Тони Гонзалес - Век эмпирей
Кейтан сделал небольшую паузу для умеренного взрыва аплодисментов, в то время как амаррский посол демонстративно зевнул.
— Поскольку технологии наших цивилизаций растут, это также увеличивает нашу ответственность в деятельности по сохранению мира. С союзом человека и машины мы сделали первые маленькие шаги вперед, в век пост-гуманизма, когда наука освободила человечество от оков смерти. Капсулиры — вершина, эмпирей нашего века; они — наши звездные пастыри; и эти времена, несомненно, будут названы самыми выдающимися в истории человечества.
Устрашающие обязанности, которые идут рука об руку с этим прогрессом, бросают нам один великий вызов за другим. Я уверен, что некоторые из них мы успешно преодолеем. Но мой опыт говорит мне, что другие, трагические препоны останутся непокоренными, препятствуя продвижению человечества вперед и преграждая путь свету просвещения. Я говорю это, потому что снова и снова в стенах этой священной Ассамблеи наши попытки достичь фундаментальных изменений и добиться полного равенства в правах терпели неудачу.
Модератор КОНКОРДа нахмурился, его коллеги сохраняли спокойствие.
— Я всегда находил удивительным, что у нас есть желание и средства, чтобы достичь целей, кажущихся невозможными, строя корабли-титаны или создавая океаны на мертвых планетах, и все же здесь мы не можем договориться о фундаментальных принципах человеческого общежития. Тишина в этом зале прямо сейчас, когда я произношу эти слова, говорит мне, что средства здесь имеется, но то, в чем мы испытываем недостаток, это — желание. Я стою перед вами, как посол порабощенной расы, говоря с аудиторией, в которой находятся поработители, и спрашиваю себя: как мы выжили, мы, в Новом Эдеме, когда определение человечности остается настолько неуловимым, настолько прозрачным для столь многих?
Из амаррского сектора послышались выкрики неодобрения, минматары и галленте со своих мест, напротив, выражали свою поддержку.
— В течение многих лет я изучал историю, созданную этой Ассамблеей, и убежден, что история будет судить о нашем поколении по тем достижениям, которых мы не достигли. Так часто добрая воля служила маской безразличия; люди, стоявшие на этом самом месте, оскорбляли мою Республику пустыми обещаниями, игнорируя просьбы послов, подобно мне просящих увидеть причину, вместо того чтобы эгоистично бежать от нее.
Ропот прошел по рядам амарров, сидевших за послом Саалом, который теперь ухмылялся.
— Моя нация получила место в этой Ассамблее, и все же правителям, которые плюют на нашу свободу, также разрешено разделить эту честь. Есть ли большее оскорбление, чем это? Здесь они могут участвовать в принятии законов для предполагаемого блага Нового Эдема, когда тяжкое положение миллиардов внутри их собственных границ вопиет о помощи. Почему дозволено сохранять столь явное лицемерие? Какое оправдание мы здесь, в Ассамблее, можем дать, дозволяя существование жестокой империи, которая приветствует рабство, торгует в своих пределах женщинами и детьми моего народа, подобно скоту, держит их с помощью наркотиков в повиновении и затем появляется в этом священном зале под предлогом дипломатии и доброй воли?
Посол Саал вскочил с места.
— Я слышал достаточно! — закричал он, когда аудитория взорвалась криками разногласия. — Я не для того проделал весь этот путь, чтоб быть оскорбленным новичком. Как ты смеешь!
Призвав к порядку в зале, модератор КОНКОРДа бросил на Кейтана яростный взгляд.
— Посол Юн, заканчивайте вашу вступительную речь немедленно. Пожалуйста, займите свое место.
Кейтан, воодушевленный приемом, подчинился. Сектор галленте аудитории встретил его стоя, но, удивительно, многие из минматаров все еще сидели.
— Посол Саал, — продолжал модератор. — Я дозволяю вам краткий ответ.
— Ответ? — Амарр взбежал на трибуну. — Какой ответ может быть дан человеку, который видит во мне, отце двух прелестных юных дочерей, чудовище, лишенное понятия о человечности? Я посвятил себя Богу, миру и тому, чтобы перекинуть мост через пропасть между нациями, к чему призывали нас наши возлюбленные императоры!
Настроение аудитории полностью переменилось. Теперь амарры громко выражали свое одобрение, а галленте шикали от возмущения.
— Мне жаль вас, посол Юн, — ревел Саал, обратив лицо к Кейтану. — Я жалею вашу осажденную нацию и горькое прошлое, которое разделяет наши народы. Но те «крики», которые вы слышите, раздаются из ваших пределов, не моих! Вы обвиняете нас в практике рабства, но это ваша нация разорвала себя на части. Амарры — единый народ, объединенный Богом. Вы, минматары, всего лишь разрозненные банды и племена, которые тысячами лет все еще борются друг с другом за земли и пропитание, и все еще совершая неописуемые дикарские действия, невозможные в нашем государстве!
Да как вы смеете читать мне лекции о человечности, посол Юн, когда ваш народ неспособен прокормить себя!!! В Империи никто не лишен справедливой награды за повседневную работу. В пределах наших границ на столе каждого — мужчины, женщины и ребенка — обильное пропитание! Мы обеспечиваем духовное развитие и укрепляем семейные узы, независимо от социального статуса! Печально, но факт, посол Юн, — не все люди способны стать королями. Некоторые из нас должны возделывать поля, в то время как другие возвышаются, чтобы стать капсулирами. Мы признаем, что Бог даровал нам всем различные силы, но это не делает нас поработителями!
Амаррский сектор исходил приветственными криками. Кейтан с отвращением покачал головой.
— Правда, посол Юн, состоит в том, что мы являемся образцовым обществом Нового Эдема и что так называемая «Республика» Минматар не выжила бы без нашей помощи, начинаясь с реформ императора Хейдерана, борьбы за мир императора Кор-Азора, а теперь гофмейстер Карсот, который — в своем безграничном великодушии — увеличил программы помощи, установленные обоими императорами для вашей нации. Бог ведает, что мы предлагали наше сострадание и старались помочь бедным душам минматаров. И мы поступали так при противодействии реальных повелителей вашей страны: коррумпированных, бесхребетных лидеров вашей Республики! И это… это благодарность, которую вы обязаны нам выказать?
Посол Саал обернулся к модератору КОНКОРДа.
— Ваша честь, как долго я вынужден буду терпеть клевету и неуважение перед членами этой Ассамблеи?
— От имени Ассамблеи КОНКОРДа примите, пожалуйста, наши самые искренние сожаления, — примирительно сказал модератор. Затем его лицо потемнело от гнева. — Посол Юн, ваше поведение и обвинения полностью недопустимы. Мы ожидали от человека вашего положения и репутации способности лучше выносить суждения, особенно во время первого выступления в качестве участника Ассамблеи!
— Ваша честь, я прошу возможности привести контраргументы…
— Отклонено, посол! — вскипел модератор. — Здесь не время и не место для перепалок, и я не допущу новой выходки! Мы и так задержались с повесткой дня из-за ваших эгоистичных замечаний, а потому вы отстранены до конца этой сессии.
— Как? — Кейтан был ошеломлен. — Как вы можете…
— Вы замолчите тут же, посол, или ваше отстранение будет окончательным! Объявляю перерыв на десять минут. Мы приносим извинения за непредвиденную задержку!
Огни, освещавшие членов Ассамблеи, померкли, и аудитория взорвалась хором выкриков и противоречивых суждений. Дроны с камерами плыли по амфитеатру, следуя за Кейтаном на его пути к выходу, фиксируя безошибочное унижение на его лице. Осознание, что он наивно попытался добиться слишком многого на этом политическом форуме, безотносительно к законности требований, заставило его дыхание стесниться. За это ему придется ответить и здесь, и перед его возлюбленной Республикой.
14
Уставившись на море звезд снаружи, Кейтан сидел в оцепенелом молчании, снова и снова мысленно переживая свой провал на Ассамблее КОНКОРДа. Из множества личных ошибок, совершенных за сорок два года жизни, не было ни одной, которую бы он больше желал исправить.
«Как я мог быть настолько глуп? — задавался он вопросом, краем глаза отмечая, что шаттл проходит через звездные врата. — Я уже должен был понимать, что не следует высказывать кому-либо свои страстные стремления, не говоря уж об Ассамблее». Оглядев каюту, он возблагодарил судьбу, что на борту не было других пассажиров. Лишние расспросы были бы невыносимы, и кроме того, он предпочитал побыть в одиночестве перед встречей с премьер-министром. «Перед ней я признаю свой личный провал, — решил он, — и что ее сомнения относительно моего назначения были хорошо обоснованы».
