Александр Зорич - Три капитана
Оставалось брести пешком, благо было недалеко даже с учетом непрестанно дующего ветра. Шадрин выдал нам с Тайной по автоматической винтовке с приемистым магазином, и я сразу почувствовал себя увереннее, едва лишь пальцы легли на массивное, ладное цевье.
Строго говоря, кодекс профессии исстари запрещает журналисту иметь при себе оружие во время работы. Но кто же меня здесь увидит, кроме разве что хлада?
При мысли о снежном монстре я покрепче сжал винтовку, и мы побрели к холмам. Побрели, поминутно увязая в глубоком, спрессованном ветром снегу.
Добрались без приключений, разве что я пару раз буквально задохнулся, случайно «зевнув» порыв ледяной поземки. Тайна вообще держалась молодцом. Она уверенно поднялась на гребень следом за Николаем, и ее глаза возбужденно заблестели.
— Именно так я всё это себе и представляла! Удобней места для зимовья не найти. Сверху прекрасный обзор на случай нападения местной фауны. А внизу можно нарыть ходов и галерей. Воображаю, как они тогда истосковались по свежему воздуху…
Свежего воздуха тут было хоть отбавляй. Равно как и глубоких сугробов, в один из которых я едва не ухнул, что называется, по шейку.
Шадрин сноровисто перехватил мою руку и выдернул меня (ох и сильный же он был!) на островок твердого наста, отутюженный жестокими ледяными вихрями. Как сам беллонец отыскивал их, для меня так и осталось загадкой.
— Там глубоко, — предупредил он. — Большая часть сооружений «восходовцев» давно ушла в снежную толщу. Наверху остались лишь надстройки жилых модулей. Думаю, метров через десять до них можно докопаться. Но это ежели повезет, и в каверну не угодишь. А тогда — тогда костец. Тут на Елани есть каверны как колодцы, ровно бездонное болото. Будет тебя засасывать два часа кряду, и все равно до дна не доживешь, задохнешься.
Еланью Николай уже не в первый раз назвал свою планету. «Вот уж поистине точное сравнение!» — восхитился я. С одной стороны, это и впрямь голая, открытая всем ветрам равнина; с другой же — чистая плешь, чертова лысина еланская, как земные сибиряки с незапамятных времен зовут трясины и топи.
— И там больше ничего… прямо ничегошеньки не осталось? — Обернулась к проводнику Тайна. В глазах ее сквозило разочарование, и только на самом дне этих глубоких зеленых омутов теплились искорки надежды.
— За четыре-то века? — Хмыкнул Шадрин. — Осталось, как же. Да там и пенобетон давно уже в порошок рассыпался, в снег смерзся. Цела только кое-какая арматура, может куски алюминиевой обшивки модулей… У нас тут позапрошлой зимой мой кум, Федька Круглов, хладов промышлял. Так оступился чуток и провалился в каверну. Повезло еще, что только на десяток метров. Покуда мы прилетели выручать, едва кровью не истек — распорол ногу арматурным стержнем, когда в снег уходил.
— А на этих ваших хладов тут и впрямь охотятся? — Во мне вмиг проснулся журналистский зуд. Для статьи нужно будет отписать кой-чего поострей, из местной зубастой экзотики.
— Парка, что на вас, аккурат на хладском меху слажена, — легонько ткнул меня в грудь кулаком Николай и весело осклабился.
— А на тебе, Митраша? — Улыбнулась Тайна, и у меня вдруг что-то заныло в душе больным зубом. Митраша — это, помните, такой герой прозы Пришвина? Тайна еще ни разу не называла меня так — мягко, уважительно, ласково.
— Да почитай то же самое, только помельче, — махнул рукой Шадрин. — Есть тут у нас одна зверушка… Порой случается ее добыть. Мех у нее легкий да теплый — из подшерстка берется.
Он внимательно глянул на мою спутницу и задумчиво произнес:
— А ты, Тайна свет Александровна, видать, здешним подшерстком-то сыта не будешь?
— Не буду, Николай, — кивнула Тайна. — Просто очень хотелось глянуть, откуда начинается вся эта… история. Как знать? Может, больше побывать и не доведется…
И, глядя на меня, пояснила:
— Мы с тобой, Костя, сейчас вроде как на подшерстке стоим. А искать нужно глубже. Шерсть шерстить, уж прости за тавтологию…
У Шадрина запищал вызов рации и он, вполголоса пояснив нам «О, это кстати из „Геостроя“», отошел в сторону поговорить.
Само место навевало размышления на вполне определенные темы, и я поделился своими мыслями с Тайной.
— Вот еще совершенно непонятная для меня вещь, — сказал я. — Допустим, в 2165 году здесь нашли тела космонавтов с «Восхода». Допустим, они промерзли насквозь. В любом случае, с ними должны были работать врачи, прозекторы. По результатам вскрытия и других исследовательских процедур должны быть написаны отчеты. В частности, однозначно указана причина смерти. Для каждого из девяти космонавтов. Причины смерти указаны?
— Да, — ответила Тайна. — Переохлаждение.
Я едва не поперхнулся глупым смешком, хотел выкрикнуть ей в лицо «Ты шутишь, что ли?!»
Но по голосу Тайны было слышно, что она совершенно не шутит, а точно и кратко отвечает на заданный ей вопрос.
— У всех девяти? — Уточнил я. — Одна и та же причина? Переохлаждение?
— Да. Не спрашивай меня, что я по этому поводу думаю. Потому что я, как и ты, думаю, что это какое-то издевательство.
— Конечно издевательство! — С жаром поддержал я. — Цинизм высшей пробы! Не приходится сомневаться, что истинную причину смерти космонавтов решили засекретить, как и другие скользкие моменты…
И вдруг меня как громом поразило. Я замер с приоткрытым ртом, даром что легкие тут же обожгло беллонской стужей.
А потом сказал изменившимся голосом:
— …Хотя нет. Госкомиссии с таким не шутят. И даже секретчики с таким не шутят. Всё, что они хотели скрыть, они просто не стали писать либо изъяли из того варианта отчета, которым ты располагаешь. Но менять текст вот конкретно таким образом они бы не стали. Если там написано «переохлаждение» — значит это все-таки правда. Или, скажем так: это единственная разумная с их точки зрения интерпретация, которую они смогли дать тому, что увидели при вскрытии мертвых космонавтов.
Тайна не спешила со мной соглашаться:
— Но как? Как они могли переохладиться? Да притом все? Ты знаешь, что такое модульный городок? Да самый убогий модульный городок, «Звездный», который построили «гагаринцы» в системе Лаланд по бытовым стандартам какого-нибудь XX века был комфортной усадьбой! А кое в чем и по сегодняшним стандартам! Там же четыре разных, независимых друг от друга варианта отопления! Два «гагаринца» — Осипов и Маркелов — потому и дожили до явления Х-звездолета, что у них там было всё! А ведь они находились на антропофобной планете! А на Беллоне есть воздух, чистая вода, съедобные лишайники, рыба, грызуны в конце концов! И, повторяю, четыре разных отопительных контура! Как в таких условиях девять человек смогли замерзнуть насмерть?
— Вот и я думаю: как?.. — И, помедлив, я добавил:
— Видимо, сами они, по воле случая, замерзнуть никак не могли… Значит это стало следствием чьего-то решения, чьей-то воли… Коллективное самоубийство?
— Фууу, — Тайна поморщилась.
— Согласен — «фу». Но если не самоубийство, то… убийство?
Тайна помолчала, внимательно вглядываясь в мое лицо.
— Кто убийца? — наконец спросила она. — И как насчет орудия убийства?
— Поскольку никаких вменяемых версий у меня нет, то следует предположить, что убийцей стало неизвестное науке существо.
— Здешнее?
— Вряд ли.
— Инопланетянин?
Я замялся. «Инопланетянин»! Звучало дико…
— Что «инопланетянин»? — Спросил Шадрин, подходя к нам.
— А, ерунда, — отмахнулась Тайна. — Как там в «Геострое»? Добро дают?
— Добро-то дают, коли к ним с добром, — ухмыльнулся Шадрин. — Я уж с ними и так, и эдак, но даром что у меня там свояк работает — упорный у них там народец. Ищущий, костец их забери.
— И обрящущий, не беспокойся, — уверенно произнесла Тайна, щурясь от колкого ледяного ветра. — Деньги на сканер я привезла.
Я присвистнул — и откуда у этой девахи деньги на СР-сканер?
Идея Тайны осуществить глубокое сканирование всей местности, прилегающей к району зимовья погибших «восходовцев» в радиусе пары сотен километров мне была понятна и казалась вполне разумной. Ведь в двадцать втором веке госкомиссия, не располагающая СР-сканерами (их тогда еще не изобрели), не нашла тут ничего, что пролило бы хоть квант света на жизнь зимовщиков и уж подавно — на судьбу экипажа «Звезды».
Все находки, включая мертвые тела космонавтов, лишь констатировали состояние ситуации на текущий, конкретный момент 2165 года, были ее мгновенным слепком. Я уже и новый заголовок придумал, похлеще прежнего:
ЗИМОВЬЕ НА БЕЛЛОНЕ — ГИПСОВАЯ МАСКА ПРОПАВШЕЙ ЭКСПЕДИЦИИ
По тем редким, обрывочным фразам и угрюмому виду Тайны, который она напускала на себя всякий раз, едва речь заходила о дневниках Бенцианова и Долгова (они сохранились в крошечных фрагментах; и, увы, эти фрагментики являли собой наиболее полные источники информации по зимовке), я давно догадался, что они выставляли ее далекого предка, командира «Звезды» Петра Алексеевича Надежина, далеко не в лучшем свете. Если только не свидетельствовали прямо: в трагическом исходе всей экспедиции виноват именно Надежин.
