Эдвин Табб - Ветры Гата
– А теперь?
– Мы в трех днях от Гата.
Закрой глаза, задержи дыхание, вспоминай. На Гате ты можешь услышать музыку миров!
Так утверждала реклама, возможно, справедливо – у Дюмареста никогда не возникало желание проверить это. Гат был планетой для туристов с билетом туда и обратно. Это было «привлекательное» место без какой бы ни было промышленности, в котором не было стабильного общества, где путешественник мог бы заработать денег на обратный билет. Мертвый, скучный, полуслепой захолустный мир.
Он стоял на краю взлетного поля, осматриваясь. Он не был здесь одинок. Ниже, за ровной площадкой поля, за изгибом долины, сбегающей вниз к морю, теснилась в беспорядке горстка лачуг. Они соответствовали бедности, которая висела над ними, как миазмы. Они давали некоторое укрытие и чувство собственности, и это было все.
Дальше, в другую сторону, на некотором возвышении, в стороне от опасности поля космодрома и от запаха лагеря лачуг, располагалось поселение из строгих домов заводской постройки и надувных палаток. Здесь жили деньги и комфорт, который они могли обеспечить – туристы, путешествующие высшим классом, принимавшие таблетки быстрого времени, так что день казался часом, неделя – днем.
Люди из лагеря путешествовали так же, как Дюмарест – низшим классом. Путешественники среднего класса оставались на кораблях, которые были их домом. Корабли останутся на взлетном поле, как говорил Бенсон, до окончания бури. Затем они улетят. Другие прибудут к следующей буре. На Гате этот интервал составлял около четырех месяцев. Целая вечность.
Дюмарест ушел с поля, пройдя мимо нескольких человек, с безнадежностью пялящихся на корабли. Когда он сошел с укрепленной площадки поля, его ботинки погрузились в грязь. Было жарко, и воздух был тяжелым, очень влажным. Он расстегнул воротник, когда входил в лагерь. Между лачугами вилась узкая тропинка, неровная и очень пыльная. Он знал, что она приведет его к центральной площади – такая всегда была в этих лагерях. Он искал информацию и нашел ее быстрее, чем рассчитывал.
Перед раскрытой дверью одной из хижин сидел мужчина. Хижина была неуклюже слеплена из клочков выброшенных пластиковых листов, укрепленных ветками и камнями. Мужчина был бородатый, грязный, в бесформенной одежде. Он наклонился над ботинком, стараясь закрыть зияющую в нем дыру. Он взглянул на приближающегося Дюмареста.
– Эрл! – Башмак и куски скрученной проволоки упали в сторону, когда мужчина вскочил на ноги. – Разве я когда-нибудь был не рад тебя видеть!
– Меган! – Глаза Дюмареста остановились на грязи, на бороде, на бесформенной одежде. – Все остальное так же плохо, как это?
– Хуже. – Меган наклонился, поднял свой ботинок и выругался, просунув палец в дырку. – Только что прибыл?
– Да.
– Кто оператор на твоем корабле? – Меган поинтересовался этим слишком небрежно. – Порядочный тип?
– Не может быть лучше. А в чем дело?
– Достаточно порядочный, чтобы ему можно было довериться?
– Он не дурак. – Дюмарест сел перед хижиной. – Ты знаешь законы, Меган. Без денег нет перелета. Долго ты болтаешься здесь?
– Больше года. – Он со злостью швырнул порванный ботинок на землю. – Четыре раза я видел прилетающие корабли, и четыре раза они улетали без меня. Если я не улечу вскоре, то я не улечу никогда. Уже сейчас я перешел черту обычного риска.
Он был оптимистом. Под грязью Меган был тощим, одежда болталась на исхудавшем тела. Путешествовать низшим классом в его состоянии было равносильно самоубийству. Он с завистью взглянул на Дюмареста.
– Ты выглядишь прекрасно, – сказал он. – Для человека, который только что приземлился.
– Мне повезло, – сказал Дюмарест и усмехнулся воспоминаниям. – Оператор отклонился от правил. Он разбудил меня на три дня раньше ради компании. Ему был нужен собеседник. Я скрасил его одиночество.
– И за беседы тебя хорошо кормили. – Меган нахмурился. – Бьюсь об заклад, что он хотел знать все о жизни путешественников.
– Ты знаешь?
– Это случается каждый раз. Проклятая деревенщина! Они не могут понять, что для проведения операций на самом себе необходимо мужество. Они начинают ненавидеть нас, поскольку не могут этого сделать, и изливают свою злобу так, как только могут. Пусть все они идут к черту!
Он сел, потеряв силу поддерживать гнев.
– Я попал сюда по ошибке, – тихо сказал он. – Оператор сказал, что корабль направляется на Ларгис. Я не знал, что он врет, пока не вышел с корабля. Сначала я не очень беспокоился. Я слышал о Гате и был любопытен. Я хотел – нет, лучше не вспоминать. У меня даже было немного денег, чтобы осмотреться перед тем, как найти себе работу для приобретения билета. И только тогда до меня дошло.
– Нет работы, – сказал Дюмарест. – Вокруг нет свободных денег. Я знаю, как это бывает.
– Ты всегда был умным, – сказал Меган вяло. – Я помню, как ты говорил об этом в тот раз на Шике. О планетах, от которых путешественник должен держаться в стороне, если не хочет оказаться на мели. Ну и какая польза тебе от всех твоих знаний?
– Никакой, – спокойно сказал Дюмарест. Он объяснил, как он попал на планету. Меган кивнул, угрюмо изучая свой ботинок.
– Я видел приземление этой Матриарши. Большая свита, хорошо вооруженная. У них столько барахла, что можно открывать магазин.
– Да, у них есть деньги, – согласился Дюмарест. – Может быть, они приехали сюда поохотиться.
– Тогда они зря тратят время. – Меган сплюнул от отвращения. – На этой планете нет развлечений – по крайней мере здесь. И люди не прилетают на Гат ради охоты.
– Тогда это оружие для чего-то другого. – Дюмарест задумался. – Большая свита, говоришь?
– Ну да. Они не похожи на толпу туристов и ведут себя совсем по– другому. Больше всего они похожи на отряд военных. Их охранницы повсюду. Крепкие девицы, но страшные, как крокодилы. Они установили свои палатки в Верхнем городе. – Меган поднял куски проволоки и начал возиться с ботинком. Его руки дрожали. – Я предложил им помочь перенести некоторые вещички. Одна из них оттолкнула меня, тут-то я и порвал ботинок. Я споткнулся и чуть не сломал себе лодыжку. – Он сморщил губы. – Приятные люди.
– Я знаю таких. – Дюмарест подошел к нему и взял ботинок с проволокой. – Ну-ка, давай я попробую.
Меган не возражал. Он смотрел на Дюмареста, пытаясь собраться с духом. – Эрл, я…
– Потом, – быстро сказал Дюмарест. – После того, как я разберусь с твоим ботинком, ты можешь показать мне, где я смогу раздобыть нам что-нибудь поесть. – Он был так занят ботинком, что даже не посмотрел на Мегана. – Давай посмотрим, – размышлял он. – Проблема в том, чтобы соединить достаточно крепко, чтобы не рвалось, но в то же время достаточно гибко, чтобы можно было ходить.
Но не это было настоящей проблемой.
Глава 2
На Гате не было смены дня и ночи. Разбухший шар солнца всегда висел над горизонтом, окрашивая свинцовое море в цвет крови. На востоке царила холодная, таинственная темнота. Между светом и тьмой пролегала полоска нормальной температуры. Но только здесь, на этой заполненной водой планете, она касалась сразу и земли и океана. Такая необычная география делала планету уникальной.
– Умирающий мир, – сказал голос. Он был очень мягким и приятным. – Озлобленный пониманием своего неизбежного конца. Немного ревнивый, немного трогательный, очень сильно напуганный и наверняка жестокий.
– Вы говорите о Гате? – Сина Тос, подопечная Матриарши Кунда, смотрела из окна, встроенного в стену палатки. Ей не надо было поворачиваться, она узнала голос. Синтешелк зашелестел, когда высокая фигура кибера Дина приблизилась к ней.
– О чем еще, моя госпожа?
– Я думала, ты можешь подразумевать аналогию. – Она повернулась и посмотрела в лицо киберу. На нем был алый халат, характерный для его класса. Лицо под капюшоном было гладким, без признаков возраста и без эмоций. – Матриарша тоже стара, возможно, немного напугана и наверняка жестока, особенно к тем, кто не подчиняется ее воле.
– Быть правительницей нелегко, моя госпожа.
– Может быть, хуже быть подданной. – Сина отвернулась от окна. Ее лицо под черной копной покрытых лаком волос было бледным. – Перед тем, как мы покинули Кунд, я видела человека, посаженного на кол из полированного стекла. Мне сказали, что его чувствительность к боли повышена, и что он будет долго мучиться прежде, чем умереть.
– Он был предателем, моя госпожа. Казнь выбрали такую, чтобы она стала уроком для тех, кого могут подстрекать к мятежу.
– Это ты им посоветовал? – она сжала губы в ответ на утвердительный кивок. – Итак, ты выступаешь против восстаний?
– Я не противник, я не помощник, я не принимаю ничью сторону. Я советую. Я имею ценность только тогда, когда не принимаю ничью сторону. – Он говорил о своем кредо тем же тоном, каким объявлял бы о начале сражения, об убийстве или о внезапной смерти.
