Алекс Орлов - Конвой
– Ваш ответ «нет», директор? – спросил тогда Дзефирелли, уставившись на Штейнберга своим стеклянным взглядом.
– Мой ответ «я еще не сошел с ума»… – в тон Колину ответил директор, и Дзефирелли с сожалением покинул кабинет.
Он опять пропал на пару месяцев, и снова Штейнберг тешил себя надеждой, что недоброжелатели свободного агента сведут с ним счеты.
Однако Сумасшедший Дзефирелли проявился совершенно неожиданно. На самом оживленном перегоне Онслейм – Дижанейро, где контрабандисты чувствовали себя спокойно, шестерка «СИ-москито» без опознавательных знаков атаковала конвой, с ходу уничтожив два рейдера, принадлежащих частной охранной структуре. Продемонстрировав серьезность своих намерений, командир отряда «москито» честно предупредил, что ему нужен только один из трех танкеров – тот, команда которого согласится подписать чистосердечное признание.
Капитан одного из судов опередил своих коллег и сдался, остальные два судна были тут же расстреляны – как и было обещано.
Поняв, таким образом, что полное признание и явка с повинной являются единственным шансом к выживанию, команда корабля пустила на борт дознавателей и сдала им всех поставщиков и схему передвижения товаров.
Узнав об этом инциденте, Штейнберг испугался не на шутку. Он опасался, что может лишиться не столько места, но и головы. Однако скандал, не успев разразиться, начал терять основных действующих лиц.
По странному стечению обстоятельств, почти одновременно покончили с жизнью несколько высокопоставленных чиновников, а один из министров регионального правительства захлебнулся в собственной ванне. Несколько начальников бюро службы безопасности были сняты с постов, а часть «ушла на пенсию» с летальным исходом.
Таким образом, спрут потерял несколько щупалец, однако его голова была спасена. Спустя короткое время Дзефирелли снова появился в кабинете у Штейнберга и принес материал на уже мертвых людей. Он понимал, что это уже не так важно, однако по негласным правилам это считалось «чистой операцией», поскольку весь материал был получен «без давления, во время оформления явки с повинной».
К материалам дела прилагалась пачка счетов, которые должны были быть оплачены департаментом.
– Ты ходишь по лезвию, Колин, – сказал директор, подписывая чеки через один.
– И уже давно, – ответил ему Дзефирелли.
– Откуда ты взял столько денег?
– Мне многие должны, – пожав плечами, ответил агент.
Директор ему поверил, поскольку у Дзефирелли на крючке были десятки толстосумов. Этот человек мог бы давно уйти на покой и доить денежки цивилизованным шантажом, однако Дзефирелли был прирожденным бойцом и не признавал другого стиля жизни.
– Ну а «москито» и экипажи? Где ты взял эти машины, и кто согласился на них сесть?
– Про машины ничего сказать не могу – разглашению не подлежит, а пилотов, уволенных по выслуге лет, просто навалом. Отличные специалисты, вся вина которых только в том, что им стукнуло тридцать пять. Еще совсем недавно их увольняли в сорок – Понятно. И кто теперь попадает в зону твоих интересов?
– Есть одно дело, – загадочно произнес Колин, и по его тону Штейнберг понял – свободный агент наметил крупную дичь.
И вот не прошло с того момента и пары недель, как Дзефирелли снова вышел на связь. На этот раз он не появился в департаменте лично, а ограничился сеансом дьюти-лайн.
Известие о том, что на связи Дзефирелли, очень взволновало Штейнберга, и он даже приостановил совещание – таким важным казался ему этот разговор.
– Ну что, кажется, у тебя новости, Колин? – с деланным равнодушием поинтересовался директор, пытаясь по обстановке комнаты, из которой Дзефирелли вел передачу, определить, где он находится. Однако сделать это было невозможно.
– Да, директор. У меня появились фамилии. Я хочу сделать все законно, поэтому сообщаю вам, как моему непосредственному начальнику, суть моих подозрений.
***Когда Дзефирелли перечислил тех граждан Объединения Англизонских Миров, к которым у него были претензии, у директора от лица отхлынула кровь и он стал похож на мертвеца.
Генерал Франсиско Роммель. Четвертый человек в Генеральном штабе, полномочия которого распространялись не только на собственно военную сферу, но даже на материальное снабжение вооруженных сил. Универсальность занимаемого им поста давала генералу бесчисленные возможности пополнять собственный карман, а также прижимать, в случае необходимости, не в меру наблюдательных субъектов.
Следующим был Джулиано Манкуццо. Человек неограниченных связей. Трудно было даже представить, что кто-то смог бы безнаказанно обвинить его в каких-то махинациях, не говоря уже о доведении обвинений до решения суда. Через Манкуццо, как через узел связи, происходило соединение многих тайных и явкых противников, которые лишь через него могли подписывать перемирие.
За Манкуццо шел Филипп Леконт. Профессионал по части биржевых спекуляций, он специализировался на земельном рынке и в результате своей деятельности официально владел земельными участками, в сумме своей покрывающими едва ли не целую планету. Начиная наступление с покупки бросовых земель, Леконт вскоре переходил к атаке на участки, в недрах которых находились полезные ископаемые. Он не брезговал никакими средствами для достижения цели, и со временем достаточно было просто слухов о появлении на местном рынке Леконта, чтобы цены на участки начинали падать – воевать с ним никто не хотел.
На планете Фонти, где жил Леконт, ему совершенно официально принадлежал материк Конго.
И наконец, Эдгар Хубер. Единственный, кто контролировал целиком две планеты – Бронтзее и Орфей. И если последняя была не слишком пригодной для жизни пустынной территорией, то Бронтзее считалась без пяти минут индустриальной колонией.
И хотя Хубер, в отличие от Леконта, не являлся владельцем обширных участков земли, практически вся экономика планет работала только на его карман, прикрытый сотнями компаний с подставными владельцами.
«И с этими людьми он хочет воевать?!» – размышлял пораженный Штейнберг. Тягаться с такой четверкой было не просто опасно – это было бессмысленно. Все равно что пытаться столкнуть вручную величайшую вершину мира – Флибустьер.
– Чем же они тебе не угодили? – придя в себя, поинтересовался директор – По моим сведениям, они похитили десятки тысяч танков с одной из воинских баз хранения и собираются перегнать их в периферийные районы. Думаю, к Прибрежным Мирам.
– Ну хорошо. Что от меня требуется?
– Я прошу денег. Как всегда. – Дзефирелли улыбнулся и уставился на директора своим пронизывающим взглядом прямо с экрана.
«Он знает, – подумал Штеинберг. – Ну конечно, он знает. Иначе не говорил бы с такой оттяжкой. И делает это намеренно, чтобы я сообщил о его инициативе кому следует. И я сообщу, а что мне остается?» Штеинберг давно уже поставлял информацию полковнику контрразведки Майерсу, который – директор был в этом просто уверен – работал на кого-то из этой большой четверки. Дзефирелли наверняка знал об этом и теперь в открытую передавал информацию, чтобы за ним начали охоту. Это была любимая игра Колина – предупредить противника и начать отход, оставляя после себя массу неприятных ловушек.
Штеинберг, конечно, мог бы предупредить своего контрразведчика, что объявление войны – это только ловкий ход, однако он ненавидел своего шантажиста. Да, он был целиком в руках этих подонков, однако никто не мог заставить его сообщать то, что можно было недоговаривать.
– Хорошо, Колин, – после минутной паузы ответил Штеинберг. – Деньги ты получишь.
– Сколько? – сухо поинтересовался Дзефирелли.
– В разумных пределах, но думаю все, что ты сможешь обосновать.
Такая щедрость была для Колина неожиданностью.
От удивления он развел рукам и, загадочно улыбнувшись, сказал:
– Спасибо…
Он понял директора. И директор его тоже понял.
25
Уединившись в «башне», команданте Нагель пребывал в состоянии незапланированной грусти и спонтанного уныния. «Башня» была единственным местом, где вождь Треугольника мог побыть наедине со своими слабостями, не боясь показаться кому-то недостаточно убедительным.
Потерять двенадцать кораблей было обидно. Обидно вдвойне, оттого что этих потерь можно было избежать. Стоило только прислушаться к мнению камрад-генерала Московиц, – но нет, он сам погнал рейдеры в заготовленную западню, и подлые англизоны сделали свое дело.
Последним драматическим действием было уничтожение очень дорогого спутника «Апач». На него возлагались большие надежды – этот аппарат мог определить фактическое наличие в районе вражеских кораблей, однако противник знал об этом, и чудо-спутник был уничтожен точным выстрелом. Прежде такой чистой работы за флотом англизонов не замечалось.
