Чарльз Ингрид - Пилот Хаоса
Палатон был еще слишком молод, чтобы заболеть, работал слишком мало, чтобы истощить свой дар. Он отчаянно гнал прочь мысль о том, что сегодняшнее событие – начало его конца. Вихри в верхних слоях стратосферы, тревожащие поверхность планеты, теперь превратились в промозглый ветер, обдувающий лицо Палатона. От ветра в уголках его глаз выступили слезы, но Палатон стоял на вулканической равнине до тех пор, пока у него в голове не прояснилось. Ветер предвещал бурю, а буря отражала его собственное внутреннее смятение. Стоя вблизи стоянки для капсул, вдыхая горячий запах воздуха после их посадки, вслушиваясь в скрежет остывающего и оседающего металла, а также многоязычный говор экипажей, Палатон постепенно успокаивался и собирался с духом. Наконец, он прошел на транспортную стоянку и намеренно выбрал быстроходные сани, предпочитая их традиционному автомобилю. Палатон терпеть не мог подражать степенным обитателям планеты.
В это раннее утро кристаллические каналы, ведущие к огромному городу, известному под названием Чертоги Союза, были почти пусты. Палатон снял шлем – будучи одинакового размера, эти шлемы подходили далеко не всем, особенно народу чоя, двойные полушария мозга которых и роговые гребни достигали внушительной величины. Несколько дождевых капель брызнули ему на лицо. Палатон оскалился, досадуя на непогоду. Ему совсем не хотелось попадать под ливень, но пока сани несли его по дорогам-каналам, дождь постепенно кончился.
По планете Скорбь разносился запах ранней весны. Погода менялась непрестанно, балансируя между весенней и зимней, как на тонком лезвии меча. Палатону нравился этот переход от зимы к весне. Он упивался воздухом, который от быстрого скольжения саней по каналу обдувал его лицо. Но стоило Палатону опустить голову, и он видел узников кристалла, со всей отчетливостью вспоминая, почему планета названа Скорбью. По мере приближения к Чертогам каналы сливались в застывшее озеро, пересеченное мостом из отдельной, без единой трещинки, совершенно прозрачной кварцевой арки, но смерть, заключенная в кристалле, явственно просматривалась сквозь его поверхность. Все желающие вступить в Союз должны были пройти через этот мост, и только самые решительные отваживались бросить беглый взгляд вниз.
Внутри кристалла погиб целый народ – спрессованные люди навечно застыли в каналах и озерах этой части материка. Ни один из народов, входящих в Союз, не знал, кем были погибшие и что с ними стало, но сам вид этой братской могилы служил постоянным напоминанием о них. Что же это было – война или массовые самоубийства? Уничтожение или наоборот, сохранение до того дня, когда люди из разбитого кристалла смогут вновь вернуться к жизни? Никто не строил на этот счет догадок, но кристалл был изготовлен так, что не представлялось возможности ни сделать что-либо подобное, ни разбить его. Обычно считали, что в гибели целого народа повинна война – этой версии всячески придерживались в надежде избежать еще одной войны, подобной той, в которую уже был втянут Союз.
В каком-то смысле надежда оправдалась: уже давно не вспыхивала война таких разрушительных масштабов. Палатон понимал, что этого и быть не могло: ни один из народов, входящих в Союз, не знал, как изготовить такое оружие, и, по-видимому, даже не осмеливался попробовать изобрести его. Вид с моста вызывал тошноту. Особенно сильно сжималось сердце при виде закованных в прозрачный кристалл детей.
Палатон въехал на мост с разгона, и монитор саней предупредил его об опасности, потребовав снизить скорость. Он не обратил внимания на грозное предупреждение. Будучи тезаром, Палатон точно знал, насколько он может превысить скорость. Сани подчинились ему, в высоком прыжке взлетев на арку моста. На мгновение сердце Палатона пропустило положенный удар. Сани вылетели на канал, и он резко затормозил – впереди была более оживленная дорога, а вдали уже виднелась стоянка. Подобно тому, как ветер разгоняет дождевые тучи, быстрая езда оживила его. Палатон повернул сани и медленно въехал в ворота стоянки.
– Это он, – сообщил даранианец существу, стоящему рядом с ним в тени. – Мы прибыли вместе с ним в капсуле. Он спас всех нас – капсулу едва не затянуло в смерч.
Существо, скрывающееся в тени, негромко отозвалось шипящим голосом:
– Значит, поможет и мне.
– Мне нет до этого дела, – возразил даранианец. – Я указал вам его. Мой долг и обязательство выполнены.
– Разумеется, – ответило существо в тени, но даранианец уже втянул голову в плечи и заковылял прочь. Темная фигура проследила за ним узкими глазами, привыкшими видеть даже ночью, и улыбнулась. Со своего наблюдательного поста неизвестное существо следило, как чоя проезжает мимо, а затем пружинисто потянулось, подпрыгнуло и направилось к воротам. Его оружие из пустотелой кости воспринималось как безвредное, поэтому охрана не обратила на него внимания. Постепенно прибавляя шаг, неизвестный настигал свою добычу, идя по ее следам в Чертоги Союза, но остерегаясь приближаться вплотную.
Докучливая болтовня служащих стоянки заставила Палатона вспомнить о своей обычной маске высокомерия. Она была необходима, чтобы выжить в Чертогах, особенно ему – больше, чем кому-либо из посланных сюда чоя. Никто из этих несчастных, навсегда привязанных к земле существ, не смел указывать ему, как и с какой скоростью следует водить транспорт – это ему, известному тезару!
Сосредоточившись и как можно глубже загнав подавленный страх потерять свой дар, Палатон был готов приступить к делам. Он зарегистрировался в администрации и подождал в вестибюле, пока не будет отпечатана его карта и ему не вручат маршрутные листы, но едва взяв их, Палатон уже знал, куда ему идти. Крыло, где заключались контракты, найти не составляло труда – оно располагалось в передней части муниципального комплекса. Значит, он окажется в окружении скорее бизнесменов, чем политиков, и это радовало Палатона.
Своему назначению Палатон был обязан слабому здоровью Моамеба, и хотя теперь он был измучен отработанным контрактом, предстояло провести целых две недели в этой чертовой дыре. Придется пересмотреть кипу контрактов, десятка два из них потребуют дополнительных переговоров. Работы было всегда хоть отбавляй, и тезары могли выбрать дело себе по вкусу. Они были повелителями Хаоса. Только они могли вести корабли по межпространственным каналам, соблюдая при этом максимальную точность. В этой лавке галактического союза тезары были главным товаром народа чоя. Никто из существ в Чертогах не должен был узнать, какой позор скрывает в себе Палатон – впрочем, такой позор было гораздо проще скрыть среди чужаков, чем среди своего народа.
Палатон обнаружил, что он угрюмо усмехается, шагая по дорожке к крылу, где заключались контракты. Когда-то подобная манера Моамеба раздражала его, но вскоре Палатон понял – все, что ни делает старший, имеет свою причину, каким бы изможденным болезнью он ни был. Терпеливые внушения старшего, его собственный пример и речи, обращенные к ученикам, приобретали для Палатона все большее значение. «Укрепляйте свою позицию в Союзе, – наставлял старший. – Вам нужна не только ваша репутация». Моамеб не обратил внимания, когда Палатон возразил, что он не политик, что он не обучен искусству компромисса. «Уметь найти компромиссное решение ничуть не сложнее, чем найти термальный поток. Ты ведь пилот, верно? Тогда, с Божьей помощью, лети по ветру!»
Аллеи были заполнены существами, каждое двигалось с целью и в направлении, известном только одному ему. Однако почти все они успевали выразить уважение Палатону – он чувствовал это. Он был тезаром, и они расступались перед ним. На мгновение он остановил их, чтобы насладиться этим уважением – совершенно ребяческая, но необходимая выходка, принесшая ему утешение. Тем не менее он не был вампиром, не желал питаться энергией у ничего не подозревающих существ, и уже приготовился отослать их.
Клейкий, отвратительный шквал эмоций охватил его. Палатон прищелкнул языком, как будто проглотил слишком большой кусок, но успел проследить, чтобы со стороны его походка выглядела такой, как прежде. Что-то неприятное и злое прошло стороной. Ощущение вражды преследовало его, но как только Палатон пустил в дело бахдар, оно исчезло. Внезапно он почувствовал беспокойство. Он не владел ни телепатией, ни даром предвидения, но все же что-то чувствовал и был уверен в этом. В переполненном коридоре делового крыла он быстро обернулся.
Даже в этой враждебной толпе он смог различить красоту здания из камня и стекла. Комплекс строений Союза возвышался на фоне гор со снеговыми шапками и синего неба – чистого, насыщенного влагой, по которому метались пурпурные отблески. Впрочем, Палатон отвлекся ненадолго и теперь снова рассматривал проходящие существа – большинство из них были двуногими и передвигались самостоятельно, некоторые пользовались удобными колясками. Ничто необычное или угрожающее не привлекло его внимание. Палатон замер, досадуя на недоверие к самому себе. Оказавшись один на чужой территории, он имел право доверять только собственным чувствам.
