Николай Раков - Человек без прошлого
Метатель лежал на диване обнаженный до пояса, закинув руки за голову, устремив невидящий взгляд в потолок своей конуры. Рядом на столике стояла початая бутылка виски и одноразовый пластиковый стакан. Моего появления метатель как будто не заметил. Оглядев убогость обстановки, я кашлянул, пытаясь обратить на себя внимание. Бессмысленный взор его голубых глаз вперился в меня, когда он повернул голову. Этот взгляд сказал мне все. Только наркотики и возбудители бросают человека в столь глубокую прострацию после наивысшего напряжения мышц и нервов. На душе стало тяжело.
«Что я хочу от этого человека? Зачем пришел?» — промелькнуло в голове.
Я уже собрался сделать движение в сторону двери, когда четкий бодрый голос предупредил его:
— Что вам тут надо?
Пришлось поспешно представиться. Ведь никогда не знаешь, чем может кончиться очередное интервью. В моей практике некоторые кончались сломанными ребрами и нехваткой зубов. Правда, не всегда у меня. Я, как вы понимаете, могу за себя постоять, но в данном случае совсем не хотелось нарваться на один из его летающих «бумерангов».
Он выслушал мое несколько торопливое представление, сел на диване, взял в руку бутылку и, наливая себе в стакан, сказал:
— Неужели ваша паршивая газетенка заинтересовалась мной? — После чего отрезал: — Я не нуждаюсь в рекламе.
Кадык его сделал движение сверху вниз — и стакан опустел.
Стоять у двери было довольно глупо, и от такой негостеприимной встречи репортерская привычка взяла верх над легкой растерянностью. Надо было брать нить разговора в свои руки.
Широко шагнув, я опустился в обшарпанное кресло, расположенное напротив него, по другую сторону стола.
— Мое появление у вас визит не журналиста, а зрителя, — пояснил я, доставая сигарету, и, дождавшись его разрешающего кивка, закурил.
— Ваше выступление впечатляет. Сколько лет понадобилось, чтобы достичь таких результатов? Я не мог не прийти, увидев, что вы делаете на арене.
Он несколько помедлил с ответом, сверля меня взглядом, изучая и оценивая. Потом наклонился и достал из-под стола второй пластиковый стакан.
Разлив на двоих остатки виски и кивая, по всей видимости, своим воспоминаниям, он отрывисто проговорил:
— Жить захочешь, научишься.
Сделав жест стаканом в его сторону, я отпил глоток.
Наклонив голову, он смотрел в стол, будто что-то там высматривая, потом поднял глаза. Пару секунд рассматривал меня, словно вспоминая, кто я и как сюда попал, и одним глотком осушил стакан.
Второй вопрос задать я не успел.
— Послушай, приятель, — сказал он мягко, но в его голосе отчетливо звучала сталь, — беги к своей красотке и не мешай мне. С тобой ведь обошлись учтиво, правда? — И он кивнул на мой стакан.
Я заглянул в его глаза. В них плескались боль и злоба.
Пожав плечами, я затушил сигарету, поднялся и, выходя, прикрыл за собой дверь.
— Псих… — пробормотал я себе под нос в коридоре.
Ирэн я поймал уже у выхода. Она немного подулась на меня за отсутствие, но через две минуты уже с восторгом делилась впечатлениями. Я завез ее домой и, сославшись на неоконченную статью и завтрашний срок ее сдачи, закатился в бар «У боцмана», где меня хорошо знали и я мог тихо посидеть в одиночестве в своем углу. Метатель никак не шел у меня из головы.
На следующий день я встал совершенно разбитым, с головной болью и ощущением металла во рту. Черт возьми, какой только дрянью не пичкают нас в этих барах!
Впереди была беспокойная рабочая неделя: репортажи, интервью, колонки, в каждой из которых убийства, погони, интимные подробности жизни кинозвезд и сенаторов, а в конце, естественно, количество федов, которые необходимо просадить, как советует на всех углах любая реклама.
Вновь с метателем мы встретились совершенно случайно, через пять дней, в баре «Пиф-паф», что на Эйч-стрит. Он сел к стойке рядом со мной, и его жетон скользнул по поверхности в руку бармена, который таким же отработанным жестом вернул ему через несколько секунд бокал «Желтого Джека». Я сразу узнал чеканный профиль циркача, но подходить не торопился. Отвернувшись к своей соседке, я продолжал разговор, на несколько минут потеряв его из вида. Вновь обратить внимание на метателя меня заставил шум за спиной. Обернувшись, я обнаружил, что он стоит спиной к стойке, а напротив, набычившись, застыли четверо здоровенных парней в одинаковых черных ковбойках. У двоих руки были многозначительно опущены в карманы. Я начал неторопливо слезать со стула. Девица схватила меня за руку и прошептала:
— Не связывайся. Это ребята Слейка. Третий округ их зона.
Но мне было наплевать. Надо было помочь артисту. При этом три года службы в звездной пехоте иногда так и просились из меня наружу, а там встречаться с дилетантами не приходилось. Эти же, на мой взгляд, тянули не больше чем на мелкую шпану, хотя лбы были крепенькие.
Вмешательства не потребовалось. Что он с ними сделал, я так и не заметил. Первые двое упали, как будто их ударили под коленки. Третий покатился по полу, пока не встретился головой с игральным автоматом, и расслабленно вытянулся в довольно неудобной позе. Четвертый все-таки успел нанести удар, но его рука лишь рассекла воздух, а запястье попало в железный капкан захвата. Детина испустил нечеловеческий вопль, который тут же прервался после короткого удара в затылок. На мою долю в этой схватке остался прозаический бросок пивной бутылки в лоб бармена, который собирался сзади нанести метателю удар дубинкой по голове.
Артист стоял в свободной стойке, будто не он только что уложил четырех громил. Он уловил мое движение. Зафиксировал падение бармена под стойку и вновь был готов к схватке, фиксируя происходящее в зале. Я широко улыбнулся, но не успел сказать ни слова, как около нас оказалось четверо волкодавов службы порядка.
— Руки, мальчики, — прорычал старший из них, поводя стволом парализатора. — Ну и что все это значит?
Мы медленно подняли руки за головы и повернулись к наряду спиной.
— Он тут ни при чем, — проговорил метатель, осторожно кивнув в мою строну.
— А ты что скажешь, — пророкотал за моей спиной голос полицейского, и электрошоковая дубинка коснулась моей поясницы.
Когда через несколько секунд я смог разогнуться от пронизывающей боли, мой голос был похож на шипение горячего утюга на мокрой тряпке.
— Я журналист. Пристали эти парни.
Команду «Кругом» я выполнил с громадным облегчением, так как прекрасно знал привычки и методы работы полиции. «Кругом» — это почти наверняка значит, что силовые методы взаимопонимания больше применяться не будут.
Полицейские быстро обшарили наши карманы. Заинтересовали их голубая карточка артиста и мое журналистское удостоверение. Один из полицейских тут же просмотрев их, сунул в щель электронного контролера, висевшего у него на поясе. Сигнала не последовало. Документы были подлинными.
— Пошли, — махнул рукой сержант, указывая на выход, и, пропустив нас вперед, двинулся следом.
Под его конвоем мы вышли в душную атмосферу улицы. В полицейскую «Пуму» заталкивали еще не пришедших в себя парней. Один из них попытался упереться, но моментально получил удар дубинкой по затылку. Обычно за этим следует темнота минут на десять-пятнадцать.
Сержант проводил нас до моей машины, вручив документы, козырнул. Когда он отошел на несколько шагов, я процедил сквозь зубы:
— Боится все-таки связываться с газетой, барбос.
На личном опыте я уже давно убедился, что политика всегда стоит превыше всего. Пресса делает эту политику, а следовательно, чего-то да стоит.
— Спасибо, — сказал мой новый знакомый и, протянув руку, наконец-то представился: — Дин Альбрайт.
— Не за что, — улыбнулся я, пожимая его сухую, холодную ладонь и назвал себя: — Михаил Дымов. Можно просто Мишель.
Открыв дверцу своего автомобиля, я предложил ему жестом руки сесть и, обойдя машину, сам упал на сиденье.
— Куда поедем? — спросил я его, когда двигатель глухо заворчал.
Альбрайт пожал плечами.
— Знаешь что, может, хватит на сегодня развлечений? Ты не против, если мы посидим у меня? Виски, пиво и кое-что пожевать гарантирую.
— Давай, — без всякого энтузиазма согласился Дин. Мотор взревел, и «Пиф-паф» скрылся за углом.
Глава вторая
В которой Дин рассказывает, как взрываются звездолеты и совершаются посадки на неизвестные планеты.
Лед медленно таял в бокале, согреваемом в руке. Медленный шлягер расслаблял и успокаивал. Под столом стояли уже три пустых бутылки, но хмель почему то не брал меня.
Дин утонул в моем старом, глубоком кресле и в полумраке квартиры, я не мог рассмотреть его лицо. Только при вспышках рекламы концерна «Ристинг-инкорпорейшен» на девяносто восьмом этаже стоящего напротив здания, которые временами освещали стену, передо мной мелькали его еще более обострившиеся скулы и глубоко запавшие глаза, устремленные куда-то вдаль.
