Борис Иванов - Законы исчезновения
И Рус пошел к Лорху — теперь камни под ногами помогали ему. Лорх неторопливо откинул капюшон и коротким жестом сухой, властной руки указал ему на место рядом с собой. Осторожно и нехотя Рус устроился на жестком камне. Получилось так, что они сидели теперь вполоборота друг к другу трудно было смотреть в глаза собеседнику. Только холодное серое небо все время притягивало к себе взгляд.
— Ты давно уже ищешь брата... — сухо сказал Лорх, чертя что-то концом посоха в мелкой гальке под ногами.
— Да, давно, — согласился Рус, стараясь, чтобы громадный ненастный горизонт не проглотил его душу, не растворил его, Руса, в себе. — Давно. Теперь уже — дольше, чем мы жили с ним вместе... Много дольше...
И с неожиданной для самого себя откровенностью добавил:
— Иногда мне кажется... Что если бы я точно знал, что... что его нет. Что его что-то убило тогда. Или что он сам погиб... Мне кажется, что лучше бы было уж так...
Они оба помолчали.
— Ты устал искать брата, Рус... — почти без интонации в голосе сказал старик.
То был уже не только вопрос... Почти утверждение. Но Рус покачал головой.
— Не знаю — устал или нет, но я все ищу его и ищу... И до конца буду искать своего брата Эла, который исчез. Это теперь — моя жизнь. А по-другому я жить не умею и...
Он замолчал.
— И все-таки душа твоя устала, Рус... — после долгого молчания опять сказал Лорх. — Люди не замечают этого — того, когда они подходят к... к Перелому... К тому времени, когда пора... выбирать.
— Что выбирать?! Что?!! — сорвавшись, закричал — там, во сне, — Рус и от крика своего проснулся.
Снова на опушке редкого черного леса. И снова холодеющее море сыпало ему в лицо соленую водяную пыль. И он снова и снова окликал брата, как будто тот только что, пока Рус, отвернувшись к берегу, думал о чем-то своем, отошел за редкие черные деревья и не вернулся больше. Сейчас, а не двадцать один год назад...
Странно, Рус не мог вспомнить потом, действительно ли это было тогда, вправду ли Эл за несколько минут до того, как они расстались (навсегда? НАВСЕГДА?!), положил ему руку на плечо и сказал: «Ты постарайся тут, Рус, справиться... Без меня. Меня больше не будет, ты понял?..» Или это приснилось ему, Русу, когда он долго и тяжело заболел потом, после того как вернулся один с прогулки, на которую они отправились вдвоем...
Его родители все тогда сделали, чтобы найти Эла: и полиция прочесала этот редкий лесок у моря, допросила всех, как могла допросить по делу об этой странной пропаже, и объявления были посланы по всем информационным сетям. И они снова и снова возобновляли свои запросы в разные инстанции... Но Эл не вернулся.
Рус видел, что мать и отец очень переживают из-за этого. И из-за того, что он сам — Рус — заболел после исчезновения своего брата. Стараются уберечь его. Он тоже старался помочь, подыграть им: делал вид, что не замечает, что в доме нет ни вещей Эла, ни каких-нибудь старых фотографий. Должно быть, мать убрала все это подальше. Родители никогда не говорили при нем про Эла. Даже в той комнате, где жил Эл, была теперь просто библиотека. Библиотека из старинных — на бумаге отпечатанных — книг. И все.
Но в то же время Рус чувствовал, что и родители, и инспектор Вронски из полиции, и, наверное, все, кто так или иначе знал его и Эла, ждут от него, Руса, что он раскроет им свой секрет. Расскажет про то, что же на самом деле случилось с двумя мальчиками в редколесье на берегу.
А когда так неожиданно для него их вдруг не стало — матери и отца, в один год, — странное чувство стало посещать его, став на какое-то время навязчивой болезнью: что он наврал, придумал это — этот лес и этот гаснущий в наступающем сером сумраке окрик: «Эл!... Эй, Эл!!!» Что и самого Эла он придумал во время той странной, тяжелой болезни. Что на самом деле у него никогда и не было брата.
Камни гулко шевельнулись у него под ногами. Чайка выкрикнула что-то свое, зависнув над полосой прибоя, соленый ветер бросил пригоршню водяной пыли ему в лицо.
Чтобы удержаться на ногах, Рус перескочил на соседний камень, с него — на другой. А потом зашагал по мокрой гальке, которую раз за разом окатывал прибой. — к человеку, чго ждал его на валуне немного поодаль.
Это был не старый Лорх. Доктор Кросс терпеливо ждал его, вычерчивая что то своей черного дерева тростью по мокрой гальке.
— Ты промочишь ноги, мальчик, — сказал он, вовсе не собираясь, наверное, уберечь Руса от простуды, а только для того, чтобы начать разговор. — Садись здесь и рассказывай, что у тебя...
Он взял узкую ладонь Руса в свои теплые, надежные руки, и Рус послушно сел вполоборота к нему, на гладкий черный камень.
— Я не мальчик, — сказал он. — Уже давно. И уже давно не хожу к вам на сеансы психотерапии, доктор Кросс. Я выздоровел — уже много лет, как я выздоровел...
Он отвел глаза от тускло блестевшего стального пенсне доктора и стал смотреть под ноги. Волны прибоя захлестывали подножие валуна и кожаные мокасины доктора Кросса. Но тот не боялся промочить ноги.
Когда Рус поднял на него глаза, доктор морщась потирал лоб.
— Ничего... — Он коснулся длинными пальцами белесого шрама над левой бровью. — Уже заживает. Проходит. Здесь быстро все проходит...
И, помолчав, добавил:
— Не хорохорься, мальчик. Для меня ты навсегда останешься мальчиком... И я всегда лучше буду знать — выздоровел ты или заболел. Я, а не кто-нибудь еще... Ты веришь мне?
— Да, — чуть запнувшись, ответил Рус. — Я верю вам, док. Простите. Ведь и вы, вы, доктор, единственный, кто по-настоящему верил мне... Все остальные... Им всем кажется... казалось тогда, что я что-то скрываю, не рассказываю им про то, что... было тогда... А вы — верили мне...
— Это потому, Руслан, что ты и вправду рассказал мне кое-что такое, что не рассказывал другим. Ты и себе не рассказал этого... Ты просто не понимаешь этого сейчас. Но это так. И нам снова надо поговорить с тобой...
Доктор умолк, доверительно сжав ладонь Руса.
— На чем мы остановились, мальчик?
— На том, что пришла пора сделать выбор, — ответил Рус. — Перелом... Ты сказал, что, мол, душа пришла к Перелому...
Для него совершенно не имело значения, что это Лорх говорил про то, что пришла пора выбирать, а совсем не доктор Кросс.
У сна — свои законы.
— Выбор... — Док задумчиво потер лоб. — Ты уверен, что сможешь его сделать? И что хочешь этого — сделать выбор?
Рус промолчал.
— Плохое время наступает для тебя... — Док опять чертил тростью по мокрой гальке. — Но надо пройти через это — иначе то, что было пока что твоей бедой, твоей болезнью, никогда не станет выходом... Развязкой. Надо пройти через Выбор.
— Что же я должен выбрать? — глухо спросил Рус. — Что?
Но он знал, что вопрос его фальшив: он уже знал, о каком выборе идет речь.
— Мне кажется... — медленно произнес доктор Кросс, глядя куда-то за горизонт, — мне кажется, что... Прости меня, мальчик, но мне кажется, что подсознательно ты не хочешь найти Эла. Своего брата. Боишься этого...
— Почему?!
Рус почти выкрикнул это. Потому что это было правдой.
— Ты боишься встретить своего брата, потому что боишься встретить себя самого — такого, каким ты не состоялся... И ты боишься того, что встреча эта будет для тебя разочарованием... Хуже, чем разочарованием...
Рус вскочил. Руки его автоматически сжали готовый разорваться череп.
— Не-е-е-т!!! — заорал он, не понимая толком, что же он все-таки отрицает, отталкивает от себя этим своим криком, от которого и проснулся. Всего полчаса назад.
Странно это было и дико: ведь, собственно говоря, ничего страшного с ним и не приключилось в этом продутом осенним ветром сне — ясном и пасмурном одновременно... Никто не гнался за ним по темным коридорам, не заточал его в подземелье, не поджидал во тьме. Была только тоска по брату и осознание какой-то иной, не той, что записана в анкетах, резюме и автобиографиях, правды о себе...
Мутный рассвет таял за окном. Рус прошел в кабинет, взял со стола трубку блока связи, набрал номер и попросил робота-секретаря записать его на прием к доктору Гансу Кроссу. На ближайшее свободное время.
— Вашу просьбу исполнить невозможно, — сообщил ему секретарь. — Господин Кросс давно не практикует. Кроме того, он умер шесть дней назад.
Часть I
ЗАКОНЫ ПОТЕРЬ
Глава 1
МЕМОРАНДУМ БЕГЛЕЦА
В тот день Рус не пошел в дом старого доктора. Он как-то не мог собрать воедино свои мысли. Да и работа заняла у него неожиданно много времени. Должно быть, он был слишком рассеян. А следующий день был субботой, и временем своим он мог распорядиться чуть более свободно, чем в другие дни недели.
До дома доктора ему не надо было ехать городским транспортом. Они с доктором жили неподалеку — в двух кварталах друг от друга. Правда, вот уже лет шесть-семь они не встречались.
Ничего уже не говорило никому из прохожих о том, что хозяин аккуратного — под красный кирпич — особняка на Парковых аллеях недавно покинул мир. И лицо девушки, что отворила Русу, поднявшемуся на крыльцо, парадную — со стеклом и полированной бронзой — дверь этого особняка, было светло и дышало радостью жизни.
