Вспоминая голубую Землю - Аластер Рейнольдс
Матилда отделилась от группы, сделав несколько неуклюжих шагов в его направлении. Она издала урчание и стряхнула грязь хоботом. Не совсем в него, но что-то вроде диагонального предупредительного выстрела поперек его носа. В этом жесте было что-то пренебрежительное, как будто он едва ли заслуживал большего усилия, чем это. Джеффри поднял раскрытые ладони и остался стоять на своем. Такое поведение не было несвойственно Матилде. Это подразумевало не столько враждебные намерения, сколько ритуальное напоминание о ее статусе, подобно тому, как королева могла бы потребовать, чтобы ее придворные приблизились к трону, согнувшись пополам и умоляя.
Остальные пять слонов начали отходить назад, хотя их внимание было поровну разделено между Матилдой и человеком, который прервал их совместный сбор пищи.
Матилда остановилась в десяти шагах от Джеффри. Ее туловище было приподнято, лоб широкий и мощный, как таран. Он едва мог разглядеть ее глаза.
- Я знаю, что произошло, - сказал он, отбрасывая мысли о том, насколько абсурдно это было - разговаривать со слоном. Однако эти слова предназначались не Матилде. - Я сделал то, чего раньше слишком боялся. Я сопоставил ваши передвижения в тот день, когда умер Мемфис. И я знаю, что ты была там. Я знаю, ты была с ним.
Он хотел закончить на этом, развернуться и вернуться к аэролету. Однако теперь, когда этот момент настал, он знал, что всегда будет сожалеть о том, что упустил эту последнюю возможность.
Он озвучил команду, открыл нейролинк. Ее мозг появился рядом с его, две причудливо извивающиеся морские губки, пульсирующие кровью, теплом и бесконечной болтовней электрохимических сигналов. Его собственный центр страха уже был освещен, как футбольный стадион, сияющий в ночи.
Он не терял времени даром. Вплоть до десятка, двадцати, тридцати. Сорок процентов, потом пятьдесят. Ее душевное состояние подчиняло себе его собственное, подавляя его страх, заменяя его чем-то гораздо более близким к раздражению, лишь слегка смягченному настороженностью. До шестидесяти, семидесяти процентов. Образ ее тела разрушил его собственный, исказив его восприятие масштаба. Он был огромным, но крошечным; она была крошечной, но огромной.
На девяноста процентах он позволил нейролинку стабилизироваться.
Он знал, что она сделала. Разум, обрушившийся на него, был разумом преднамеренного и расчетливого убийцы. Мемфис был беспечен, это правда: слишком многое было у него на уме, и когда он отправился выполнять поручения Джеффри, он не принял мер предосторожности, которые обычно были бы его второй натурой. Прежде всего, он совершил роковую ошибку, доверившись Матилде, просто потому, что она ни разу не выказала ни малейшего намерения причинить ему вред.
Должно быть, это было быстро. Возможно, однажды Джеффри наберется смелости просмотреть запись событий, запечатленных ее собственными глазами и глазами других слонов, оказавшихся достаточно близко, чтобы стать свидетелями убийства - их было несколько. Впрочем, на самом деле это не имело значения. Он поместил ее на место преступления, и этого было достаточно.
Насколько легкой была часть? Мемфис был отвлечен, а Матилда приблизилась к нему слишком быстро, чтобы он успел среагировать. Расширение здесь было тонким, Механизм - беззубым. Если бы Робот распознал неминуемый характер этого жестокого и смертельного акта агрессии, он, возможно, что-то предпринял бы. Но времени не было - ни у Робота, чтобы вмешаться, ни у Мемфиса, чтобы спастись самому.
Вопрос "почему" был более умозрительным. Однако у Джеффри была теория.
Матилда совершила это преступление, но на самом деле это была не ее вина. У нее появилась неприязнь к Мемфису, и, учитывая его многолетнее, ничем не примечательное общение со стадом, этому могло быть только одно объяснение. Джеффри внедрил в ее голову идею о том, что Мемфис - убийца слонов.
Потому что это было правдой. Потому что Джеффри знал это всю свою взрослую жизнь, а то и дольше. Он знал это с того самого дня, как Мемфис пришел спасать Санди из ямы - углубления в земле, где был вымыт артефакт. Когда они возвращались к аэролету, следуя по тропинке через рощу деревьев, им преградил путь слон. Мемфис велел Джеффри отвернуться, и он отвернулся на несколько мгновений. Но он не смог удержаться от того, чтобы не оглянуться назад, думая, что Мемфис никогда этого не узнает. И он видел упавшего слона.
Только позже он пришел к полному пониманию того, что произошло в той стычке. Мемфис проник в разум взрослого самца и воспользовался своей человеческой привилегией, чтобы передать команду на убийство его имплантированной нейромашине - приказ о смерти, произнесенный шепотом, одно тихое заклинание, и этого было достаточно, чтобы свалить слона. В любое другое время Мемфис, возможно, рискнул бы послать менее смертоносную команду, которая просто усыпила бы слона.
Но в тот день он не стал рисковать. В его руках были жизни двух детей.
С тех пор Джеффри хранил воспоминание о том дне, настолько ставшее частью его самого, что он едва замечал это. Мемфису этот поступок не доставил никакого удовольствия; он сделал это не потому, что презирал быка или боялся его, а потому, что у него был абсолютный и обязывающий долг заботиться о подопечных детях, который имел приоритет над всеми остальными соображениями. Он прибегал к смерти только в крайнем случае, и, насколько было известно Джеффри, это был единственный раз, когда Мемфису пришлось убить другое существо. Убейте, а не оглушите, чтобы бык никогда не причинил вреда другому человеческому существу. Джеффри не сомневался, что этот поступок встревожил Мемфиса в последующие дни.
Но свидетелей этого поступка не было, и бык не был частью стада. Действительно ли возможно, что решение Матилды убить Мемфиса могло быть каким-либо образом связано с тем инцидентом из детства Джеффри?
Однако дело было не совсем в том, что не было свидетелей. Джеффри сам видел, что произошло, или, по крайней мере, его последствия. И годы спустя он приветствовал появление Матилды в своей голове.
Он вспомнил то время, когда позволил нейролинку передать свое психическое состояние к ней, позволив ей разделить боль от укуса скорпиона. У него не было сознательного воспоминания о том, что Мемфис ассоциировался у него со смертью быка. Но не передал ли он случайно эту ассоциацию Матилде? Неужели он, открыв свой разум, внушил ей символическое представление о том, что Мемфис убивает слонов?
Он хотел отбросить эту идею как абсурдную. Но чем
