог тебе оказаться на их месте!
— Поберегите нервы, Стенли, — холодно осадил его Збигнев. — Я уважаю ваши родственные чувства, но обитатели станции слишком долго пробыли в космосе, и путь на Землю им заказан. Там их ждет смерть. Они умерли для нас, а мы для них.
— Ты все так толково объясняешь… — зло выдавил из себя Стенли. — Но эти прописные истины относятся только к людям из проекта «Сатурн-14»! А сможешь ты объяснить, почему большинство из экипажа «Марс-23» сейчас на Земле, а трое находятся здесь? В том числе и мой брат? Сможешь объяснить, почему он не вернулся, когда мог вернуться? Почему его жена поставила ему на кладбище памятник и в день поминовения усопших водит туда детей? Почему он, именно он, молчит? Сможешь ты мне ответить на эти вопросы, умник?!
— Да, — спокойно сказал Збигнев. — Я могу ответить на эти вопросы, хотя на станции тебе объяснили бы лучше…
Он хотел что-то добавить, но осекся. В двери, на которую так долго бросал взгляды Стенли, щелкнул замок, и она медленно распахнулась. В открывшемся коридоре висел серый полумрак, лампочки там тлели меньше, чем в четверть накала, и, собственно, ничего нельзя было рассмотреть.
Где-то в углу тамбура заскрипел невидимый динамик, тот же голос, что приветствовал их при подходе к станции, сказал:
— Пройдите в рубку, — и отключился.
В тамбуре снова воцарилась тишина, только слышно было, как приглушенным басом ворчит осветительная панель.
Первым пришел в себя Стенли. Он сделал несколько шагов к двери, но не заметил, как сошел со стальной полосы, оторвался от нее и, зависнув в воздухе, медленно полетел к потолку.
Вступили они на станцию как в подземелье. Здесь было еще холоднее, чем в тамбуре, и даже вроде бы сыро; тусклые лампионы освещали только коридор, ведущий к рубке, на остальной же территории станции было темно. У одного из переходов им почудилось шлепанье босых ног по металлическому полу (хотя откуда здесь, в невесомости, шлепанье босых ног?), они остановились, прислушались, но странный звук не возобновился.
В рубке ярко горел свет, и Природину, вошедшему с полумрака, вначале показалось, что здесь никого нет, только как-то необычно тесно. И лишь затем он увидел сидящего в кресле человека. Хотя его трудно было назвать человеком. Он сидел лицом к двери, огромный и бесформенно раздутый, полностью закрывая собой кресло так, что создавалось впечатление, будто он просто завис в воздухе. Лысая, с нездоровой желтизной голова по форме напоминала грушу — круглые щеки не свисали вниз, как это было бы на Земле, а водянками распухали в стороны.
Кажется, его вид даже на Збигнева произвел впечатление.
— Здравствуйте… — просипел он, но тоже не получил ответа.
«Что же тут делается? Да что же с ними тут делается?!» — лихорадочно застучало в голове у Природина. Руки и ноги у обитателя станции были непропорционально короткими, как какие-то рудиментарные органы, — они неестественно, толстыми окороками, торчали в разные стороны. Он молча осматривал вошедших долгим, неприятным, оценивающим взглядом.
— Мы пригласили вас сюда, — наконец начал он, — чтобы поставить в известность…
— Простите, — перебил его Стенли, — я могу видеть Энтони Уэя, моего брата?
Обитатель станции посмотрел на него, ничего не сказал и продолжил:
— …об изменении графика доставки предметов жизнеобеспечения на станцию. То есть мы просим, чтобы их доставляли не раз в полгода, как это делалось до сих пор, а раз в два года. Я думаю, вы отметили, что нам просто некуда девать излишки. И еще: нам бы хотелось, чтобы впредь грузы на станцию доставлялись автоматическими кораблями. С разгрузкой мы можем справиться сами.
Природин молчал. Ему нечего было сказать. Он не был готов к подобной встрече и вести переговоры не был уполномочен.
— Далее, — продолжал обитатель станции. — Насколько нам удалось понять, на Земле нас считают жертвами космоса, а станцию — чем-то вроде космического лепрозория. Доля истины в этом есть. Но тем не менее это не совсем так. Поэтому мы решили временно снять запрет на контакт с землянами и встретиться с вами. Прошу задавать вопросы.
— Я хотел бы видеть своего брата, — твердо сказал Стенли.
— Вопросы прошу задавать по существу.
— Что значит по существу?! — взорвался Стенли. — Я хочу видеть своего брата!
Раздутый как шар человек медленно повернул к нему голову.
— Вы прекрасно осведомлены, — все так же бесстрастно сказал он, — что все живущие здесь никогда не вернутся на Землю. И будет лучше и для вас и для нас, если мы не будем напоминать друг другу ни о чем.
С трудом сдерживаясь, Стенли заскрипел зубами и замотал головой. Природин подхватил его под руку и почувствовал, что все мышцы у него напряжены. Казалось, он сейчас бросится на обитателя станции.
— Почему у вас… — начал Природин, чтобы как-то разрядить обстановку, и замялся. — Простите за вопрос, — наконец решился он. — Мы не имеем о вас никаких сведений. У вас… много умерло?
— С чего вы взяли?
— Но избыток предметов жизнеобеспечения…
— Они просто привыкают обходиться как можно меньшим количеством, — неожиданно ответил Збигнев.
Природин недоуменно посмотрел на него, затем перевел взгляд на обитателя станции. Тот молчал.
— Зачем? Ведь мы доставляем все необходимое для нормальной жизни…
— Нормальной жизни человека, — сказал обитатель станции. — Хомо сапиенса. — Губы его сложились в подобие горькой усмешки. Впервые на его лице проявились какие-то чувства. — Человека разумного… А что такое разум? Человек навесил на себя этот ярлык, отгородился им от всего живого и возвел свой образ и подобие непогрешимым монументом на вершину эволюции как конечный и неизменный венец творения. Но тем самым он отвергает эволюцию в ее перспективе, как в свое время отвергал ее вообще своим божественным происхождением. Воистину, нет предела человеческой гордыне.
— Вы хотите сказать… — Стенли выпрямился и с трудом сглотнул ком, застрявший в горле. — Что вы воплощаете эту самую будущую перспективу эволюции в жизнь?
— Но ведь когда-то что-то заставило кого-то выйти из океана на сушу?
— Разум… — горько усмехнулся Стенли и покачал головой. — Разумные кистеперые рыбы.
— Рыбы остались в океане. А те, кто вышел, — тех уж нет. Конечно, для выхода из океана на сушу не потребовался разум. Но для выхода жизни в космос, может быть, именно разум является необходимым условием эволюции?
Стенли вдруг сник, обмяк и, махнув рукой, отвернулся.
— Идем, — устало сказал он Природину. — Збигнев прав. Они не люди. И говорить нам с ними не о чем.
И он пошел. Природин шагнул было за ним, но, задержавшись, оглянулся на Збигнева.
— Идите, Олег, — кивнул головой Збигнев. — А у меня есть еще несколько вопросов.
В корабле они сняли магнитные ботинки и принялись готовить корабль к расстыковке.
«Вот мы и поговорили, — думал Природин, укладывая резервный скафандр, с которого он срезал телефонный шнур, в нишу. — Как это пишут в официальных отчетах — беседа прошла в дружеской и деловой обстановке». Он закончил укладку скафандра и сел в кресло. Человечество начинает покидать Землю и уже одной ногой стоит на пороге Большого Космоса. Подобные шаги никогда не обходятся без жертв. Вот так и появилась эта станция. Но что она собой представляет: боль человечества, его неудачный шаг, как предполагал он раньше, или — будущее человечества? На первый вопрос ответить просто. Только сам старт корабля и выход его в космос означает для космонавта изменение формулы крови; отсутствие электромагнитного и гравитационного полей, наличие излучений, экранируемых атмосферой Земли и являющихся активными раздражителями сердечно-сосудистой и нервной систем, коры головного мозга, — позволили определить максимальный период пребывания человека в космосе, превышение которого означает для человека такую перестройку организма, что он просто не сможет выдержать не только перегрузок при возвращении корабля на Землю, но и самого гравитационного поля Земли. Так что с первым вопросом все ясно. А вот со вторым…
