Евгений Гуляковский - Лабиринт миров
— Идите сюда! — прокричал он остальным, и его голос глухо понёсся вверх вдоль скалы, отражаясь и дробясь многочисленным эхом от её каменных уступов.
Сразу трудно было что-нибудь понять. Ничто не указывало на искусственное происхождение хода. Это могла быть самая обыкновенная расселина.
— Возможно, скала дала трещину после удара, — заметил Физик.
Один только Доктор не принял этого объяснения.
Они спускались по наклонному дну и, судя по времени, были уже значительно ниже поверхности планеты.
Неожиданно лаз резко вильнул и оборвался. Перед ними открылось огромное пространство, слабо освещённое рассеянным дневным светом.
В полумраке нельзя было рассмотреть противоположных стен гигантской подземной выемки.
Прямо под ними раскинулась странная путаница огромных параллелепипедов, полусфер и усечённых пирамид. В сером неверном свете, пробивавшемся сверху, в переплетении геометрических форм чудилось какое-то движение.
— Это город… — прошептал Физик.
— Это не город, — холодно возразил Доктор.
10
Это не было городом. Это не было ничем привычным.
Геометрические конструкции, выглядевшие сверху не очень большими, оказались до тридцати метров в высоту.
— Может, это минеральная жила? Скопище гигантских кристаллов? — спросил Физик.
— А что? Очень похоже. Вон те полосатые, отливающие золотом кубы похожи на кристаллы пирита. Странно, что здесь совсем нет пыли и никаких обломков. — Кибернетик недовольно пожал плечами.
— Очень чистое место, — согласился Доктор.
Они обогнули очередную гигантскую пирамиду, загородившую и без того узкий проход.
— Это плохо, что нет пыли, — пробурчал Кибернетик.
— А зачем тебе пыль? — не понял Доктор.
— Нет следов робота, как мы его найдём?
— Мне кажется, он уже выполнил свою роль… — тихо сказал Практикант.
— Ты думаешь, у него специально сменили программу?
— По-моему, они решили, что нам уже можно показать это место.
— Но зачем, и что это такое?
— Я не знаю, — удручённо сказал Практикант. — Но в переданной мне информации было упоминание о каком-то месте на планете, которое мы должны найти. Наверное, оно имеет отношение к эксперименту…
Стену пирамиды, вдоль которой они шли, пересекала широкая неровная трещина. Они увидели её не сразу, слишком маленькое пространство выхватывали из мрака их тусклые фонари. Зато теперь, остановившись около пролома, они обнаружили, что толщина стен пирамиды не превышает полуметра.
— Пустые… Значит, внутри они пустые. Но тогда это не кристаллы.
В желтоватых конусах света аккумуляторных фонарей внутренности расколотой пирамиды казались мозаикой тёмных и светлых пятен.
— Похоже на здание со снятой передней стенкой.
— Мне это напоминает срез живой ткани под микроскопом, — неожиданно твёрдо сказал Доктор. — Видите, это стенки клеток, а вон там — сосуды.
— В такой клетке свободно поместятся два слона.
— Думаешь, это окаменелости? — спросил Физик.
— Если бы не размеры, я бы в это поверил.
Нижний ряд ячеек, разорванных трещиной, напоминал небольшие комнаты правильной геометрической формы.
— Восьмигранные призмы. Не очень смахивает на клетку, а?
— Да… — задумчиво сказал Доктор. — Живая клетка не в ладах с геометрией, а эти ячейки слишком похожи друг на друга.
— Не совсем, — мрачно сказал Кибернетик. — Во второй от края есть ход.
— Где?
— Да вон там, левее.
— Может быть, на сегодня хватит? — спросил Физик. — Давайте отложим на завтра дальнейшие исследования.
Все валились с ног от усталости, и предложение Физика не вызвало возражений.
Поздно ночью Райкова разбудил Доктор.
— Не могу я спать, Дима, — пожаловался он. — Всё время перед глазами этот «улей». Что-то в нём есть очень знакомое, а что — не могу понять. Давай ещё раз посмотрим, ты не возражаешь?
— Может быть… лучше завтра?
— Ну, какая тебе разница! Конечно, если не хочешь, я пойду один. Мне очень важно посмотреть на него именно сейчас. Мне кажется, я вспомню нечто важное, а до утра всё забудется; вначале я думал, что это новый лабиринт для крыс. Но там нет лабиринта. Кто знает, может быть, стоит попробовать ещё раз, прежде чем мы сядем в ту капсулу… — Больше он ничего не добавил и не сомневался, что после этой фразы Райков не сможет ему отказать.
— Небось Физика ты не стал будить, знал, что с ним этот номер не пройдёт!
Поворчав ещё немного, Практикант вылез из мешка. Ночь здесь была очень светлой, гораздо светлее, чем в ущелье. Фиолетовое свечение атмосферы пропитало все предметы призрачным светом. Не было даже теней.
До пирамиды они добрались без всяких приключений. Ватная тишина подземелья действовала угнетающе, и Практикант пожалел, что поддался на уговоры Доктора.
Доктор отрешённо разглядывал каменные ячейки.
— Ну что, — нетерпеливо спросил Практикант, — может быть, хватит? Пойдём обратно?
— Ты заметил, от периферии к центру площади геометрия тел усложняется, с каждым рядом сингония на порядок выше. Сначала это пирамиды и конусы, потом гексаэдры, октаэдры и так далее…
— Ну и что?
— Я никогда не любил математику. А здесь на меня это действует, неужели ты не чувствуешь? Тут что-то грандиозное, какая-то застывшая мелодия. В этих фигурах, линиях есть стройность, логическая завершённость, словно кто-то решал неизвестное уравнение, а вместо графиков чертил пространственные объёмные фигуры. Ошибался. Начинал сначала. Всё ближе и ближе подходил к решению, но так и не смог довести до конца свою титаническую работу. Намечено, логично развито — и не закончено… Почти понятно, и всё же невозможно ухватить суть. Словно гонишься за собственным хвостом, всё время увеличивая скорость, кажется, что решение близко, совсем рядом…
Геометрический лабиринт чем-то походит на живую материю, и в то же время он страшно чужой, даже враждебный ей… Живая материя хаотична и непоследовательна в своём развитии. Она эмпирична. Здесь всё иначе… А если это оттого, что наш опыт не в состоянии подвести математический фундамент под биологию? Может быть, поэтому мы не можем понять? А, как ты думаешь?
— Не знаю. Кроме каменных стен, я ничего здесь не вижу. Никакого смысла.
— Жаль… Мне казалось, ты должен понимать лучше…
— Думаешь, после контакта я стал другим? Что-то во мне изменилось?
— Такое сильное воздействие не могло пройти бесследно. Их логика и разум должны были стать тебе понятней. Но, наверно, я ошибся. Ничего. Всё равно мы в этом разберёмся. Должны разобраться. Слишком это нужно Земле.
— А ты всё ещё веришь, что мы сможем вернуться?
— Ничего я не знаю, кроме того, что мы не остановимся. Будем до конца бороться за то, чтобы передать Земле всё, что мы уже знаем и что ещё узнаем на этой планете. Подожди меня здесь. Я хочу посмотреть, как выглядят эти ячейки изнутри.
— Пойдём вместе.
— У меня такое ощущение, что человек должен входить туда один.
Доктор шагнул к пролому и почти сразу пропал в темноте.
Практикант опустился на камень. В абсолютной неподвижности и тишине подземелья, казалось, остановилось даже время.
Доктор уверенно свернул направо, словно кто-то позвал его. Прошёл через длинную галерею одинаковых цилиндрических ячеек и ещё раз повернул направо. Небольшая восьмигранная ячейка, в которую он вошёл, почти ничем не отличалась от предыдущих. Но в центре стояло странное сооружение. Доктор направил на него луч фонаря.
— Похоже на каменное кресло… А сидеть в нём должно быть удобно, только холодновато, наверное…
Он приподнял фонарь и увидел, что потолок ячейки напоминает сферическое зеркало. Зеркало было совершенно черным и блестящим. Прикинув фокус сферической поверхности потолка, Доктор решил, что он должен оказаться как раз на уровне головы сидящего в кресле человека, если только там должен был сидеть человек… Ну что же, собственно, только это ему и осталось проверить, за этим он и пришёл…
Какой-то очень знакомый звук послышался Доктору. Звук из далёкого детства. Он не сразу понял, не сразу узнал его, но, почему-то улыбнувшись, сел в кресло и, уже сидя, словно в тумане, вспомнил, что звук был похож на школьный звонок. Потом звук стал нотой выше, перешёл в надоедливый комариный писк, будто в затылок человеку входило противно визжащее сверло.
Доктор задвигался, усаживаясь поудобнее. Звук стал гораздо громче, пониже тоном. Теперь он больше всего походил на сердитое гудение большого шмеля, запутавшегося в траве… Одновременно Доктору показалось, что на потолке движется какая-то тень. Нет, не тень. Скорее, туманное светлое пятнышко, более светлое, чем общий фон потолка. И не одно. Вот ещё, и следующее. Все бегут от периферии к центру, там гаснут, на смену им бегут новые. Контуры неясны, размыты, и ничтожен контраст, на пороге его зрения едва уловимая тень. Доктор повернул голову и сразу обнаружил, что тон непонятного звука связан с местоположением его головы, а ещё через минуту установил, что звук становится наиболее громким, если голова находится точно в фокусе каменного зеркала потолка.
