Юрий Гулин - Герцог Клим

Сразу после этих слов, две головы, за исключением отрешенно наблюдавшей за происходящим левой, изрыгнули волну пламени, после чего драконья туша резво бросилась вперед, чтобы когтями и зубами завершить начатое огнем. Однако оба вышеперечисленных действа пропали даром. Поскольку ни Снегова, ни Зория на прежнем месте уже не было. В самом начале драконьей атаки, они, прикрывшись огненной завесой, отскочили в стороны. Поэтому огонь их лишь слегка опалил, а драконья туша пронеслась между ними. Не успел дракон еще осознать, куда подевались эти двое нахалов, как они уже оказались на его спине. Свист двух мечей, рассекающих воздух, слился воедино, и две драконьи головы покатились на землю. Затем Зорий, видимо в пылу сражения, занес меч над третей головой, но его удар парировал своим мечом Снегов.

— Ты чего? — изумился Зорий.

— А ты чего? — урезонил его Клим.

— Да, действительно, чего ты? — поддержала Снегова сохранившая связь с туловищем драконья голова. Я-то тебе что сделала?

Зорий враз остыл, спрятал меч в ножны и спрыгнул с дракона на землю. То же самое проделал и Снегов. А драконья голова принялась зализывать раны на двух других шеях, которые уже почти перестали кровоточить.

— У меня отличная свертываемость крови! — похвасталась, завершив свое дело драконья голова.

— И как ты дальше будешь жить, одна одинешенька? — участливо спросил Клим.

— Почему это одна? — удивилась драконья голова. — Через месячишко отрастут новые головы, а уж я их воспитаю по своему усмотрению!

Расставшись с драконом, путники двинулись дальше по дороге выложенной изумрудным кирпичом. Примерно через час они устроили привал вблизи небольшого водопада. Прозрачные струи с легким шумом падали с высоты примерно десяти метров, разбивались о камень на тысячи брызг, которые затем вновь собирались воедино и продолжали свой путь уже в виде говорливого ручейка. Пока Зорий, в тени какого-то могучего дерева, расстилал на мягкой траве большое покрывало, Клим избавился от шляпы и перевязи, скинул жилет и рубашку и, оставшись по пояс обнаженным, отправился к водопаду. Там он с наслаждением ополоснул лицо и тело холодной водой, после чего отправил несколько пригоршней живительной влаги внутрь себя. Подошел Зорий, так же обнаженный по пояс, молча кинул Снегову полотенце и, в свою очередь, приступил к водным процедурам, а Клим, вытираясь на ходу, отправился к биваку. По краям покрывала были расстелены два тонких матраца, а между ними, на небольшой скатерти, все было приготовлено для трапезы: несколько небольших хлебцев, миска с кусками какого-то мяса, фрукты и овощи. Там же стояли два кубка и бутыль с какой-то жидкостью: то ли с водой или соком, то ли с вином — Снегов проверять не стал. Жажду, он уже утолил, а есть ему не хотелось: настолько свежи были в памяти подробности недавней «мясорубки». Скинув обувь, Клим растянулся на одном из матрацев и прикрыл глаза. Сквозь постепенно охватившую его дрему он еще слышал, как вернулся Зорий, который, судя по отсутствию характерных звуков, к еде тоже не притронулся, потом пришло блаженное забытье…

Проснулся Клим сразу — без какого-либо перехода от сна к яви. Чувствовал он себя свежим, и пребывал в прекрасном расположении духа. Легко вскочив с матраца, он подхватил сушившееся на ветке дерева полотенце, и рысцой направился к водопаду, не озаботившись надеть на ноги башмаки. Клим еще только приступил к омовению тела водой прохладных струй, когда к нему присоединился Зорий. Вернувшись к биваку, оба на этот раз не отказались от еды перед дорогой. Правда, к мясу ни тот ни другой так и не притронулись, ограничившись растительной пищей. Снегов завершил трапезу стаканом отличного сока — именно он был налит в бутыль, стоящую на скатерти. Одевшись и обувшись, Клим и Зорий свернули бивак и продолжили путь.

Зеленоватое солнце уже клонилось к закату, когда горы, наконец, расступились, и дорога из изумрудного кирпича вновь вывела путников в долину. А едва дневное светило стало цеплять верхушки дальних деревьев, они свернули с дороги и прошли через нечастый лес к небольшой поляне, что раскинулась по-над речкою, неширокой и ленивой настолько, что было непонятно: течет ли она вообще? Пока Зорий обустраивал бивак, Снегов, вновь разоблачившись по пояс и скинув башмаки, сидел над речным берегом, свесив ноги с невысокого обрыва, и наблюдал как зеленоватая вода, по мере того как солнце все глубже садилось за лес, приобретает малиновый оттенок…

Костер на ночь разводить не стали: теплая погода и отсутствие докучливых насекомых вполне позволяли обойтись без него, ограничились лишь легкими одеялами…

На следующее утро, когда ночной мрак только-только начал уступать место предрассветному сумраку, Клим и Зорий, поеживаясь от бодрящей прохлады, уже направились к реке, чтобы умыться. После этой незатейливой процедуры, они вернулись в лагерь, оделись, позавтракали и стали собираться в путь. На дорогу мощеную изумрудным кирпичом они вышли вместе с первым солнечным лучом, который, подпрыгнув над деревьями, брызнул им под ноги целым каскадом зеленых искорок. А когда Изумрудная звезда уже приближалась к середине своего дневного пути, путники вновь оказались перед развилкой. Правда на этот раз уходящая влево дорога была вымощена обыкновенным булыжником. Клим спросил у Зория, что написано на дорожном указателе, стрелка которого указывала влево.

— Город Гуд, — ответил тот, — но нам совсем не обязательно туда заходить. Дорога из изумрудного кирпича обходит его стороной.

Снегов кивнул в знак согласия, и хотел, уже было, продолжить путь по изумрудной дороге, но тут со стороны города донесся звон колокола. И было в этом звуке столько тоски и безысходности, что человеческое сердце Клима дрогнуло. А звон повторился и второй, и третий, и четвертый разы. В городе явно готовилось нечто неправедное. Почему Снегов так решил он объяснить не мог, но в правоте своего предчувствия не сомневался.

— Пойдем, посмотрим, что там происходит, — сказал он Зорию, и решительно направился по направлению к городу.

Оруженосец не стал прекословить и, молча, последовал за ним.

Городок не казался большим. Уже на входе в него до ушей Снегова и Зория донесся отдаленный шум толпы, который только усиливался по мере их продвижения вглубь городских кварталов. Вскоре улица вывела их на большую площадь заполненную народом. И хотя толпа стола очень плотно, перед Снеговым и Зорием она расступилась, освобождая им проход к месту событий. Таковым оказался высокий двухъярусный помост в самом центре площади. На верхнем, более узком ярусе стояло кресло, в котором восседал крупный мужчина в роскошных одеждах. На нижнем, гораздо более широком ярусе, стояло несколько военных, плаха с воткнутым в нее топором, рядом с плахой палач в черном капюшоне («Почему не в зеленом?» — не к месту подумал Клим). Ниже и напротив кресла с восседающим в нем вельможей, лицом к нему стояли двое мужчин, руки и ноги которых были закованы в кандалы. При виде приблизившихся к помосту Снегова и Зория мужчина в кресле воскликнул хорошо поставленным громким голосом:

— Какая честь! Сам Лорд-носитель пожаловал к нам. Эй, люди: кресло для милорда! — Кресло возникло невесть откуда и его тут же водрузили рядом с креслом вельможи. — Почтительнейше прошу Лорда-носителя занять подобающее его высокому сану место.

В голосе вельможи действительно слышались уважительные нотки, хотя встать с кресла он так и не удосужился. Оглянувшись на Зория и встретив его подтверждающий взгляд, Снегов проследовал на помост и, пройдя мимо кандальников, поднялся на второй ярус. Кивнув в знак приветствия вельможе, он опустился в приготовленное для него кресло. Зорий остался на первом ярусе, рядом с кучкой военных.

— Итак, продолжим разбирательство! — произнес вельможа после того как волнение вызванное появлением Лорда-носителя улеглось.

«Значит, у них тут происходит судебный процесс, — подумал Снегов, — и я становлюсь как бы в него вовлеченным. Скверно! Может зря я не послушал Зория и не обошел Гуд стороной?».

Пока Клим перепирался со своей совестью, вельможа продолжил исполнять свои обязанности.

— Порошу господина прокурора громко, чтобы всем было слышно, изложить суть дела, — произнес он.

На нижнем ярусе помоста, один из военных отделился от остальной группы и, заняв позицию, позволившую ему не оказаться совсем спиной к вельможе, заговорил, как ему и было велено, громовым голосом:

— Ваша светлость Лорд-носитель, ваше превосходительство господин наместник, жители города Гуд! Третьего дня главный лесничий нашего наместничества, капитан «Изумрудной стражи» Леоний, обвинил фермера Федория в нанесении ущерба Казне, выразившемся в якобы незаконной порубке деревьев, и приговорил его к отсечению правой руки. Однако приведение приговора в исполнение было отсрочено в связи с рассмотрением жалобы Федория, в которой он обвинил Леония в клевете. Поскольку факт клеветы подтвердился, — Леоний обвинил Федория из-за возникшей между ними несколькими днями ранее ссоры — то сегодня они оба предстали перед судом наместника.